герцог.
– Нет, не знал.
– Лжешь, – рокочет Горго.
– Убедите меня, – говорит герцог, но я не знаю, с чего начать. – Не прибавит ли вам красноречия граната во рту? У меня на борту есть некоторое количество. – Он кивает на яхту, стоящую на посадочной площадке рядом со строящимся этажом.
– Я что, похож на идиота? – хмыкаю я. – Если бы я знал, то ушел бы. Черт, да я бы застрелил человека, попросившего меня сделать это! Есть разница между смелым и глупым. И я знаю, какой стороны держаться.
– В самом деле? – не верит герцог. – Ваша репутация говорит о другом. Такое впечатление, что вы… прямо-таки стремитесь умереть.
– Опять… – Я закатываю глаза и чувствую колющую боль где-то за глазницами.
– Четыре ваших ограбления проведены средь бела дня. Почти всегда – в присутствии зрителей.
– Я работаю через посредников. Через третьих лиц. Иногда они умалчивают о деталях, касающихся работы. В данном случае – о важных деталях. Скажем, о том, под чьим покровительством находился артефакт. – Я подаюсь вперед, стараясь быть убедительным, потому что моя жизнь сейчас зависит от того, поверит ли он моим словам. – Я не крыса. И я не играю с синдикатом. У каждого должны быть свои принципы.
Теперь я каждую секунду жду прикосновения к шее прочной карбоновой проволоки. Или укуса одной из марсианских гадюк, которых шипы – подонки из синдиката – любят импортировать просто забавы ради. И последним, что я увижу, будет этот смазливый высокомерный главарь бандитов, развалившийся в кресле, словно король Вселенной, при том что в прошлом он был всего лишь секс-игрушкой. Эти нувориши думают, что у всех остальных короткая память. Ах если бы!
Но проволока не появляется. Как и гадюка.
– В садах нас учили телесной эмпатии, а также искусству танца теней – как соразмерно подражать языку тела, чтобы человек почувствовал себя непринужденно, – говорит герцог. – Подобный прием способствует установлению эмоционального контакта. Благодаря этому я чертовски хорошо вынюхиваю лжецов. – Кажется, он презирает свое обучение, но все равно откидывается на спинку кресла и принимает позу – зеркальное отражение моей. Поникшие плечи, расставленные ноги – идеальная копия. – У вас, мой дорогой, нечестное лицо, поэтому легко понять, когда вы говорите правду.
– Так вы мне верите?
– Да.
Я колеблюсь.
– Тогда я могу идти?
– Какой это был бы приятный мир! Хотя вы не ведали, что творите, совершая ограбление музея, ваш поступок, как вам известно, является преступлением не только против меня, но и против самой королевы. Так что, боюсь, вы не можете просто уйти. – Он сочувственно улыбается. – Лично я отпустил бы вас, будь это все только между нами. Я вижу, насколько я вас напугал. Честно говоря, зачастую этого наказания достаточно. Но увы, теперь дело касается не только нас двоих. Об этом стало известно другим. Герцога Длинные Руки оставили в дураках. Я не могу допустить такого. – Он подается ко мне, ложась грудью на стол. Жилка на его виске пульсирует. – Это абсолютно неприемлемо. Как сказал однажды старый Каменный Рыцарь, милосердие поощряет негодяев. Мы с вами имеем несчастье плавать в море, кишащее злодеями. Долг существует. Его надлежит оплатить.
Я не могу сообразить, что сказать, как отвертеться. Его слова рождают всплеск страха в моей душе. Они собираются меня серьезно покалечить.
– Пожалуйста, не волнуйтесь. Несправедливого наказания не будет. Если бы вы перешли дорогу герцогу Длинные Ноги, то до конца жизни ковыляли бы на вживленном металлическом протезе. А если бы оскорбили герцога Длинный Язык, то невнятно лопотали бы, как чернозубый из Затерянного города, – тот главарь куда более жесток. Ну а я заберу лишь вашу руку, причем не самую любимую. – Он улыбается, а Горго проскальзывает вперед. – Обещаю.
Вот теперь появляется удавка. Горго сзади накидывает мне на шею тонкую проволоку и сдавливает – не так сильно, чтобы прорвать кожу или раздавить трахею, но достаточно ощутимо, чтобы дать понять: это произойдет, если потребует главный. Я цепенею.
– И какую же руку не жалко отдать? – интересуется герцог. – Вы задолжали мне. Выбирайте. – Я пытаюсь откинуть голову, но мешают пальцы Горго толщиной с картофелину. – Ну же.
Рассудок покидает меня. Во рту пересохло, я дрожу.
– Л-левую, – выдавливаю я, когда натяжение гарроты ослабевает.
Герцог кивает своим головорезам, и они хватают меня за левую руку. Я в ужасе смотрю, как он берет пилу для кости и включает ее. Бритвенно-острые зубцы вибрируют. Накатывает паника. Воспоминание о том, как кожа отслаивается от мышц, как жир отделяется от костей, – и крики друзей. Однажды я смотрел на это, и в голове билась одна-единственная мысль: «Хвала Юпитеру, это происходит не со мной!» Чувство вины возвращается. Голоса моих друзей, кричащих друг другу в разбомбленном здании Эндимиона: «Молчи! Молчи!» Страх при виде металла, который вот-вот начнет вгрызаться в мое тело. Чудовищное зрелище оголенных мускулов – словно в лавке мясника. Я лихорадочно пытаюсь придумать, за счет чего бы поторговаться, но мне нечего предложить. В груди у меня зарождается отчаянный, жалкий всхлип, но я не позволяю ему вырваться. Герцог опускает пилу к моему запястью. Зубцы жужжат, словно крылышки насекомых. Я стискиваю зубы и закрываю глаза.
– Есть способ сохранить эту руку, – шепчет он. – Скажите мне, где клинок.
– Я не знаю! Я уже продал его своему посреднику.
– Назовите его имя.
– Я… не могу.
– Почему?
– Повторяю: я не крыса, – холодно говорю я.
И сразу успокаиваюсь. Теперь я боюсь меньше, потому что есть веская причина, по которой не жаль и руки лишиться. Убеждения. Я уже и забыл, каково это – иметь убеждения!
– Я могу вскрыть вашу грудную клетку. – Он крутит пилу. – Лишить вас мужского достоинства. Отрезать пальцы ног. Превратить ваши глаза в желе. Если я действительно захочу найти вашего посредника, вы все скажете. – Он собирается перейти к делу. Запах одеколона Горго бьет мне в нос. – Скажите, кто он!
Я с ненавистью смотрю на герцога:
– Давай, сволочь, приступай!
Он смотрит на меня сверху вниз, потом смеется:
– Горго, полагаю, ты задолжал мне бриллиант.
И выключает пилу. Удавка исчезает с моей шеи. Я поднимаю взгляд и вижу, как черный выходит вперед, роется в бумажнике из кожи аллигатора, достает бриллиант в форме капли и вкладывает его в руку герцога. Тот опускает бриллиант в карман и улыбается мне, а черный уходит.
– Я бы разорвал Луну на части ради человека вроде вас, мистер Хорн. Человека с принципами.
– Что? – Адреналин покидает мое тело, и я обмякаю, будто из меня выпустили воздух. – Вы о чем?
– А Осло сказал, что вы умный. Странно. Белый, склонный к