– бросил я сквозь зубы. – Это не твоё дело.
Как он узнал, я не имел понятия. Чёрт! Если Настя…
– Моё, – между нами осталось сантиметров тридцать. Он сощурил глаза. – Моё.
– Она – моя жена.
Его усмешка мне очень не понравилась. Что он посматривает в Настькину сторону, я заметил уже давно. Но был уверен, что опасаться нечего. До недавних пор. Перед мысленным взором возникла сцена: моя жена в огромном мужском халате, а рядом с ней – мой друг. Проклятье!
– Выбирай: либо ты сам ей расскажешь, либо это сделаю я.
– Ты этого не сделаешь, – резко ответил я. В глазах бывшего друга появился нехороший блеск. – Только попробуй, и я сделаю так, что ты лишишься всего.
– Это ты лишишься всего, – ответил он с взявшимся непонятно откуда спокойствием. – Если быть точнее, уже лишился. Думаешь, она правда любит тебя? Настя с тобой только из-за статуса. Она давно тебе не принадлежит, Воронцов. Она ещё тебе не сказала?
В попытке не поддаться я всё сильнее сжимал челюсти. Стоило отпустить себя, и я бы его прикончил. В памяти всплыли слова, сказанные когда-то Настей: в спорте важно подавить соперника ещё до того, как начнутся соревнования. В моём случае это была тренировка. Выйдешь из себя, сделаешь всё… Страх – великая штука.
Друг тоже частенько этим пользовался. Возможно, и сейчас. Губы его изогнулись. Он вышел из кабинета, хлопнув дверью. Я посмотрел ему в спину. Чёрт! Нет, Настя не могла связаться с ним у меня за спиной. Или…
После короткого стука дверь снова открылась.
– Евгений Александрович, – вошедшая секретарша подала мне папку. – Ваши билеты и документы, которые вы просили подготовить для командировки в Санкт‑Петербург.
– Спасибо, – взяв бумаги, ответил я и посмотрел на пустой дверной проём.
Мысли роились в моей голове. Доверяю ли я своей жене? Да. Но… Доверяй, но проверяй. Коридор квартиры Литвинова, его халат на ней… Доверяю ли я своей жене? Да? Нет, чёрт подери. Не доверяю, особенно в том, что касается моего так называемого друга.
Настоящее
– И что же ты знаешь?
Холод наполнился презрением. Настя отвернулась, но на лёд не посмотрела. В сторону, потом опять на меня. Её молчание натягивало и без того звенящую между нами тишину.
– Я не вернусь к тебе, – резко сказала она. – Никогда. Я могла бы простить тебе многое. Практически всё, Женя. И даже готова была простить. Но простить тебе отнятую мечту, – она покачала головой, – нет. Ты прекрасно знал, что я всю жизнь шла к той Олимпиаде. Но это тебя не остановило. Тебя не остановили ни мои слёзы, ни мои желания. Ты никого не любишь, кроме себя, ты ни с кем не готов считаться. Как только у меня появится свободное время, я подам на развод. И буду добиваться, чтобы нас с тобой развели.
Каждое её слово было пронизано льдом. Каждая буква каждого грёбаного слова.
– Ты не получишь развод, – процедил я, стараясь, чтобы меня не услышал никто, кроме неё.
Настя молчала. В её молчании было презрение и превосходство, от которых я почувствовал себя бессильным. Проклятье! Это оказалось даже хуже пронизанных холодом слов. Каток за её спиной придавал разговору символичность.
– Я никогда тебя не прощу, – сказала она очень тихо.
– Ты нужна Мише.
– Мише нужен был донор. Я им стала. На роль его матери найди кого-нибудь другого.
– Настя…
– Прекрати, Женя! – вдруг прикрикнула она. – Не надо манипулировать мной с помощью детей! Мише я не нужна. Тебе – тем более. Тебе вообще никто не нужен! Даже кукла! Тебе нужен только ты сам, твой эгоизм не знает границ. Ты хотя бы понимаешь, что сломал мою жизнь?! Ты перечеркнул всё, чего я добилась, всё, к чему я шла! Я всем с тобой делилась, всё тебе рассказывала! Ты знал, как это важно для меня! Но что тебе до того, что важно другим?!
– Важно?! – зарычал я, наплевав и на её учениц, и на всё остальное. – Мне было важно, чтобы ты была здорова! А…
– Тебе! Послушай себя! Опять я, мне! Твои желания, твой комфорт! Да, я сбивала ноги в кровь, да, я падала! Но это спорт! Я выбрала этот путь, и мне было важно пройти его! Не тебе было решать, когда я должна закончить карьеру! Лёд был в моей жизни до тебя! Ты посчитал, что лёд лишний?! Нет, Женя! Это ты лишний, а не лёд! Лёд был, есть и будет! А тебя я больше знать не хочу!
Если бы я не был в курсе, где она провела эту ночь, слова хлестнули бы куда сильнее. Но в памяти намертво отпечатался текст присланного Иваном сообщения. Да чёрт подери!
Настя натянула на пальцы рукава толстого свитера. Глаза у неё были припухшие, сама она бледная. Ездила, значит, за утешением к этому…
– А кого хочешь?! Кто тебе нужен?! – я схватил её за локоть. – Думаешь, не знаю, где ты была?
В ней ничего не изменилось. Как смотрела на меня снизу вверх с презрением и холодом, так и продолжала смотреть. – Вытер он тебе слёзы? Что, рассказала, какой я…
– Рассказала, – раздалось позади.
Я разжал пальцы и медленно повернулся.
– Только по…
От удара мозги зазвенели. Чёртов ублюдок! Размахнувшись, я ответил тем же. Хоккеист прорычал нечто неразборчивое, новый удар пришёлся в плечо. Блядь! Сколько лет назад я махал кулаками в последний раз?!
– Егор! – донёсся окрик Насти. – Не надо, Егор!
Его физиономия исказилась. Я замахнулся, но раньше, чем успел врезать ему, он двинул мне в челюсть. Да чтоб его! Под ногами что-то хрустнуло. Не устояв, я налетел на трибуны. Сукин сын сплюнул на пол. Настька висела у него на руке.
– Не лезь ты к нему, – тараторила она, заглядывая ему в рожу. – Он тебя потом в покое не оставит. Он мэр, Егор. Он…
– Да ебал я, кто он.
Только я хотел объяснить ему, что это он зря, он схватил меня за пиджак.
– Ты… – начал было он.
Я схватил его в ответ. Дёрнул. Размахнулся и как следует зарядил. Его башка мотнулась из стороны в сторону, и снова я ощутил привкус крови во рту.
– Не подходи к ней!