— Татьяна, между прочим, твоя коллега, матушка, — сказал Максим. — Она учитель математики, — и обратился к Татьяне, — а мама методист по русскому языку и литературе в строительном техникуме. Ты в школе сколько лет работала? — обратился он к матери.
— Шесть лет. А в какой школе, Танечка, ты работаешь? Ах, в двадцать пятой. А Слинкова Тоня там еще работает? Как она?
— Работает. У нее все хорошо.
— Как она выглядит, не постарела? — Екатерина Николаевна была не удовлетворена ответом Тани.
— Выглядит всегда прекрасно. Очень приятная женщина. Про вас как-то рассказывала, то есть про вашу семью, — Таня замолчала, после того, как Екатерина Николаевна нервно схватила чашку кофе и, отпив глоток, поставила на стол. Не такого ответа она ждала от Тани. Сама Екатерина Николаевна выглядела старше Слинковой, хоть и была ухожена и хорошо одета.
Только теперь она поняла причину не стихающего интереса к ее персоне со стороны Антонины Сергеевны. Она, как и обещала, никому не рассказала, что видела Таню с Максимом, но сама постоянно расспрашивала Таню о Даниловых, оставшись с ней наедине. Таня отвечала, что не бывает у Даниловых, но Слинкова через некоторое время снова возвращалась к этой теме. Неожиданно до Тани дошло, что Антонина Сергеевна была бывшей любовницей Данилова-старшего, и ее до сих пор мучают воспоминания прошлого, так же как и Екатерину Николаевну, желающую сопернице пораньше состариться.
— Максим, пожалуйста, принеси, что-нибудь выпить со стола, — попросила мать сына.
— Там, ничего нет, все выпили, — ответил Максим.
— Симочка, сходи, посмотри, может, что-нибудь осталось, токайское, например.
— Я же знаю, что ничего не осталось, ты когда-нибудь видела, чтобы после нас что-то оставалось? И нам всем уже хватит, поздно. Мы пойдем, — Максим встал из-за стола.
— Спасибо, кофе был чудесный, — Таня отодвинула чашку
— Посидите еще, мне так хорошо с вами, — не хотела отпускать их Екатерина Николаевна.
— Мама, уже два часа ночи, а Таня живет далеко. Нам пора. А ты ложись спать, на столе ничего не трогай, там девчонки немного прибрались, а остальное потерпит до завтра. Лады?
Максим подошел к матери сзади и обнял ее за плечи, прижавшись щекой к ее щеке. Екатерина Николаевна подняла руку и обхватила его за шею.
Когда-то красивые, тонкие, как у Максима, черты лица Екатерины Николаевны начали расплываться, но сходство матери и сына все еще бросалось в глаза: те же брови, тот же лоб, разрез глаз, прямой нос. У них, наверное, и волосы были одного цвета, только Екатерина Николаевна красила свои.
— Да-да, больше не буду вас задерживать. Иди скорей, — и она оттолкнула его.
Таня с удивлением наблюдала за этой сценой. Что-то человеческое проявилось у Максима. Он жалел мать, не стыдился ее, не злился, а именно жалел.
Вдвоем они прошли в коридор.
— Надеюсь, ты не потеряла второй сапог, — сказал Максим.
— Если только ты не спрятал его, как первый.
— Как ты могла про меня такое подумать! — возмутился Максим.
За порогом квартиры Максим сразу стал серьезным. Они пошли в соседний двор в гараж.
— Ты собираешься в таком состоянии сесть за руль? — спросила Таня.
— Я уже почти трезв, движения ночью никакого нет, доедем. Или ты хочешь идти до дому пешком? Автобусы уже не ходят.
— А вдруг ГАИ?
— Не смеши меня.
Уже на дороге Максим с досадой ударил рукой по рулю:
— Черт! На столе осталась недопитая бутылка коньяка, я совсем про нее забыл, надо было спрятать.
— Может вернуться?
— Поздно, мать ее, наверно, уже нашла. Завтра она не встанет. Ну, я и дурак!
— Ты ее любишь?
— Не задавай идиотских вопросов, — пресек ее Максим.
После недолгого молчания он начал сам:
— Никто не знает, что она пьет. Когда ко мне приходят, она не вылезает из спальни, если напилась.
— Я учту это и не буду распространяться, или ты убьешь меня за то, что я узнала семейную тайну?
— Тебе смешно?
— Подумаешь, выпила женщина в день рождения сына, — она понимала, что Максим прав, но почему-то ей было жалко его мать и хотелось защитить её. — Посмотри на себя, сколько ты сам пьёшь. Я за это время выпила больше, чем мы с Ольгой вместе за весь прошлый учебный год.
— Она обычно пьет дома в одиночестве. Это называется бытовой алкоголизм. Если я замечу, что ты пьешь в одиночку — накажу.
— А почему она тебя называет Симочка?
— Это еще с детства, — немного смутился Максим, — Максимочка — Симочка.
Он высадил у подъезда и попросил на прощанье:
— Танюшончик, ты там поаккуратней с сапогами, не разбрасывай где попало.
Глава 11
В конце пятого урока Таня в пустом классе писала на доске задание — на шестом уроке она ждала пятиклассников, не справившихся с контрольной. Но первой в классе появилась женщина в пальто с песцовым воротником и песцовой шапке и представилась Ларисой Николаевной Черных. На родительских собраниях Таня ее раньше не видела. Когда женщина заговорила, Таня почувствовала запах перегара. Таня попыталась разобраться, чья это родительница. Ни в пятых, ни в десятых классах у нее не было учеников с фамилией Черных. Когда же она выяснила, что это мама Димы Ильина из 5 «А», то не могла понять, зачем же пришла эта женщина, потому что та первым делом спросила, любит ли она животных.
— Это школа, — напомнила Татьяна. — Вы хотели узнать, как учится Дима?
— Димочка очень любит животных. Я ему на день рождения купила собаку с родословной. Афганская борзая. Из Москвы привезли. Заплатили семьдесят рублей — с гордостью ответила мать. — А вы любите собак?
И она начала сумбурно рассказывать, как любит детей и животных. У нее трое детей, старшенький сейчас осужден условно, но он ни в чем не виноват. Младший пошел в первый класс. А Димка обожает собак. Лицо у дамы было отечным, как у больных или пьющих людей. Тане стало стыдно. Дима был ершистым мальчиком, а она до сих пор не понимала причины его неуступчивости. Она с прохладцей стала относиться к своей работе, полностью погруженная в себя. А мать, удосужившаяся прийти к классному руководителю только в состоянии алкогольного опьянения, продолжала:
— Мне для детей ничего не жалко. Я собаку Димке купила за семьдесят рублей.
Тане было неудобно поучать женщину почти в два раза старше нее, но она все-таки сказала:
— Вы бы лучше Диме купили ручки и тетради в клеточку. А то он пишет на уроках математики в тетрадях в линейку. Я ему постоянно даю свои чистые тетради. Нельзя же так. Он все понимает, ему же совестно передо мной.