Он выругался, стянув с головы кусок холста, который использовал вместо капюшона, и швырнув его на стул.
- Если так продолжится, то жди очередного наводнения, - проворчал он. - Льет так, будто мочится дьявол.
- Что там происходит?
- Ничего. Все ублюдки ещё в постелях. Самое место в такую погоду.
Не переставая звонил большой колокол. Дождь барабанил по соломенной крыше и просачивался внутрь, образуя лужи на каменном полу. Когда-то дом был покрыт черепицей, а теперь потемневшие от времени стропила закрывала нуждающаяся в замене солома, но, по крайней мере, огонь в очаге ярко пылал, и дров было достаточно.
Отец Пенда прибыл где-то через час. Он выглядел несчастным и недовольным, что его принудили пройтись в ливень, вымочивший до нитки его черную рясу, но осторожно мне кивнул. Его озадачило скопление людей в моей комнате, и он пришел в ещё большее замешательство, когда заметил Эдит. Предполагалось, что его верность мне будет держаться в секрете, и он недоумевал, зачем я привел его в эту компанию.
Пришлось ему растолковать.
- Святой отец, - почтительно начал я, - я хочу, чтобы ты меня окрестил.
Он лишь уставился на меня. Вернее, все уставились. Мой сын, вернувшийся со священником, раскрыл было рот, но не найдя нужных слов, смолчал.
- Крестить тебя? - наконец сумел спросить отец Пенда.
- Мне открылась греховная сторона моих поступков, - смиренно ответил я, - и я желаю вернуться к церкви Христа.
Отец Пенда покачал головой. Нет, он не отказывал мне, просто его мозги набухли от дождя и смешались.
- Ты искренен, господин? - спросил он.
- Я грешник, отец и ищу прощения.
- Если ты искренен... - начал было он.
- Так и есть.
- Тебе придется исповедоваться в своих грехах, - сказал он.
- Я так и поступлю.
- А подношение церкви докажет искренность твоих намерений.
- Считай, что оно уже сделано, - ответил я в том же смиренном тоне. Стиорра пораженно уставилась на меня, остальные были удивлены в той же мере.
- Ты действительно этого желаешь? - спросил отец Пенда.
Он был полон подозрений. В конце концов, я был самым известным язычником во всей саксонской Британии, человеком, решительно противостоящим церкви, убийцей священников, печально известным варваром. Но всё же священник питал определенную надежду. Мое обращение и крещение прославит Пенду.
- Я желаю этого всем своим сердцем, - ответил я.
- Могу я спросить, почему?
- Почему?
- Это всё неожиданно, господин. Господь говорил с тобой? Или он благословил своего Сына предстать пред тобой?
- Нет отец, но он прислал мне ангела.
- Ангела!
- Она явилась в ночи, - сказал, - её волосы горели подобно пламени огня, а глаза сверкали как изумруды. Она уняла мою боль, взамен принеся радость.
Стиорра поперхнулась. Отец Пенда взглянул на нее, но она быстро опустила голову на руки.
- Я плачу от счастья, - приглушенным голосом проговорила она. Эдит густо покраснела, но отец Пенда этого не заметил.
- Хвала Господу, - сумела вымолвить Стиорра.
- Воистину восславим его, - дрогнувшим голосом произнес отец Пенда.
- Надеюсь, вы крестите новообращенных в здешней реке? - поинтересовался я.
Он кивнул.
- Но в такой дождь, господин... - начал было он.
- Дождь был ниспослан Господом, дабы очистить меня, - заявил я.
- Аллилуйя, - отозвался он. Ну а что ещё он мог сказать?
Мы отвели Пенду к реке, там он макнул меня в воду, и я был крещен уже в третий раз. Я был слишком мал, чтобы помнить первый, но когда погиб мой старший брат и мой отец нарек меня Утредом, меня повторно окропили, на случай если Святой Петр не признает меня у небесных врат, окунув в бочку воды из Северного моря. Третье крещение прошло уже в студеных водах Сэферна, хотя прежде чем отец Пенда начал свой ритуал, он настоял на том, чтобы я встал на колени и исповедовался во всех грехах. Я уточнил, действительно ли он имел ввиду все мои грехи. Он с жаром кивнул, так что я начал с раннего детства, хотя, кажется, кража свежевзбитого масла была не из числа того, о чем ему хотелось услышать.
- Лорд Утред, - осторожно начал он, - ты ведь говорил мне, что воспитывался в христианской вере? Неужели ребенком ты не исповедовался в грехах?
- Я так и делал, отец, - смиренно ответил я.
- Тогда нам нет нужды вновь их выслушивать.
- Но я никогда не признавался в истории со святой водой, отец, - горестно протянул я.
- Святой водой? Ты, наверное, не пил её, да?
- Я помочился в неё, отец.
- Ты... - он запнулся, не в состоянии продолжать.
- Мы с братом устроили небольшое состязание, - пояснил я, - чтобы выяснить, кто выше пустит струю. Ты наверняка баловался в детстве так же, отец.
- Но никогда в святую воду!
- Я сожалею об этом грехе, отец.
- Это ужасно, но продолжай!
Итак, я рассказал ему обо всех женщинах, с которыми переспал, по крайней мере, о тех, на которых не был женат, и несмотря на дождь, отец Пенда требовал дополнительных деталей. Пару раз он даже завыл, особенно, когда я рассказывал о том, как вспахивал монашку, хотя я предусмотрительно не назвал имени Хильд.
- Кто она была? - требовательно спросил он.
- Я так и не узнал ее имени, - соврал я.
- Ты должен был узнать! Ответь мне!
- Я лишь хотел...
- Я знаю, какой грех ты совершил! - сурово заметил он и затем с искрой надежды спросил: - Она ещё жива?
- Я не знаю, отец, - невинно ответил я. В действительности Хильд находилась в полном здравии, кормя голодных, исцеляя больных и одевая нагих. - Думаю, её звали Уинфред, - ответил я, - но она так стонала, что было сложно различить её слова.
Он опять завыл, а потом вытаращил глаза, когда я признался в убийстве священников.
- Теперь я знаю, как сильно заблуждался, отец, - заявил я, - и что хуже, отец, я получал удовольствие от их смертей.
- Нет!
- Смерть брата Дженберта, - смиренно продолжал я, - доставила мне удовольствие, - я и правда наслаждался его смертью. Засранец организовал так, что меня отправили в рабство, и прикончить его было сплошной радостью, как и вбить отцу Цеолберту зубы в глотку. - И я нападал на священников, отец, на Цеолберта.
- Ты должен извиниться перед ним.
- О, отец, я так и сделаю. И я желал прикончить других священников, например, епископа Ассера.
Отец Пенда запнулся.
- С ним было бы нелегко справиться.
Я едва не рассмеялся.
- Но есть один грех, отец, лежащий самым тяжким грузом у меня на душе.
- Очередная женщина? - загорелся он.