Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Позвони сама. Извинись за туфли, – хихикала подруга.
– Он недоступен. Или просто заблокировал мой номер.
– Позвони сейчас!
– Ника, ты ещё недавно Геру хотела объезжать! А сейчас говоришь, чтобы я ему позвонила?
– Сеня, я за много лет, что работаю в их компании ни разу не видела Германа Львовича с дамой, честное слово! А ты мне тут реальность разбила в щепки! Давай сама его объезжай, а я себе ещё лучше найду. Звони, говорю, а то я это сделаю, благо поводов у меня уйма. Думаешь, что номер его есть только у тебя? Скажу, что Мирон твой диван обратно в свой кабинет велел поставить.
– В смысле обратно?
– Ой, они твоим произведением дизайнерского искусства в дурака играют. Мирон приказал его в чулан убрать, а Герман фигуру из трёх пальцев сообразил, в нос Корольку ею ткнул и утащил к себе. Он же в командировке какой-то был, точно! Наверное, поэтому и не доступен! – Вероника забралась с ногами на диван и поймала мою сумку, выудив из неё телефон.
– Ника! Он недоступен…
– Давай, набери, а там посмотрим.
Разблокировала экран, нашла его номер и набрала. Подруга застыла статуей в ожидании, прикрыв рот ладонями, будто готовилась к чему-то невероятному. Я приложила к уху телефон и замерла, услышав не холодный голос автоответчика, а противные длинные гудки. Виски запульсировали, горло пересохло, а ладони вспотели. Из вакуума меня вырвала трель телефона за спиной.
Я инстинктивно дёрнула головой… И мир стал темнеть, будто занавес в театре опускали, погружая зал в полный мрак. За барной стойкой спиной ко мне сидел Гера собственной персоной, что-то эмоционально рассказывающий миловидной блондиночке. Девушка громко смеялась, кружила пальчиком по ободку хрустального бокала и так игриво смотрела на своего собеседника из-под пушистых ресниц.
В ухе взрывались гудки, тело застыло от непонимания, что делать дальше, а Герман медленно потянулся к пиджаку, чтобы достать ревущий телефон. Он долго смотрел на экран… Казалось, секунды превратились в часы, переполненные напряжением, а он всё ждал. С силой растирал переносицу, словно принимал для себя очень важное решение. Рука дёрнулась и потянулась.
И в этот самый момент в моём ухе раздался приятный хрип, сдобренный отвратительным смехом какой-то чужой бабы. Я сжала челюсть до скрежета зубов и вырубила телефон, хороня его на дне своей сумочки…
Глава 29.
– Сеня, ты что творишь? – зашипела Ника, пригибаясь, чтобы нас не заметили. – Чокнулась? Он же ответил, а ты трубку бросила!
– Ветер, будь подругой и замолкни! – я щедро плеснула себе шампанского, опустошила бокал, а потом повторила этот трюк дважды, пока перед глазами всё не поплыло. – Ты же видишь, что он не один? Тогда какого чёрта говоришь ерунду?
– И что? Мишина, это породистый, мать его, скакун! За него бабы глотки рвать готовы, а ты решила отсидеться? – Ника шептала, то и дело вертя головой в сторону парочки за барной стойкой. – Бери свою хорошенькую попку в руки и иди к ним, Ксюша.
– Хватит… Набегалась я уже за мужиком… – внезапно выдала я и зависла. Вырвавшиеся слова не сразу приобрели смысл. Я будто оглохла даже на мгновение от внезапного откровения, а картинки прошлого настолько отчётливо стали всплывать перед глазами, что дурно стало…
***
… – Игорь! Идём домой! – рыдала я, вися на шее мужа. Он изо всех сил пытался сбросить меня, как ненужный балласт. А я, несмотря на внутреннее чувство полного краха, продолжала сжимать его шею, морщилась, чтобы только не сталкиваться взглядом с полураздетой девицей, сидящей на соседнем барном стуле. Она тихо посмеивалась и продолжала пить через трубочку какой-то кислотно-жёлтый коктейль. Не смотрела в её глаза, чтобы не видеть жалость к себе, поэтому приходилось пялиться на упругие сиськи, так откровенно топорщащиеся сквозь тонкий шёлк открытого топа, молясь лишь о том, чтобы её утром полоскало этой химозной жидкостью. Чтобы ей было так же плохо, как мне сейчас!
– Ксения, иди домой. Не позорь меня! – заорал Игорь, схватил меня за запястье и, как нашкодившую кошку, стряхнул с себя. – Я на деловой встрече, а ты тут театр устроила!
– Ты пьян, милый. Пойдем домой?
– Я сам знаю, когда мне нужно идти домой, а когда лучше не приходить! – Игорь взял меня за руку и потащил через всю толпу. Я еле касалась носками туфель пола, хваталась за его плечи, пытаясь устоять и не рухнуть на пол, потому что иначе бы он за шкирку потащил меня к выходу, лишь бы остаться одному. Мало ему моих унижений… Мало! В его абсолютно стеклянных глазах было так много желания растоптать, унизить, уничтожить, что было жутко. Но уж лучше так, чем сидеть неделями дома, написывать ему слезливые смс и умолять вернуться.
– Ты понимаешь, что выглядишь глупо? Понимаешь? И слёзы эти твои отвратительные, – Игорь поморщился, достал платок и стал стирать подтёки туши. – Не реви, Ксюша. Никогда не показывай мне своих слёз, я этого просто не выношу. Ты сразу становишься похожей на уродливую курицу-наседку в засаленном халате с дырой под мышкой, а я не твой цыплёнок и опекать меня не нужно! Я – мужчина, Ксеня… Слышишь? И я всё буду решать сам!
– Я беременна, Игорь, – не знаю, почему, но слова вылетели сами. Это было низко – шантажировать его беременностью, помня, чем закончились предыдущие две. Дура! Дура! Слово себе дала молчать, чтобы сохранить жизнь малышу, даже вещи к родителям собрала, чтобы сбежать, а теперь сама сдала себя и свою крохотную тайну, что живёт у меня под сердцем. Игорь покраснел, сжал мою руку ещё сильнее и забросил на заднее кресло такси с такой силой, что я затылком врезалась в стекло.
– Я завтра уезжаю на сплав, а когда вернусь, то мы всё решим, – он попытался улыбнуться, бросил водителю деньги, назвал адрес нашей квартиры и захлопнул дверь.
Машина отъехала от ресторана, а я закрыла глаза, лишь бы не видеть, как он входит в здание, где его ждёт не беременная курица-наседка, а сексуальная блондинка…
***
За эти годы я ни разу не вспоминала о том вечере. Да и о предыдущих ста тоже не вспоминала. Они будто стёрлись из моего сознания, оставив лишь того Игоря, в которого я была влюблена со школьной скамьи. А теперь, украдкой посматривая в сторону барной стойки, вдруг накрыло. Все воспоминания бушующим водопадом обрушились на меня, погружая то в жар, то в мороз. Покрывалась испариной, а потом начинала трястись от