прикрывая её, занял позицию позади и быстро снял арбалет.
Непроглядная темень, окружавшая его, не мешала, его пальцы умело установили арбалетный болт на место, проверяя тетиву и заряжая оружие. Он был натренирован прекрасно знать своё оружие, как собственное тело, и зарядить арбалет в темноте было навыком, который был словно врезан в него.
Его глаза быстро приспособились к темноте, и Дрейк приготовился ждать. Пока комната, в которой он находился, была наполнена непроницаемой темнотой, только очень слабый свет спускался вниз по ступеням из комнаты наверху. Он был способен увидеть и быстро выстрелить в любого приближающегося, в то время как тот непременно будет ослеплен.
Он терпеливо ожидал, а уши улавливали любые приближающиеся звуки.
Дрейк чувствовал, как спокойствие окутывает его. Что бы ни случилось наверху, это не расстроит его. Он не будет паниковать и даже не позволит страху управлять своими действиями. Он был хорошо обучен и не боялся смерти.
Воздух вылетел из его легких, когда он почувствовал, как кто-то дернул его сзади и опрокинул на пол. Дрейк попытался воспользоваться арбалетом, но внезапно обнаружил, что того больше нет в его руках. Легкие горели, он пытался подняться, но только затем, чтобы обнаружить, что он неподвижен из-за чьего-то ботинка на шее.
Воин смутно задался вопросом, кем был атаковавший его, и как тому удалось пробраться вниз по лестнице незамеченным, чтобы схватить его сзади. Или невидимка всё время был в комнате позади него, ожидая подходящего момента для нападения? Он старался извернуться, но это было бесполезно. Удар по затылку отозвался в голове головокружением и заставил её раскалываться от боли.
– Этос! – позвал мужчина, что держал его. – Спускайся – у тебя есть еще один!
Когда свет спустился по ступеням и моментом позднее вошёл Этос, толкая закрытую дверь и держа факел, с которым ушел Аркейл, комната вспыхнула. Он был одет в одежду Мелвика, густо покрытую кровью, а в сверкающих глазах таилась опасность.
Этос уставился на всё ещё борющегося Дрейка и что-то другое мелькнуло в его глазах, а выражение лица стало словно у испуганного человека, видящего ночной кошмар.
– Дрейк? – спросил он глухо.
Юноша не отвечал, угрюмо смотря на него.
– Дрейк, – повторил Этос, и на этот раз это был не вопрос, а покорное утверждение. – Ты… ты, я полагал, должен быть мертв.
– Да так и есть, – равнодушно заявил Гадюка. – И ты удостоверишься, чтобы так оно и было.
Этос взглянул вверх. Он не был настолько глуп, чтобы умолять, но в его взгляде было отчаяние.
– Он был… моим… другом детства. Мог бы я..?
– Твое детство прошло, – сказал Гадюка. – Теперь ты убийца. У тебя нет друзей. Только жертвы, – он оглядел Дрейка. – Он пришел сюда, чтобы убить тебя. Я ожидал, что ты принесешь пользу.
– Но он хорош… Он талантлив! – Отчаяние сильнее стало заметно в голосе Этоса. – Он может стать Вашим учеником!
– Никогда! – словно выплюнул Дрейк.
Гадюка покачал головой.
– Я не беру учеников. И неважно, насколько ты талантлив или нет.
– Вы взяли меня!
– Это было по моим собственным причинам. Убей его.
Этос закрыл глаза, сомневаясь, что сможет себя заставить сделать это. Он начал поднимать короткий меч, затем снова уронил его. «Великие Боги!» – думал он.– «До чего я дошел?»
Дрейк взглянул на него снизу вверх.
– Убей меня! – снова выплюнул он вызывающе. – По крайней мере я заслужил это! Я заслужил умереть как истинный Энтрери!
Гадюка рассмеялся.
– Что ты сказал? – спросил он. – Энтрери?
Дрейк отказался отвечать, и веселье Гадюки только возросло. Он взглянул на Этоса.
– Убей его. Вспомни первое время, когда ты бросил мне вызов. Не повторяй той же ошибки дважды.
– Энтрери! – закричал юноша, когда лезвие Этоса стало опускаться.
Какой-то момент Этос стоял, глядя на труп. Его колени дрожали, и он тяжело осел вниз. «Что же я наделал? Боги! Я проклят! Я проклят навеки!»
Спустя время он огляделся вокруг ещё раз.
Гадюка зажег в комнате лампу, и Этос понял, что раньше он никогда не был здесь. Юноша неуклюже встал на ноги.
Убийца повернулся к нему, стоя в середине круга света от другой лампы.
– Магическое освещение непригодно для живописи, – пояснил он.
Этос увидел, что комната была уставлена портретами. Они выстраивались вдоль стен, стоя на стендах, а некоторые даже лежали плашмя на нескольких рабочих столах. Каждый был изящно подписан рукой мастера.
Каждый изображал умирающего человека. На одних портретах рана была видимой; на других были только лица жертв, но Этос знал, что он смотрит на лица мертвецов.
– Мне нравится, когда они знают, что я иду, – сказал Гадюка. – Какое это удовольствие! Когда определенное выражение лица возбуждает мое воображение, я чувствую желание превратить убийство в искусство.
Этос прошёлся вдоль портретов с ужасным и в то же время болезненно-притягательным чувством, хотя ему и хотелось отвернуться.
Гадюка смотрел на него.
– Ты видишь, я совмещаю два искусства в одном. Великолепно, не правда ли?
Этос уставился на него.
– Я ненавижу их. Я ненавижу Вас за то, что нарисовали их.
– Серьезно? – Гадюка выглядел действительно удивленным. – Что здесь ненавидеть?
– Страх. Страх в их глазах. Я ненавижу его.
Его пристальный взгляд неохотно вернулся к картинам.
– Вы забрали их жизни, когда убили. Неужели вам нужно было так уронить их достоинство? Неужели этот страх должен жить на картинах вечно?
Гадюка покачал головой.
– Ты не понимаешь мою работу. Он как приговор для тех, кого я убил. Страх заслуживает смерти. Правосудие было исполнено.
Этос помедлил, смотря на одно из недавних полотен.
– Мой отец, – сказал он отворачиваясь.
– Твой отчим, – поправил Гадюка. – Да, он сделал мне неожиданный подарок. Его последнее выражение лица одно из моих любимых.
Этос повернулся к нему.
– Я думал, что не осталось ничего, что бы Вы ещё могли взять отнять у меня, – пробормотал он. – Я ошибался.
Чувствуя, что больше не может находиться в этой комнате, он развернулся и ушел.
Гадюка проводил его взглядом. Да, он хорошо выполнял свою работу.
Скоро Этос сможет оценить красоту смерти.
Часть 3
Страх
Страх. Основное чувство моего отрочества.
Тогда я жил в постоянном страхе – я боялся себя, боялся