— На самом деле там нет никакой вентиляции, — выдохнула гусеница. — и мы все — в ловушке...
— Что значит нет вентиляции? А воздух тогда откуда идет? — уже разозлился я.
Бросив насекомое в шкатулку, я решительно подошел к решетке, придвинул к стене стул и встал на него ногами.
Вцепившись в решетку пальцами, решительно снял ее с удерживающих крючков...
И ошеломленно уставился на большой черный квадрат, нарисованный в небольшом углублении. Внутри квадрата поблескивало небольшое начертание — и больше ничего!
Я даже ощупал квадрат ладонью — бесполезно. Никакого прохода не было, а воздух тянулся прямо из камня, будто он сам был еще одной решеткой!
— Убедился? — грустно спросила меня гусеница. — Точно так же школа восполняет все необходимые запасы. Начертания, нанесенные рукой бога, обладают почти неисчерпаемыми возможностями!
Только теперь я по-настоящему начал понимать, в какой же жопе мы оказались!
— Твою жеж мать... — вырвалось у меня из самых глубин вскипевшего сердца. — И чтобы отсюда попасть в основную школу...
— Все верно — нужно просто стать начертателем! Только так можно увидеть дверь, что открывается только постигшим великую мудрость. Такова традиция школы. Потому и постоянная убыль учеников — это не всегда следствие ошибок. Иногда это результат долгого и кропотливого труда, увенчавшегося успехом!..
— Просто стать начертателем? — мрачно повторил Эрик, глядя немигающим взглядом на черный квадрат Малевича на стене. — А как же быть тому, кто изначально ни разу не начертатель?..
— Пфф, — фыркнула гусеница, повисая на ниточке внутри деревянной коробки. — Все, кого направляют в эту школу — потенциальные начертатели!
— Не все, — проговорил я, озадаченно глядя на нашего бедного миротворца. Интересно, Янус сам хоть примерно знал, в какую задницу нас отправляет?.. — И вообще... Графыч, ты случайно не в курсе, сколько примерно дней может длиться трибунал?
— Какой еще трибунал? — не понял Эрик.
Я вздохнул. Но и ему я не мог рассказать про Стеф, ратушу и неприятные последствия, которыми для нее могли обернуться наши ночные заключения.
— Ну-уу... — протянул я, подбирая подходящие слова. — Какой-нибудь. Не важно. Некое внутреннее служебное разбирательство.
— Зачем тебе? — удивленно посмотрел на меня приятель. — Трибунал должен вынести вердикт в течении трех дней — такова традиция. Первый день, дабы смогли разобраться люди, второй — чтобы услышали боги, третий — чтобы боги могли вмешаться, если принятое решение — неверное.
— И что, часто они вмешиваются? — поинтересовался я.
— На моей памяти — ни разу.
— Значит, это просто еще одна бессмысленная и дурацкая традиция, — почти про себя сказал я, нахмурившись. — Ну что ж... Поднимай задницу, Графыч! Идем в срочном порядке делать из тебя начертателя! И из меня — тоже. На все и про все у нас с тобой три дня.
Потому что к этому времени я должен добраться до Эреба и на пальцах объяснить ему, что мне просто необходимо ненадолго вернуться в наш кабак!
Потому что там меня может ждать очень важное сообщение.
Сообщение, которое я не имею права пропустить!..
И на которое я должен отреагировать.
Как она сказала? Генетический материал? Носитель генов?
А-аа, похрен! Не бывать такому. Не отдам, не позволю!
Черт тебя подери, Янус! Нахрена ты засунул нас в этот дебильный ларец в дебильном зайце? Теперь выковыривай яйца из этого ларца...
Мои, блин, прижатые яйца!..
Гусеница тем временем звонко и раздражающе рассмеялась.
— Вроде взрослые, а такие глупые-ее, — протянула преображенная Алика. — Никто не открывает потайные двери за три дня!
— Умолкни, а то первым я с помощью начертаний сотворю долбанного воробья, который тебя сожрет! — пригрозил я гусенице.
Та сразу умолкла.
— Пошли давай! — прикрикнул я на растерявшегося от моей внезапной злобности Эрика.
И мы вывалили из комнаты обратно в коридор, который так до сих пор и не опустел — некоторые любопытные все еще посматривали на странные двери, за которыми недавно так истошно кто-то орал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Чего уставились? — бросил я на ходу. — Начертание защиты неудачное сделали, ясно? Вместо того, чтобы ядом и огнем плеваться, оно вдруг орать начало...
Графыч в который раз озадаченно взглянул на меня. Казалось, мое душевное состояние встревожило его еще сильней, чем собственные проблемы.
— Даня, ты чего такой... недобрый?.. — негромко спросил он меня.
— Потому что через три дня я кровь из носу должен наведаться домой. Без вариантов. Так что...
— Даня, ты ли это? — услышал я вдруг неподалеку знакомый голос.
Олег.
А я и забыл об этом забавном стечении обстоятельств!
Не оборачиваясь, я чуть замедлил шаг, несколько мгновений решая про себя, как поступить. Сначала ответить, а потом дать в морду? Или сразу дать в морду?
Тем более настроение у меня было озверевшее.
Остановила только мысль о том, что я и так уже поснимал какие-то баллы со своего звена, и черт его знает, какой задницей это может обернуться в будущем.
Поэтому я лишь обронил через плечо:
— Тебе что надо?
Самодовольно ухмыляясь, Олег в сопровождении еще четырех парней двинулся ко мне. Пуговицы сверкают, морда надменная, руки скрещены на груди. Ну чисто Кутузов перед сражением, вот только глаз еще не выбили!
— Ох, Даня-Даня. Я же от всего сердца хотел предложить тебе руку помощи, по старой памяти, так сказать! — со снисходительной улыбкой проговорил Олег.
Я хмыкнул.
— Знаешь, отчего Светка отказалась записывать ребенка на тебя? — спросил я, окинув его взглядом. — Она мне тогда сказала, что не желает, чтобы дочь была Оле-Говна. Теперь понимаю — она точно знала, что делает.
Я видел, как дернулась физиономия Олега, как его снисходительная улыбка стала неприятно-брезгливой гримасой.
— Как это низко, подло и недостойно — приплетать Свету... — проговорил он.
— Вот и иди себе в жопу — прямо мимо меня, недостойного, — буркнул я. — Тем более, провожатых у тебя хватает.
И, схватив опешившего Графыча, я зашагал себе дальше — на запах сдобных булочек и свежего кофе.
— Даня, зависть — это уродливое чувство! — крикнул мне в спину Олег.
Но мне было начхать.
Вот ведь странный человек. А чего он ждал от меня? Что я брошусь от радости ему в объятия? Возблагодарю небо за возвращенного друга?
Да ну нахрен.
Все-таки в этом мире некоторые вещи стали понятней и проще. Та же дружба. Когда ты понимаешь, что друг — это вовсе не разговорчивый парень, с которым ты иногда по выходным бухаешь и перетираешь за жизнь. А тот, с кем ты плечом к плечу готов выступить против врага — и при этом не боишься, что тот забудет прикрыть твою спину.
Потому что знаешь — не забудет.
Вот это — дружба. А компания для бухаловки — это просто компания для бухаловки, и не больше.
Столовая между тем уже начинала пустеть. Быстро же они здесь съедают свой завтрак! Я огляделся по сторонам: в целом, все напоминало пищеблок в каком-нибудь учебном заведении: столики, подносы с чистой посудой, стол в углу — с грязной. Вот только еды самой по себе нигде видно не было!
На счастье, тут перед нами к подносам подошел мужичок лет сорока с проклевывающейся лысиной — ну точно препод, решивший перекусить в окошке между парами. Он взял себе поднос, поставил на него пустую чистую чашку, блюдце, тарелку и подтащил это все на розовый участок столешницы. Столешница засветилась — и буквально на глазах в пустой тарелке образовалась овсяная каша, а в чашке — кофе! И булочка с сахаром в блюдце образовалась.
— Однако, — проговорил я, наблюдая за происходящим. — Да с такой магией это ж сколько детей голодающей Африки можно было бы накормить!..
— Боги, Даниил. Их дела велики, — проговорил Графыч, и мы двинулись за подносами.
Получив свой завтрак, мы устроились за одним из столов и хорошенько позавтракали, причем я даже бегал к столешнице за добавкой кофе. И удивительный начертательный агрегат не зажал, выдал мне еще одну порцию! Красота, да и только.