У-ух, какой дух от них!
— Готовы? — спросил Василий, оглядывая народ. — На старт, внимание...
Он поднял колотушку и ударил по котлу.
Все заторопились, сгребая прутья в охапку, прилаживая черенки и обматывая лозой. Каждый ревниво смотрел на успехи соседей. Вот один наступил на чужие прутья, другого толкнули локтем, вот куриная лапа протянулась, ухватила конец лозы, да и дёрнула.
Поднялся визг и крик. Старичка с пшеничной бородой пнули копытом — только ноги мелькнули, когда он летел с лавки. Его неизменные спутники, полурослики в зелёных одеждах, вцепились обидчику в волосы. Кикимора, наклонив рогатую голову, пырнула соседку, и кто-то ползал под лавками, с хрустом перегрызая прутья.
— Стоять! — заорал Василий, стуча по котлу. — Вы, блин, что творите? А ну, сели по местам!
Волк лаял. Шешки на навесе так смеялись, что один упал. Банник выглянул, любопытствуя, и теперь смотрел, поглаживая бороду, и довольно кивал. На крыше бани сидела ворона и тоже наблюдала, склонив голову.
— Сделай что-нибудь! — потребовал Василий у Тихомира.
— Да я ещё пожить хочу, — развёл руками староста.
— Во-во, — подключился дядька Добряк. — Сам кашу заварил, сам и расхлёбывай!
Василий решительно вздохнул, взял колотушку наперевес и пошёл разнимать народ.
Кое-как он их растащил, Тихомир всё же помог, да и Добряк угостил кулаком особо рьяных. Тут как раз пришла и Марьяша, ахнула, увидев, что творится, и едва не уронила пирог.
— Порядок, — сказал ей Василий, утирая нос — на тыльной стороне ладони осталась кровь, — и повернулся к деревенским, поправляя разорванный ворот рубахи.
— Значит, так, — сказал он. — Правила меняются. Пироги делим на всех, а то за них вы друг друга вообще убьёте. Но! Каждый сейчас сядет и сделает метлу. Кто не сделает, не получит ни куска. Кто будет мешать другим, тоже ничего не получит. Это ясно?
Они, засопев, согласились. С кряхтением и стонами, почёсывая намятые бока, кое-как связали мётлы. Даже немного помогли друг другу после того как Василий сказал, что пироги разрежут, только когда все закончат работу.
Притихшие, они подошли к столу — справа те, кто хотел кусок пирога с рыбой, слева те, кто любил с яблоком, а посередине те, кому всё равно, что достанется. Так же тихо принялись за еду или понесли угощение домой.
— Мётлы не забываем, не забываем! — командовал Василий. — Завтра дорогу мести будем.
— От навязался на нашу голову, колдун хитрый, — тонко запричитал кто-то в толпе. — Задурил пирогами! Как ведала я, не к добру энто всё, охохонюшки...
— Обманул-то нас, нелюдь поганый, — согласились с ней. В лицо Василию, впрочем, никто ничего не сказал, не осмелились. Взяли свои мётлы и разбрелись уныло.
Остались только Марьяша, Тихомир и Добряк, да ещё тот шешок, который свалился с навеса и теперь скулил, размазывая слёзы кулачками и косясь на стол. Василий, вздохнув, отдал ему свою долю пирога. Шешок вцепился в пирог и исчез, как будто его и не было.
— Что эта ворона всё прилетает... — начал Василий, указывая на крышу бани, и осёкся. Вороны там уже не было.
Добряк с Тихомиром немного поспорили. Один говорил, что тоже всё время видит ворону — недобрая птица, дурной знак. Второй сказал, что ничего не видел, а даже если и так, нешто птице кто указ? Крылья есть, вот и летает.
Они унесли столы и лавки. Марьяша привязалась — и рубаху смени, и лицо дай утру, и где болит, Васенька, и на что ты разнимать-то их лез, горемычный. Василий отмахивался, но забота, чего скрывать, была ему приятна.
Потом они ещё пошли прогуляться — недалеко, к родничку, а то уже темнело, — и встретили Мудрика. Марьяша ему рассказала, что он многое пропустил, и выставила Василия таким героем, что прямо дальше некуда. Мол, он всё придумал, и народ сам разнял, и всех помирил...
— Я бы пришёв, да меня никто не звав, — тихо сказал Мудрик, утирая под носом.
Василию стало стыдно. И правда, даже сказать не подумал.
— Я там писал на доске, вроде как для всех, — неловко оправдался он, понимая при этом, что Мудрик почти никогда не заходит на холм и прочитать, конечно, ничего не мог. Не говоря уж о том, что о сегодняшнем соревновании они с местными условились только на словах.
И ещё Василий подумал, что ведь и за рыбой кто-то ходил к озеру, тоже могли сказать Мудрику, но не стали.
— Хочешь ко мне в команду? — предложил он. — Помогать с рекламой.
Он, правда, даже не знал, что за дело может поручить Мудрику, решил, что придумает позже. Но тот отказался — мол, озеро расчищает, на прочее нет времени.
Они ещё немного посидели, отмахиваясь от назойливых мошек.
— По дому, небось, соскучився? — спросил Мудрик. — Кто у тебя там остався?
— Кто? — задумчиво ответил Василий. — Да мать с отцом, только им давно на меня пофиг. Наверное, даже и не заметили, что со мной что-то случилось.
— Как же так, Васенька? — всплеснула руками Марьяша.
— Да вот так. Они разошлись, у каждого теперь другая семья. Отец нашёл женщину с детьми, вкладывается в них. Учёбу оплатить — пожалуйста, на курорты возить — пожалуйста... Мать за границей живёт,