Читать интересную книгу Красная волчица - Николай Кузаков

Максим с благодарностью посмотрел на Дусю.

— Спасибо тебе, Дуся, за все…

— Это я у Ятоки целебных корней взяла. Упросила пошептать на них, чтобы силы больше было.

— Она же бросила шаманить.

— Так она только для меня, — простодушно призналась Дуся. — Разве ей не горько было, когда Василий болел?

— Ты же комсомолка.

Дуся запечалилась.

— Не сердись. Я же пошутил. А теперь пойдем к нам, — решительно встал Максим.

— Это зачем?

— Скажем маме, что мы женимся.

— Как же так, — Дуся опустилась на стул.

Никифор и вообще-то был нелюдим, а теперь совсем не показывался на люди, сидел дома, как медведь в берлоге… Вечерами молча пил водку. Фекла подходила к нему и начинала трещать, точно сорока в весеннюю оттепель, и волосы у нее еще красней становились, точно накалялись,

— Горюшко ты мое. Да так и известись недолго. Брался бы ты, Никифор, за ум. Не то погубишь и себя и меня. Ноне я была у Дмитрия. Люди жизнью не нарадуются. Анна располнела, все улыбается. А я, горемычная, на люди боюсь показаться.

Никифор хоть бы слово обронил. Первое время наведывался к нему Боков, старался разнюхать, много ли от деда золотишка да денег осталось, а Никифор молчит и теребит бороду.

— Да, дела… — уронит и выльет в свой косматый рот стакан спирта, занюхает корочкой и опять сидит.

Видя, что с Никифором каши не сварить, Боков помаленечку отдалился от него. Потом и вовсе уехал в город, разузнать, куда жизнь-то поворот делает.

А Никифор все поджидал вестей об отце.

Приехал Генка. Возмужал, в отца попер. Плечи как у богатыря, ручищи что пудовые гири. С мясистого лица буравчиками смотрят глаза.

— Ну? — спросил Никифор.

— Пять лет дали.

Никифор напился и весь вечер плакал, но утром встал бодрый и сразу к Генке с вопросом:

— Что ты думаешь делать?

— В городе хочу проживать. Дело большое затеял. Подряд взял на поставку леса. Сейчас кругом строят. Мне бы еще деньжонок немного, чтобы на ноги стать.

— Деньги дам. И золотишко есть.

— А может, и тебе, тятя, в город переехать, — осторожно предложил Генка.

— Куда мне. Здесь доживу. Уж давай ты в люди шагай.

Узнала Капитолина о приезде Генки. Пришла к нему.

— С приездом тебя, Геннадий Никифорович.

— Спасибо.

В доме деда Генка поставил на стол бутылку наливки, горкой конфеты насыпал.

— Выпьем по махонькой, — налил рюмки Генка. — Вспомним прежние деньки.

— Не пью. Нет больше к старому дороги.

— Вот как? — удивился Генка.

— Отец на меня дела оставил, до наливки ли теперь?

Генка смотрел на Капитолину и не узнавал ее.

— А если позову в город? — решил испытать Генка.

— Не позовешь, Геннадий Никифорович. Тебе нужна жена с тугим кошельком, а отец мой не даст, сам смотрит, где бы урвать кусочек.

— А ты ведь другой была ласковой.

— Была. Переболело.

— К старой любви вернулась?

Капитолина испытующе посмотрела на Генку.

— А почему не вернуться? Василий парень стоящий. Возьмем и уйдем в горы.

Капитолина встала.

— Ты куда?

— Прощай. Пойду искать свою дорогу.

А Генка у отца взял золотишко, деньги и через несколько дней укатил в город.

Степан очень обрадовался приезду врача. Немедленно снарядил баб белить и мыть сельсовет, который на время решил отдать под больницу. Вечером проверил, как идет у них работа, и пошел к Поморову, у которого врач поселился. Поморов с Алексеем Афанасьевичем Крохалевым сидели у письменного стола.

— К послезавтрему больницу приготовим, — сообщил Степан.

— Хорошо, — кивнул Крохалев. Голос у него глуховатый, приятный. — А мы с Михаилом Викторовичем завтра сходим на стойбище. Хочу взглянуть, как живут эвенки.

— Да они сейчас далеко, на Глухариной реке.

— Ничего. Доберемся как-нибудь.

— Беседу бы с эвенками провести, — попросил Степан.

— Можно. — Крохалев снял очки, протер их платочком и водрузил на нос. — Эвенкийский язык я знаю. Нас специально готовили для работы на севере, и медсестра хорошо говорит по-эвенкийски.

— Про шаманов позарез лекция нужна. — Степан закурил. — Про нашу Ятоку слышали?

Крохалев кивнул.

— Так растолковать людям надо, что это один обман.

Я пробовал сам, да грамоты маловато. — Степан махнул рукой.

— Учиться надо.

— Ночами сижу над книгами, когда-нибудь осилю их — а мне сейчас нужна наука. Вот так, позарез, — Степан полоснул ладонью по горлу.

Крохалев улыбнулся.

— Победили царя. Победим и свою неграмотность. А про Ятоку я много слышал еще в институте. Наш профессор, встречался с ней на Холодной реке. Присутствовал на ее камлании. Ятока обладает гипнозом, способностью усыплять людей.

— Вы людям это расскажите, особенно бабам. Замаялся я с ними. Без чертей и леших шагу ступить не могут. Ладно, еще Михаил Викторович выручает, а то бы мне труба.

— Побеседую я с ними.

— Еще надо потолковать с охотниками про контру, чтобы уши не развешивали.

— В этой области я мало сведущ.

— Как так? На удивился Степан. — Комсомолец?.

— Комсомолец, — кивнул Крохалев.

— Раз комсомолец, не имеешь права не знать про контру и прочих буржуев. Они и до нас лапы дотянули. Расскажи, как капиталисты с нами не хотят торговать, что делает мировой пролетариат.

— Такую лекцию я подготовлю.

— Вот и договорились.

Когда Степан ушел, Крохалев сказал:

— Немного со странностями человек.

— Вы его не поняли, — заступился за Степана Поморов. — За таким человеком народ пойдет в огонь и в воду. Прямой. Душа нараспашку. Грамоты мало, но зато знает, что ему делать надо. Этот колебаться на своей дороге не будет. Великолепная ясность в главном: кто за народ — тот свой, кто против — враг. И все на своих местах. Мы горы книг перерыли, доискиваясь правды, а Степан ее сердцем понял. Ведет за собой людей, таких же, как и он. И никто ему не сможет помешать, потому что на его стороне — правда.

Да и вообще, удивительный этот таежный народ, что взрослые, что дети. Как-то веду урок, Сережа Круглов поднимает руку, просится домой отпустить. «Зачем?» — спрашиваю. «Надо», — отвечает. Я не разрешил, продолжаю объяснение. Прошло немного времени, вдруг все мальчишки встают и направляются к двери. «Вы куда?» — спрашиваю. «А вы посмотрите в окно». Взглянул. Небо обложило тучами. По земле ветер поземку гонит. «Ну, и что?» — спрашиваю ребят. «Сейчас буран будет, — отвечает Витя Волков. — А дедушка Корней ушел кулемки рубить на Верхний луг. Немощный он. Не выбраться одному. Замерзнет».

— Ну и чем все это кончилось? — спросил Крохалев.

— Оставил за себя Сережу Круглова. Хороший мальчик. Провел он урок чтения, а мы с Витей пошли искать Корнея Ивановича. Пурга нас застала дорогой. В лесу она, как и в степи, беспощадная. Корнея Ивановича разыскали верстах в трех от села. Сидит у костра, балаган из веток сделал. Вместе потом и выбрались.

…На восходе солнца Поморов с Крохалевым пошли на эвенкийское стойбище. Утро было тихое, морозное. Замерзший за ночь снег похрустывал под лыжами. Крохалев неумело шагал за Поморовым. Его лыжи часто разъезжались, цеплялись за деревья, и с веток сыпался снег. Вскоре он шагал весь им запорошенный.

— Давайте, Михаил Викторович, отдохнем. Плохой из меня таежник.

Они присели на колодину, закурили. Снег отливал зеленью. В чуткой тишине громко перестукивались дятлы, посвистывали синицы.

— Красота-то какая, — залюбовался Крохалев.

— Хорошо, — согласился Поморов.

Только на другой день, в полдень, они вышли к Глухариной реке. На берегу ее, в редколесье, стояли чумы. Почуяв чужих людей, собаки подняли лай. Навстречу Поморову и Крохалеву вышли Бирокта и еще несколько женщин. У каждой в руке пальма.

— Кто это с тобой, учитель? — недружелюбно спросила Бирокта. Молва о том, что сын купца Крохалева ездит по тайге от деревни к деревне, давно уже дошла до стойбища.

— Доктор. Алексей Афанасьевич Крохалев. Пришел лечить вас.

— Твой отец — купец? — спросила Бирокта Крохалева.

— Да, — в недоумении ответил тот.

— В городе Карске живет?

— В Карске. А что?

— Уходи отсюда. Уходи добром.

Крохалев растерянно посмотрел на Поморова. Учитель не узнавал Бирокту. Что случилось?

— Бирокта, это же доктор. Приехал лечить людей, — пытался растолковать Поморов.

— Ты иди к нам, — морщины на ее лбу стали глубже. — Угощать будем. А доктор пусть уходит, — в голосе Бирокты была угроза.

— Нет, одного его оставить не могу. Где Кучум?

— Мужиков нету. Ушли оленей смотреть. Завтра или послезавтра будут.

— Так и не пустишь нас?

— Пусть доктор уходит добром и дорогу к нам забудет…