Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда же мы со всем этим управимся?
— Это же лето не последнее. Постой, а как же ты теперь с отрядом поедешь?
— Да так и поеду. Не скоро же будет ребенок.
Степан почесал за ухом.
— Вот дела. Чем с вашим братом заниматься, лучше революцию делать. Там хоть все понятно — бей беляков, и точка.
— Если мужики только воевать будут, тогда где же нам, бабам, ребятишек взять?
— И то верно.
— Да ты ешь.
Степан подвинул к себе тарелку.
— Я сейчас поплыву сети ставить, а то завтра и поесть будет нечего. И уток на озере постреляю.
— Возьми меня, Степа.
— А что, поплывем.
Через час Степан с Надей отплывали от берега. Степан сидел за веслами, Надя — на носу. Быстрое течение подхватило лодку, и замелькали берега.
У Ятоки на коленях лежит сын, тянет ручонки, что-то силится достать.
— Совсем большой стаешь, — ласково смотрит на него Ятока. — Скоро с отцом в тайгу пойдешь. Белки много промышлять будешь. Я ждать вас буду.
Из чума ей видна речка, за нею горы. На их вершинах лежит солнце, от него полнеба в огне. Щебечут птицы. Где-то недалеко праздно кукует кукушка. За стойбищем у дымокуров хрюкают олени.
Ятока покачивает сына и тихо напевает:
По тайге широкойРеченьки шумят.По горам и доламШел лихой отряд.
Эту песню она слышала от Василия с Семой, когда осенним вечером была с ними на озере. Они ловили рыбу, а потом у костра пели песни, а в небе кричали журавли.
Это не разбойнички,Парни молодые,Все они охотнички,Стрелки удалые.
Ятока вздохнула. Но что это? На стойбище залаяли собаки и умолкли. А песня звучала все сильней. И вот уже хорошо слышны ее слова:
Где вы, наши девушки,Пойте веселей.И встречайте, матери,Дорогих гостей.
Ятока с сыном на руках вышла из чума. По берегу реки ехал конный отряд. Впереди всех на Орленке под красным знаменем Василий. Из чумов выбегали дети, женщины. Навстречу отряду уже шли Кучум, Согдямо и Кайнача.
Всадники свернули к стойбищу.
Эх, били мы Семенова,Били Колчака.А японцы сдрейфили,Дали стрекача.Мы ведь не разбойнички,Парни боевые,Все-то мы охотнички,Стрелки удалые.
Василий спешился и подошел к Кучуму.
— Товарищ Кучум, — рапортовал Василий. — Матвеевский Красный отряд прибыл для строительства эвенкийской советской деревни.
— Так что принимай гостей, ядрена-матрена, — проговорил подошедший дед Корней.
— Спасибо, — улыбался Кучум. — Мы шибко рады гостям.
А Василий уже отдавал распоряжения:
— Сема, бери себе несколько человек и ведите коней на пастбище. Максим, плыви ставить сети, чтобы на завтрак рыбы было вдоволь. Женя и Надя, выбирайте место для кухни. Ребята вам котлы установят,
Эвенки толпились вокруг приехавших, помогали им расседлывать лошадей. Василий увидел Ятоку, шагнул к ней. Она была все та же лесная девушка и в то же время совсем другая. Немного пополнела, а от этого как будто повзрослела. Взгляд темных глаз стал теплей. Казалось, что Ятока знает такое, что никому не известно. И она с достоинством хранит эту тайну.
— Здравствуй, Ятока, — Василий волновался,
— Здравствуй, Вася. На охотника посмотри, — Ятока кивнула на сына, который таращил глазенки на заходящее солнце.
— Сын?
— Сын, — улыбнулась Ятока.
— Ребята, сюда, — крикнула Женя. — В нашем отряде-прибыло. Еще один боец появился.
— Качать Ятоку!
Василий неловко взял сына. И Ятоку тотчас подкинули в воздух сильные руки.
— Ой! — отбивалась Ятока. — Совсем сумасшедшие ребята.
— Как назвала сына? — спросила Женя Ятоку,
— Никак не звала. Отца поджидала.
— А ты-то что молчишь? — наступала на Василия Надя.
— Дмитрием назовем. Димкой.
— Правильно, Василий, — одобрил дед Корней. — Дмитрий стоящий был человек.
Погасло солнце. Несмелые сумерки опустились на тайгу. Ятока унесла спящего Димку. За ней в чум пошел Василий.
— Как жила-то? — Василий с любовью посмотрел на Ятоку.
— О тебе все думала. У Димки твои глаза, твоя улыбка. Шибко радовалась. Правильно подруга говорила. На тебя смотрела, Димка шибко похожий.
— Чудачка. Так он мой сын.
— Конечно, твой. И походка твоя.
— Как узнала про походку? Он и ползать еще не умеет.
— Когда на коленях держу, широко шагает.
— Не смеши.
— Надолго приехали?
— До сенокоса будем. А ты собирайся. Без тебя и Димки мама меня на порог не пустит.
В самом центре стойбища парни поставили козлы. На них Василий с Семой пилят плахи для полов, потолков и тес для крыш. Сделано уже много за два месяца.
— Все! — крикнул Василий. — Он скатил с козел бревно, оно глухо упало и рассыпалось на доски.
— Тесу теперь хватит. — Сема по-хозяйски огляделся.
За кухней, где возились Надя и Женя, раздался выстрел. Василий с тревогой посмотрел в ту сторону.
— Кто-то из берданы лупанул, — определил Сема,
— Кого там черт носит? — Василий спрыгнул с козел.
В это время из чащи вышел Кайнача.
— Ты какого черта здесь с ружьем балуешься? Люди же кругом, — ругал Василий Кайначу. — Убьешь еще кого-нибудь.
— Зачем людей стрелять буду? Сохатого добывал.
— Иди девчонкам сказки расскажи.
— Пошто не веришь? Зачем на оленях возить мясо? Пусть само на ногах идет. Подранил сохатого, пригнал сюда и кончил.
— Ну и черт же ты, Кайнача, — примирительно сказал Василий. — Переполошил всех. Мы чуть за ружья не схватились.
Подошел дед Корней. Он точно помолодел, и походка-то другой стала. Везде он успевал побывать: у строителей, на валке леса, не забывал и кухню.
— Ты, паря, только посмотри, что мы тут натворили без тебя, — хвалился дед Корней.
Кайнача не узнавал стойбище. На крутом берегу, вдоль реки, выстроился ровный ряд срубов. Один сруб был уже под крышей. Несколько парней, русских и эвенков, вставляли рамы.
— Скоро новоселье справлять будем, — радовался дед Корней.
Раздался металлический звон. Кайнача вздрогнул. Василий с Семой засмеялись. Это Ятока в железный лист била молотком, созывая на обед.
— Што делаешь? — погрозил ей кулаком Кайнача. — Всех зверей распугаешь.
Парни бросали работу, мылись и рассаживались под деревьями в тени. Ятока разливала суп в миски. Надя и Женя разносили их. А дед Корней отправился в чум Согдямо чай пить.
Старик сидел в чуме и курил трубку.
— Чаек найдется?
— Найдется, бойё. — Согдямо налил ему чаю.
— О чем это думаешь? — отхлебывая чай, спросил дед Корней.
— Как же не думать? Дома нам строите. Чем платить будем? Где деньги возьмем?
— Совсем ты постарел, Согдямо. Платы не надо.
— Как так? Как-та давно ушел я на охоту. Прибежали мои олени и остановились у дымокура Урукчи. За это он с меня шкурку соболя взял.
— Нет Урукчи, паря. Убежал. Бедный народ теперь хозяйствует. А у бедных людей — чистые сердца. И по другим законам они живут. Вот Степан все про коммунизм толкует. Только что это такое и с чем его едят? Не знаешь? И я долго голову ломал. Так прикидывал и этак. И потом осенило меня. Коммунизм-то совсем простая штука. Бежит по лесу ручеек. Напоил коня, и нет ручья. А сбежались ручейки — река стала. И тут уж на пути ее не становись — все снесет. Пока мы врозь были, Урукча, Боков и старик Двухгривенный щипали нас, как коршуны рябчиков. А собрались мы в кучу, где эти коршуны? Вот оно куда ведет.
Согдямо взял лист бересты, повертел в руках и стал что-то вырезать. Дед Корней с любопытством смотрел, но ничего понять не мог.
— Что ты делаешь? — спросил он Согдямо.
— Василий велел. Фигурки нарисовал, велел их вырезать. По ним людей учить будет.
— Буквы, — поправил его дед Корней. — Я, паря, всю зиму грамоту учил, не далась. Вчера смотрю, как Васюха пишет, тоска взяла. — Дед Корней поставил чашку. — Спасибо за чай, Согдямо. Пойду погляжу, что там парни делают.
А у кухни шел спор, как назвать деревню.
— Кайнача, — скажи, как бы ты назвал деревню? — наседал на него Сема.
— Как назвал? Деревня.
— Да каждую деревню деревней зовут.
— А ты пошто по-другому назвать хочешь?
Сема сплюнул, парни захохотали,
— Породите вы, — остановил их Сема. — Это же первая эвенкийская деревня. И не просто деревня, а советская, красная деревня.
— Красный охотник и назовите, — собирая посуду, между прочим сказала Женя.
— Ребята, а ведь верно, — обрадовался Сема. — Несите доску.
Тут же на доске написали углем: «Деревня Красный охотник». Доску прибили к сосне на самом видном месте.
- Резидент - Аскольд Шейкин - Советская классическая проза
- Второй Май после Октября - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза