друзей и, тыча пальцами в Стивена, рассказывали, что этот английский паренек – гребаный
грабитель банков.
Стивен делил камеру с худощавым угрюмым мужчиной лет сорока пяти, покрытым грубыми татуировками в виде молний и пятнистых гребней. Шли недели, и Стивен заметил, что его сокамерник стал сердито бормотать что-то насчет Кекса и других чернокожих заключенных. Однажды вечером, когда они вдвоем находились в камере, худощавый наконец не выдержал, принялся расхаживать туда-сюда, проклинать Стивена за братание с «ниггерами» и настаивать на том, что отныне он должен играть в баскетбол, смотреть телевизор и даже есть только вместе с заключенными «арийской» расы. Заключенный наклонился поближе к Стивену, который читал книгу на своей койке, и выдал длинную, преисполненную расизма обличительную речь, общая суть которой сводилась к тому, что белые люди превосходят все другие расы. А в особенности – чернокожих.
Стивен моргнул и отложил книгу. Он был потрясен тем, что его сокамерник придерживается подобных взглядов, и в то же время разозлился, что этот человек исповедует настолько явно неправильные убеждения. Неправильные не только с точки зрения морали, но и с точки зрения здравого смысла. Мысль о том, что существует какая-то иерархия человеческих рас, просто не казалась Стивену логичной. Она даже отдаленно не выдерживала критики. Он начал объяснять это стоящему перед ним человеку, подчеркивая, что расизм рождается из невежества и ведет только к разрушению и разделению. Мы все люди, продолжал Стивен спокойным и ровным голосом, и экологические и экономические катастрофы, которые вот-вот обрушатся на планету, в конечном счете затронут всех нас, независимо от цвета нашей кожи.
По какой-то причине это только разозлило его сокамерника еще больше. Тот закричал, что гордится тем, что родился белым и является представителем белой расы. Он резко распахнул куртку тюремной робы и показал выцветшую татуировку на груди, которая, по его словам, свидетельствовала о том, что он – член Арийского братства, организации, выступающей за привилегии для белых. Стивен терпеливо кивнул и сказал, что его собеседник, как бы то ни было, все равно должен признать, что расизм порожден предрассудками, а эти предрассудки, в свою очередь, вызваны чувствами и эмоциями, а не какими-то объективными, доказуемыми фактами. Мужчина нахмурился. Нет, сказал он. Он не станет это признавать. Он верит, что существует четкая, упорядоченная иерархия рас, на вершине которой находится чистокровный белый человек. В этом, по его словам, и заключался весь смысл пребывания в Арийском братстве.
Но Стивен не уступил. Он никогда этого не делал. В последующие дни и недели он всеми силами пытался образумить своего сокамерника. Их дебаты продолжались вечерами напролет, и в конце дня они лежали на своих койках, приводя по кругу одни и те же аргументы за и против господства белой расы. Время шло, и, казалось, гнев покидал сокамерника Стивена, раздражение переходило в смирение, в итоге превращаясь в любопытство по отношению к этому странному, худощавому одержимому английскому парню, который оказался таким упертым. Сидя на полу, Стивен медитировал и занимался йогой, основам которой научился в Дэчен Чолинг, и, вместо того чтобы высмеивать его, сокамерник осторожно задавал вопросы. Беседуя до поздней ночи, они начали делиться друг с другом эпизодами из своей жизни. И Стивен начал подмечать нечто, уже знакомое ему из бесед с другими заключенными, а именно: несмотря на то, что он вырос за тысячи километров отсюда, в его прошлом много общего с жизненными историями других мужчин. Нехватка денег. Отсутствие возможностей. Проблемы психического здоровья в семьях.
– В нашем прошлом было много общего, – рассказывает Стивен о своем сокамернике. – Я не о расизме. Но в каком-то смысле мне было его жаль. На самом деле большинство людей, с которыми я так или иначе познакомился, имели схожий с моим опыт, и становилось понятно, как они стали такими.
Параллельно с обретенным чувством принадлежности к коллективу и дружелюбием в Стивене зрела абсолютная убежденность в том, что он должен бежать любым возможным способом. С момента, как пять месяцев назад Стивена арестовали в США, тихий шепот в глубине сознания твердил ему, что из-за решетки еще можно вырваться. Сопровождавшие Стивена при транспортировке в Северо-Западный исправительный центр штата Вермонт маршалы США абсолютно ясно дали понять тюремному персоналу, что этот заключенный имеет склонность к побегу. В изоляторе даже Стивен смирился с тем, что сбежать оттуда практически невозможно. Но теперь, находясь в тюрьме округа Страффорд, он начал разрабатывать планы возможных действий.
– Побег был для меня константой, – вспоминает он. – Я постоянно думал о том, как это можно сделать.
Через узкое окно камеры Стивен видел, что тюрьма окружена по периметру сетчатым забором, увенчанным одним витком колючей проволоки. А дальше что? Насколько он мог разглядеть, там простиралось около ста двадцати пяти метров зеленого луга, а за ним начиналась густая роща. Принимая во внимание колючую проволоку, Стивен прикинул, что забор примерно около трех метров высотой. Но потом ему показалось, будто он заметил нечто, означавшее, что, если бы ему каким-то образом удалось попасть в тюремный двор, перелезать через забор даже не пришлось бы.
– Это звучит безумно, но я разглядел под забором небольшую щель, – тихонько посмеиваясь, признается он мне. – Я подумал, что смог бы пролезть в нее, если бы нашел способ попасть в тюремный двор, а там просто убежал бы.
Теперь, вспоминая прошлое, Стивен говорит, что даже не задумывался над тем, что будет делать дальше, если каким-то образом пролезет в ту щель под забором. Он был просто одержим идеей выбраться из тюрьмы. Все остальное должно было решиться само собой.
– У меня просто был такой образ мышления, я думал, что на воле соображу, как быть дальше.
Как и в случае с ограблениями, Стивен придерживался убеждения, что все возможно.
– Я считал, что мир вроде как позаботится обо мне. Ведь я действовал во имя справедливости.
Стивен не рассказывал никому из других заключенных, что планирует сбежать. После того как его выдали тюремным властям в Северо-Западном исправительном центре штата Вермонт, Стивен знал, что прямо раскрывать свои мысли другим будет наивно, но все равно принялся вслух размышлять о возможности побега. О потенциальных практических требованиях, которые теоретически нужно выполнить, если бежишь из тюрьмы. Стивен считал, что действует тонко. Он хотел выяснить, что думают по поводу побега другие заключенные, особенно те, кто отбывает особо длительные сроки. Во время игры в скрэббл Стивен небрежно спросил, есть ли у его противника подобные мысли. Когда все собрались посмотреть, как другие заключенные играют в баскетбол, он поинтересовался, известны ли кому-то успешные случаи побега