Читать интересную книгу Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник) - Мэри Рено

Выкрикивая проклятия, угрозы и жалобы, которые невозможно было разобрать, девушка подбежала к Александру и ухватила его сзади за пояс, прикрываясь македонцем, как щитом. Горячее дыхание фракийки жгло ему ухо, влажный жар ее тела проникал, казалось, сквозь доспехи. Александр чуть не задохнулся от зловония грязного тела, волос, крови, молока, от резкого запаха самки. Стараясь разнять ее руки, он смотрел на Кассандра с непониманием и отвращением.

– Она моя, – выдохнул Кассандр, изнывая от желания и с трудом находя слова. – Ты ее не хочешь. Она моя.

– Нет, – сказал Александр. – Я обещал ей защиту.

– Она моя. – Уставившись прямо на женщину, Кассандр произнес это не терпящим возражения тоном.

Александр окинул его взглядом, задержавшись на льняной юбке, торчавшей из-под панциря. С нескрываемым отвращением он произнес:

– Нет.

– Я уже схватил фракийку, – настаивал Кассандр. – Но она вырвалась. – Одну сторону его лица сплошь покрывали кровоточащие царапины.

– Значит, ты ее потерял, – сказал Александр. – А я нашел. Уходи.

Кассандр вспомнил предостережения своего отца. Он понизил голос:

– Ты не имеешь права вмешиваться. Ты мальчишка. Ты ничего в этом не понимаешь.

– Не смей называть его мальчишкой! – яростно проговорил Гефестион. – Александр сражался лучше тебя. Спроси у мужчин.

Кассандр, который, без конца путаясь, прорубал себе путь сквозь хаос сражения – сбитый с толку, изнуренный, непрестанно терзаемый страхом, – с ненавистью вспомнил вдохновенного свыше юного героя, летящего над битвой, яркого, блистающего, словно язык пламени. Женщина, решив, что бранятся из-за нее, вновь что-то забормотала на фракийском. Перебивая ее, Кассандр крикнул:

– За ним присматривали! Какую бы глупость он ни затеял, воины были вынуждены следовать за ним! Он сын царя. Если верить молве.

Обезумев от гнева, глядя только на Гефестиона, Кассандр не успел защититься от молниеносного прыжка Александра. Царевич вцепился обидчику в горло. Потеряв равновесие, Кассандр упал навзничь. Он молотил кулаками и извивался; Александр, намереваясь задушить Кассандра, не замечал града сыпавшихся на него ударов. Гефестион застыл на месте, не смея вмешаться. Что-то пронеслось мимо него.

Это была женщина, о которой все забыли. Схватив трехногий стул, она обрушила его на голову Кассандра, едва не задев своего защитника. Александр откатился в сторону. В исступлении гнева фракийка принялась бить Кассандра, опрокидывая его всякий раз, когда тот пытался подняться; стул она держала обеими руками, словно цеп при молотьбе.

Гефестион, переживший страшное напряжение, вдруг расхохотался. Александр поднялся и смотрел на распростертого врага холодно и отрешенно. Наконец Гефестион заговорил:

– Мы должны остановить женщину. Она его прикончит.

Не двинувшись с места, Александр ответил:

– Кто-то убил ее ребенка. На ней его кровь.

Кассандр ревел от боли.

– Если он умрет, – предостерег Гефестион, – женщину закидают камнями. Царь этого не простит. Ты обещал ей защиту.

– Прекрати! – велел Александр на фракийском.

Они отобрали у женщины стул. Фракийка разразилась бурными рыданиями; Кассандр извивался на каменном полу.

– Он жив, – сказал Александр, отворачиваясь. – Отыщем кого-нибудь понадежнее, чтобы вывел девушку из крепости.

Чуть позже до царя Филиппа дошли слухи, что его сын поколотил сына Антипатра в схватке за женщину. «Кажется, мальчики становятся мужчинами», – сказал царь небрежно. В голосе его слишком явственно звучала нотка гордости, и никто не отважился пуститься в разъяснения.

Идя рядом с Александром, Гефестион усмехнулся:

– Едва ли Кассандр пожалуется Антипатру, что ты не вступился, когда женщина охаживала его стулом.

– Пусть жалуется кому хочет, – ответил Александр. – Если захочет.

Друзья вошли в ворота. Из дома, где был устроен походный лазарет, доносились стоны. Врач и двое прислужников ходили среди раненых.

– Пусть лекарь осмотрит твою руку как положено, – предложил Гефестион.

После драки с Кассандром рана снова стала кровоточить.

– Вот Пейтон, – сказал Александр, всматриваясь в полумрак, наполненный гудением мух. – Сначала я должен поблагодарить его.

Он пробрался между циновками и одеялами, на которые сквозь дыры в кровле падали неяркие солнечные лучи. Пейтон, юноша, в бою яростный, как герои Гомера, ослабел от потери крови, его повязка намокла. Бледное лицо казалось изможденным, глаза лихорадочно блестели. Александр опустился рядом с ним на колени и сжал руку Пейтона. Александр напомнил о совершенных юношей подвигах; щеки раненого слегка порозовели, он приободрился и выдавил какую-то шутку.

Когда Александр поднялся, его глаза уже привыкли к сумраку. Он заметил, что все раненые на него смотрят: ревниво, удрученно, с надеждой; солдаты испытывали боль и жаждали признания своих заслуг. Прежде чем уйти, Александр поговорил с каждым.

* * *

Старожилы не помнили зимы столь суровой. Волки спускались с гор к деревням и задирали собак. Скот и мальчишки-пастухи замерзали до смерти на низких склонах зимних пастбищ. Ветви елей ломались под гнетом снега; горы занесло так, что только большие утесы и трещины в них чернели на сплошном белом фоне. Александр не отказался от мехового плаща, присланного ему матерью. Поймав в густом черном переплетении шиповника, недалеко от Миезы, лисицу, юноши обнаружили, что шкура зверя побелела. Аристотель оценил добытый образец по достоинству.

Дом наполнился едким дымом от жаровен, ночами становилось так пронзительно холодно, что юноши, чтобы согреться, спали по двое. Александр старался закалить себя. (Царь все еще находился во Фракии, куда зима приходила прямо из скифских степей.) Александр полагал, что должен выдержать холода без подобных послаблений, но уступил Гефестиону, заявившему, что товарищи могут заподозрить, будто друзья поссорились.

Корабли пропадали в море или разбивались у берегов. Даже дорогу к близкой Пелле заносило снегом. Когда каравану мулов удалось пробиться сквозь заносы, это напоминало праздник.

– Жареная утка на ужин, – сказал Филот.

Александр потянул носом воздух и кивнул.

– Что-то не так с Аристотелем, – заметил он.

– Он слег?

– Нет, плохие новости. Я видел его в комнате для образцов. – Александр часто заходил туда, теперь он почувствовал вкус к собственным экспериментам. – Моя мать прислала мне рукавицы; мне не нужны две пары, а Аристотелю никто не шлет подарков. Он читал там письмо. Выглядел ужасно: не лицо, а трагическая маска.

– Может, какой-то софист опроверг его теории.

Александр сдержался и обратился к Гефестиону:

– Я спросил его, что случилось и смогу ли я помочь. Он ответил, что все расскажет нам, когда успокоится, и что не стоит пятнать слабостью благородство. Поэтому я ушел, оставив учителя плакать в одиночестве.

В Миезе зимнее солнце быстро закатывалось за гору, но восточные вершины Халкидики еще сохраняли отблески его света. Вокруг дома темноту рассеивала белизна снега. Время ужина еще не наступило; в большом зале, с его облупившимися розовыми и голубыми фресками, вокруг пылающего в очаге огня сидели все ученики Аристотеля, судача о лошадях, женщинах и друг друге. Александр и Гефестион, устроившись вдвоем на плаще из волчьих шкур, присланном Олимпиадой, придвинулись ближе к окну, поскольку светильники еще не зажгли. Они читали «Киропедию» Ксенофонта – в это время вторую, после Гомера, любимую книгу Александра.

– «И она не смогла удержать своих слез, – читал Гефестион, – стекавших по одежде к ее ногам. Тогда старший из нас сказал: „Не бойся, госпожа. Нам известно благородство твоего мужа. Но мы избрали тебя для человека, который не уступает ему ни в красоте, ни в могуществе, ни в силе разума. Если и есть совершенный человек, то это Кир; ему ты и будешь принадлежать“. Когда же она услышала это, то громко зарыдала, уронив на землю пеплос, и ее слуги плакали вместе с ней, тогда как мы видели ее лицо, шею и руки. И дозволь мне сказать тебе, Кир, мне и всем остальным показалось тогда, что среди смертных женщин Азии еще не было столь прекрасной. Ты убедишься в этом, когда увидишь ее сам. „Нет, клянусь богами, – сказал Кир. – Особенно если она так хороша, как вы говорите“». Ребята все время спрашивают меня, – сказал Гефестион, отрываясь от книги, – почему Кассандр не возвращается.

– Я сказал Аристотелю, что он предпочел войну философии. Не знаю, что он сказал своему отцу. Кассандр не мог вернуться с нами, фракийка сломала ему два ребра. – Александр потянул из складок плаща другой свиток. – Вот эту часть я люблю. «Держи в уме, что одни и те же тяготы по-разному выносят полководец и простой солдат, хотя их тела сотворены из одинаковой плоти; но высокое положение полководца и знание, что ничто из совершенного им не останется незамеченным, понуждают его проявлять большую стойкость». Как это верно. Эту книгу надо выучить.