Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Миссис Нго, дайте распоряжение нашему адвокату уничтожить всю переписку, имеющую любые намеки на связь «Голь и Ко» и «Ли Хэ Пин» с «Ассошиэйтед мерчант бэнк». Немедленно и все без остатка!
Клео наказывал сыну:
— Лин Вэй, слушай родительский приказ! Мчишься в здание «Стрейтс трейдент»... это номер девять здесь же на Батарейной... в контору «Ассошиэйтед мерчант бэнк». Не пользуйся лифтом. Поднимайся пожарной лестницей... Покажи, что ты отличный футболист... Сотрешь данные в компьютерной памяти банка относительно его какой-либо причастности к «Голь и Ко» и «Ли Хэ Пин», в особенности об отношениях нашего торгово-финансового дома с Амосом Доуви, председателем обеих компаний. То же с бумагами, но их не много... Действуй!
Джефри поручалось командовать отступлением «ребят горячих денег» на бирже. Приходилось кричать в радиотелефон, стоя у самого окна, поскольку от портального электрокрана, таскавшего внизу, на берегу реки, стальные сваи над котлованом будущего метро, исходили какие-то помехи.
— Спускай всю ораву с поводка, Джимми! По моим данным, из двухсот тысяч акций «Голь и Ко» и «Ли Хэ Пин» значится что-то около шестидесяти тысяч штук за «Лин, Клео и Клео»... Выбрасывай их к чертовой матери так высоко, как только сумеешь, и помни, что времени у тебя для этого почти нет... Теряй не колеблясь!
— Потери-и-и... Поте-ре-ре... — неслось в ответ из биржи по радиотелефону, и больше Джефри ничего не мог разобрать. Да и не нужно, в общем-то, было.
Но в этот момент оператор крана, наверное, выключил мотор лебедки, и голос старшего брокера Джимми прорвался:
— ... начнутся после выброса первых десяти тысяч штук.
Но я постараюсь, господин Пиватски! Хотя один процент и с потерь, и с прибыли мой всегда, вы знаете, я не подведу!
— Поменьше философии, Джимми...
—... и побольше наличных, как вы справедливо говорите, господин Пиватски. Приступаю, сэр!
Отступление справедливо считается наитруднейшей по исполнению операцией в финансовых битвах. Но что значат действительные потери, о которых Джимми, конечно, не ведал, от потери шестидесяти тысяч акций предприятий «Голь и Ко» и «Ли Хэ Пин», чью контору они втроем громили? Стоимость изготовления акций, включая бумагу, плюс накладные расходы по поддержанию видимости бурной суеты на восемнадцатом этаже покидаемого теперь навсегда помещения, да кое-какие налоги и пособие Нго. Горсть мелочи по сравнению с отхваченными сокровищами.
Теперь, в ресторане сингапурского аэропорта Чанги перед Джефри сидел тот самый человек, у которого в конечном счете и отхватили сокровища. В цепи биржевых сделок всегда есть последний, который и платит последним. Им стал Нуган Ханг, отныне и вовек растратчик средств Сети, оказавшийся в этом положении по подсказке Бруно Лябасти, в предприятии которого «Деловые советы и защита» работает немало специалистов Сети, то есть тех, которым «Нуган Ханг бэнк» служит кооперативным сундуком для деньжат.
Полчаса Джефри растолковывал Нугану в деталях, как проводилась операция, превратившая всемогущего владыку Сети в ничто.
Для себя же не находил ответа на один вопрос. Почти такой же, какой задавал себе и в Белграде. Почему Бруно Лябасти поступил столь нелепо и на этот раз, подтолкнув прямым советом «Нуган Ханг бэнк» к краху, то есть к финансовой гибели ту самую Сеть, в существовании и преуспевании которой заинтересован самым глубоким образом? Почему?
Джефри попросил официанта принести к столику телефонный аппарат, набрал номер старшего брокера Клео Сурапато и сказал:
— Джимми, здесь Пиватски... Старина, мне нужны десять тысяч штук «Ли Хэ Пин»... Да, да, это я говорю... Какие сомнения...
Он протянул трубку через стол Нугану, чтобы тот послушал ответ. На побелевшем лице лиловый жировик стал еще заметнее.
— Спасибо, Джимми, — сказал Джефри в вытянутую из пальцев Нугана трубку и повесил ее.
— Спасибо, сэр, — сказал официант, унося телефон с подсунутой под него десяткой.
— Теперь ты поверил мне? — спросил Джефри. — Вот что с тобой случилось на самом деле, Нуган...
— На самом деле случилось совсем, совсем другое...
— Что же именно тогда? — спросил Джефри, почувствовав вдруг усталость и скуку от никчемного теперь разговора.
— А вот... Совсем не то, что ты пытаешься мне втолковать, Джеф... «Нуган Ханг бэнк» не банкрот. И Сеть не потерпела финансовый крах. Их просто захватил новый хозяин. Бруно Лябасти... Он использовал своего Клео и его биржевых брокеров, а затем свою близость ко мне, чтобы в нужный момент подать дружеский и вполне заинтересованный совет... Он захватил капиталы «Нуган Ханг бэнк», но само предприятие не утопит, встанет на его капитанский мостик сам...
Разваливающийся физически, стареющий на глазах от пережитого потрясения разведчик продолжал смотреть на вещи шире, чем Джефри. И на минуту пришла горечь за Нугана: столько вложено сил и личных средств, столько проб и отступлений, новых проб и побед, чтобы Сеть стала Сетью и «Нуган Ханг бэнк» банком — и вот... Ясно, что Бруно Лябасти потребует созыва общего собрания акционеров «Нуган Ханг бэнк», объявит о крахе и потере всего, обвинит Нугана в превышении власти и злоупотреблении секретностью, потом сообщит потрясенным компаньонам о спасении им наличности и будет выбран президентом «Нуган Ханг бэнк». Сеть станет его. И она окончательно перестанет быть тем, для чего создавалась как подвижническая организация борьбы против коммунистов и выродится в финансовую банду по страхованию грязного бизнеса в этом самом жарком и путаном захолустье мира.
— Мы деградировали в подобие пиратов Южных морей, Джефри, — сказал Нуган. — Стоило нам уйти с правительственной службы... Это как расплата. Главари назначают отныне себя сами, сокрушив стареющего вожака в бесчестном поединке... на бумажках... Только и всего!
— Мне бы нужно идти, — сказал Джефри.
За промытым до прозрачной недействительности окном аэродромного ресторана загорелись оранжевые фонари на стальных мачтах-пальмах. Электронное табло световой чувствительности врубило освещение, уловив недоступное еще глазу наступление сумерек. Как и всегда в предчувствии вечера, накатила неясная грусть, которая вытеснила тревоги, вызванные сначала звонком к Клео, а потом встречей с Нуганом. Да и какие тревоги? Что с их забот для него, Джефри?
— Посиди еще немного, — попросил Нуган. В тоне не чувствовалось самоунижения.
Он помахал официанту, у которого попросил бутылку «Олд Парр».
Приземистый индус неторопливо лил виски на куски льда в стакане Ханга.
Нуган сделал ему знак не отходить. Одним глотком выпил и попросил налить снова.
— Наложение дисциплинарного взыскания на виновного, находящегося в нетрезвом состоянии, а также получение от него объяснений откладывается до его отрезвления, — сказал Нуган.
Рука индуса дрогнула, и он невольно перелил.
— После чего принимается решение об его ответственности, — докончил Джефри параграф из военного устава. — Мне, наверное, действительно пора...
Ничего не скажешь, Нуган Ханг умел встречать гибель.
— А дальше?
Он сделал знак официанту наливать третий.
— Не помню теперь, — сказал Джефри.
— Об изъятии оружия, боеприпасов, документов, вещей и ценностей составляется протокол, который подписывается помощником военного коменданта и лицами, доставившими на пост военной полиции нетрезвого военнослужащего. При этом последним протокол подписывается после отрезвления...
Он защемил пальцами жировик на скуле, словно пробуя, насколько тот увеличился.
Свой стакан Джефри не трогал, не хотел приезжать к Ольге с запахом виски. Мысли крутились о возможных последствиях смерти Иенсена — не Бруно ли его и убил? — и вероятном уходе Ханга из жизни тоже. Все расценят обе кончины как самоубийство, ибо такой исход устроит всех. Роберт Иенсен канет в небытие, как канули в него две войны в Индокитае — французская и американская, а вместе с ними и их «герои». Буря давным-давно пронеслась. Остается лишь пена, грязная и густая. И опасная... Убийство Иенсена или его гибель — не важно, переход «Нуган Ханг бэнк» под контроль Дябасти, смыкающегося с Клео Сурапато, означают окончательное прощание Сети со старыми политическими связями и идеями и уж вне сомнения — с политическими кругами. Будут крепнуть отношения с подпольем. А по этой части у Бруно и Клео — опыт. Лябасти первые свои деньги взял на спекуляции индокитайскими пиастрами и французскими франками в канун ухода его соотечественников из Вьетнама, Камбоджи и Лаоса. Спустя тридцать лет повторение удачи только теперь на оставленном американцами навозе?