Ты что, Виктор? – Сосновский поежился, кутаясь в брезентовую накидку. – Давай так, я иду туда, спугну его и буду гнать на тебя. Ты его спеленаешь, и мы поговорим с ним по душам. Если он не один, то рискуем лишь мы с тобой. Но, скорее всего, он один. Мы лежим с тобой всю ночь и засекли его случайно и только что. Нет там никакой засады. Очень хочется узнать, кто это такой ловкий. Уверен, какой-нибудь местный пацаненок добычу ищет.
– Ладно, давай, – согласился Буторин.
После того как «погиб» Хагель, Сосновский вынужден был исполнять обычную роль наблюдателя. Легально он действовать уже не мог. Как не могли теперь появляться на людях и Буторин с Коганом. Кстати, Коган все же мастерски вытянул из этой Полонской сведения. Она по наивности и со страха не смогла соединить в голове разрозненные данные, а Коган, как опытный следователь, помог ей. В результате на карте появился примерный маршрут «Катрана», намеченный на период последних испытаний. Он был связан с заправкой двигателя и с «изучением влияния волнения моря на изделие», как она сумела дословно вспомнить. Пришло время доставать из тайника акваланги и обследовать некоторые участки акватории.
Сосновский двигался медленно. Иногда ему казалось, что неизвестный поворачивался к нему лицом и подолгу застывал в таком положении. Приходилось замирать и Михаилу. Но потом человек начинал двигаться, и Сосновский шел за ним следом, старясь не попасться на глаза. Иногда он приседал, чтобы скрыться за большим кустом или прятался за толстым стволом дерева.
Прошло не менее тридцати минут, прежде чем Сосновский оказался в двух шагах от тайника. Именно в этот момент неизвестный, одетый в темную одежду, что позволяло ему сливаться в ночи с окружающими предметами, начал осторожно стаскивать горелые старые доски с крышки тайника.
Нет, это был не местный мальчишка. Это был человек вполне нормального роста и довольно плечистый. Сосновский потянул из-за пояса пистолет, и тут незнакомец замер. Михаил мысленно ругнулся, потому что случайно стукнул стволом о пряжку брючного ремня, и этот звук услышал человек, сидевший на корточках в нескольких шагах от него.
А дальше произошло невероятное. То ли у незнакомца была нечеловеческая интуиция, то ли феноменальный слух. Человек в черном вдруг прямо с корточек прыгнул в сторону и побежал к деревьям, низко пригибаясь.
– Стой! – громким шепотом приказал ему Сосновский и бросился вдогонку.
Сразу дотянуться до беглеца и ухватиться за его одежду Михаил не смог. Человек ловко вильнул в сторону, пальцы Сосновского схватили воздух. Почему-то ему показалось, что беглец не станет стрелять. «Если воспользуется холодным оружием, тогда поборемся, – думал Михаил. – Главное, остановить его, не дать сбежать. Да что ж ты прыгучий какой».
Он снова схватил воздух вместо рукава незнакомца, впереди мелькнула большая черная тень, раздался короткий вскрик и шум падающего тела.
Шумно дыша, Сосновский подошел к лежащему на траве телу. Откуда ни возьмись поднялся, отряхивая руки, Буторин и спокойно сказал:
– Готов.
– Ты что? – опешил Сосновский.
– Нормально, не убил же, – проворчал Виктор.
Когда рассвело, группа собралась на явочной квартире на окраине Анапы. Буторин вытащил из машины связанного человека и осторожно затащил в дом. С пленника сняли брезентовый плащ, развязали руки и ноги.
Перед группой сидел молодой парень лет двадцати с небольшим. Светловолосый, вполне спортивный. Он медленно приходил в себя. Во время пути, в машине, он пытался развязаться и удрать. Буторину, опасавшемуся немецких патрулей и не желавшему лишнего шума, пришлось снова ударить парня.
Открыв глаза и покрутив головой, пленник вдруг уставился на Сосновского, прищурился и сжал зубы. На Когана он тоже посмотрел с нескрываемой ненавистью. И с большим презрением смерил с ног до головы Машу Селиверстову.
– Ты кто такой? – спросил Сосновский.
Но парень отвернулся и стал смотреть в стену. Тогда Михаил повторил свой вопрос по-немецки. Но пленник только дернул плечом и продолжал молчать.
– Ну вот что. – Шелестов посмотрел на часы, потом на пленника. – Церемониться нам с тобой некогда. Или ты отвечаешь на вопросы, а мы решаем, верить тебе или нет, или молчишь, и тогда, извини, ты слишком много знаешь, оставлять тебе жизнь не в наших интересах.
– Можете убить меня сразу, фашисты, – с презрением заявил парень и сплюнул на пол через передние зубы. Помнится, среди дворовой шпаны такое умение добавляло авторитета. Как и умение выругаться по-взрослому и к месту.
– А если мы не фашисты? – спросил Шелестов.
– А кто? Итальянцы? Так у них тоже у власти фашист стоит – Муссолини.
Дверь приоткрылась, и в проеме появилась голова Игоря Ивановича.
– Двигать пора, пока туман у берега! – тихо сказал он. – А то застрянем, елки-моталки, до завтрашнего дня.
Пленник повернулся на стуле и уставился на партизана. Тот смотрел на светловолосого паренька, не понимая, чем вызван такой ступор. И тут пленник расплылся в радостной улыбке:
– Дядя Игорь, Игорь Иванович, товарищ лейтенант! Вы же наш участковый с поселка! Не узнаете?
Игорь Иванович внимательно посмотрел на незнакомца, хмуря брови. Тогда и Буторин, и Шелестов тоже подошли к парню, глядя на него с недоверием. С недоверием смотрел и пленник. Он переводил взгляд то на бывшего участкового, то на «гауптмана Хагеля». Откуда-то он знал, что Сосновский ходил в немецкой форме, и, видимо, знал, что Коган был хозяином кафе в Анапе.
– Ты кто же такой? – спросил Игорь Иванович. – Ты меня вроде как знаешь, а я твою личность не припоминаю. Не припоминаю я его, товарищ командир. Не могу поручиться.
– Надо торопиться, – согласилась Селиверстова. – Мне еще с итальянским оборудованием надо познакомиться. У них снаряжение не такое, как у нас.
Пленник посмотрел на Шелестова, оценив, что все обращаются к нему, как старшему, да еще и бывший участковый назвал его «товарищем командиром». Тогда паренек вытянулся, как и положено перед командиром, и уверенным голосом произнес.
– Товарищ командир, черноморский моряк, старшина второй статьи Яков Белянкин. В плену не был, во время бомбежки волной выброшен за борт. Нахожусь на временно оккупированной фашистами территории, веду наблюдение, собираю военные сведения для передачи советскому командованию.
– Ну, ты… – начал было Буторин, а потом потряс головой и отошел в сторону.
– Белянкин? Ну, точно Белянкины, – обрадовался участковый. – Вера Матвеевна матушка твоя?
– Да. – Парень вдруг стал грустным. – Перед самой войной я приезжал на побывку. Хоронить.
– А чего же ты, старшина Белянкин, за всеми следил? И за немцами, и за итальянцами, да и за нами, похоже, тоже следил.
– Я же думал, что вы тоже итальянцы! Я как увидел среди них эту девушку, ну, из лаборатории, так и заподозрил неладное. Дело-то секретное.
– Так, стоп! – Шелестов остановил разговоры, взял моряка