– Откуда он тебя знает? – отрывисто спросил Войнович, не сводя глаз с экрана компьютера.
– От Волкова.
– Откуда у него сведения о местонахождении Волкова?
– В греческом отеле работает его человек.
– Что предлагаешь?
– Послать А–команду. Полечу сам.
– Кого включил в группу? – О целесообразности операции Войнович не сказал ни слова, и Афанасий взбодрился.
– Криста, Джокера, Зюму плюс троих парней из спецназа, знающих специфику греческой жизни. – Афанасий помолчал и пошутил: – Давно не был в Греции, хоть искупаюсь в море.
– В море сейчас холодно, не простудись. Связь с Волковым есть?
– Он сейчас в отеле…
– Я спрашиваю: связь есть?
Афанасий обругал себя самыми последними словами. Надо было догадаться позвонить Роману и выяснить обстановку в месте его проживания.
– Есть.
– Звони.
Он молча набрал номер мобильного Волкова.
– Абонент не отвечает или находится вне зоны доступа, – ответил ему женский голос.
– Не отвечает.
Войнович покачал головой.
– Не нравится мне эта суета. Звони ему каждые пять минут. Когда вылетаешь?
Афанасий бросил взгляд на часы.
– Через полтора часа, из Шереметьево.
– Держи в курсе. В случае чего – ссылайся на меня.
Афанасий кивнул, вышел и только за дверью кабинета вздохнул с облегчением. Георгий Евсеевич недаром слыл человеком «правильной» интуиции и редко ошибался. Он не стал обвинять зама, хотя было в чём, и хорошо понимал последствия своевольного решения Вьюгина послать группу на выручку экстрасенса.
Позвонил Шаймиев:
– Все на месте, вопрос доставки решён, паспорта на руках, нужны плавсредства.
«Плавсредствами» он называл деньги.
– Раздам в аэропорту.
– Мы поехали.
– До встречи.
Афанасий быстро решил попутные вопросы экспедиции, включая обеспечение группы денежным довольствием, поколебался немного, звонить или не звонить жене о неожиданной командировке, потом решил не звонить. Но она напомнила о себе сама, когда он выбрался с Кольцевой на Ленинградское шоссе:
– Димыч, мы тебя ждём в «Белом солнце».
– Не ждите, – отозвался он, переживая острое желание спросить: не Сима ли настропалила её позвонить? Добавил с интонацией закопавшегося в бумагах человека: – Буду поздно, начальник грозится лишить премиальных, так что придётся корпеть над бухгалтерией до победного конца.
Трубка донесла чей–то смех, женский щебет, голоса.
– Сима предлагает заехать к тебе на работу с бутылочкой виски.
– Ты же знаешь, я виски не пью. Да и охранники у нас строгие, не пропустят. Я позвоню попозже.
Афанасий подержал телефон в руке, удерживая в памяти взгляд подруги Лики, вспоминая её участившиеся в последнее время визиты, и ткнул пальцем в сенсор набора номера Войновича.
– Что ещё? – возникла над торцом трубки голова генерала.
– Прошу проверить мой домашний телефон, Георгий Евсеевич.
– Что такое?
– Есть подозрение, что он прослушивается.
– Час от часу не легче! Чем рождено твоё подозрение?
– К жене зачастила подруга Сима… Серафима Коллонтай, которая под видом шутки интересуется, куда я исчезаю.
– Хорошо, – после паузы ответил Войнович. – Ох и не нравятся мне твои сюрпризы, майор. Звони, как пойдут дела.
– Если бы я знал, как они пойдут, – пробормотал Афанасий, бросая телефон на сиденье справа. Но тут же взялся за него снова и набрал номер Олега Харитоновича.
Президент АНЭР ответил без задержки:
– Слушаю, Афанасий Дмитриевич.
– Роман не отвечает.
– Он сейчас находится на острове Скиатос, за ним и его женой приглядывают наши люди, но положение у них аховое. Через пару–тройку часов их хватятся и начнут искать.
– Мы будем в Афинах через три часа с минутами. Оттуда до порта в Нафплио ещё минут сорок.
– Попробуем продержаться. У Пелопоннеса случайно нет наших военных кораблей?
– Не знаю, – хмыкнул Афанасий.
– Нужно нестандартное решение проблемы.
– Уже сообразил. – Афанасий переключился на второй канал: – Георгий Евсеевич, в заливе Арголикос или в Эгейском море случайно нет наших подводных лодок? На худой случай – надводных кораблей?
– Я думаю над этим, – коротко сказал Войнович.
Афанасий выключил телефон, улыбнулся. В особо ответственные моменты Георгий Евсеевич действовал быстро и креативно, подтверждая реноме самого динамичного офицера конторы. Звание генерала досталось ему по праву.
В аэропорту Афанасий оставил машину на стоянке, прошёл в зал терминала «Е», где его ждал Шаймиев. Они встали в очередь на посадку.
Капитан, как всегда, сделал своё дело безукоризненно.
– Наши все здесь, – сказал он, бросив в рот пластинку жвачки.
– Вижу, – буркнул Афанасий, пытаясь отстроиться от нехороших предчувствий.
Он и в самом деле заметил экстрасенсов команды, пьющих кофе в баре, но подходить к ним не стал.
– В Афинах нас встретят.
– Хорошо.
До посадки они больше не разговаривали.
В три часа дня самолёт Москва – Афины взлетел из аэропорта Шереметьево, имея на борту среди других пассажиров восьмёрку «оперативного фокстрота», в том числе Шаймиева и самого Вьюгина.
Ещё через три часа самолёт приземлился в международном афинском аэропорту, где у микроавтобуса «Пежо» чекистов из Москвы ждал сотрудник посольства России в Греции.
5
Вопреки опасениям Романа Даниэла не стала его пилить, обижаться, сердиться и пугать возвращением к матери. Возможно, она не понимала до конца, какая опасность им угрожает, а Роман не пытался максимально заострять внимание на их положении. Единственное, что он позволил себе сообщить любимой, что противником его является американец с задатками мага.
– Тот самый, с кем ты подрался на Княжьем озере? – уточнила расстроившаяся жена.
Он улыбнулся.
– Подрался… он очень сильный пси–оператор, может читать мысли и воздействовать на людей на расстоянии.
– Но ведь ты победил? Значит, и ты можешь воздействовать? – Она слегка оживилась. – На меня тоже?
– Могу, – серьёзно кивнул Афанасий. – Но не хочу и не буду.
Они остановились под стеной разрушенной почти до основания крепостной башни.
Вид на залив отсюда был великолепный, и если бы не ощущение нависшей над головой грозовой тучи, настроение у Романа было бы отличное. Но он чувствовал медленное неуклонное приближение «грозы», нарастание «электрических» потенциалов, вполне способное вылиться в перестрелку или в ментальный поединок, и готовил себя к самому худшему, настраивал нервную систему на длительное напряжение, чтобы защитить не только себя, но и жену, а тело – на подчинение инстинктам в моменты «выхода» из него «сознательной основы» – души.
К счастью, Даниэла не ощущала его переживаний. Она всё ещё надеялась на чудо, в силу мягкого характера считая мир вокруг тёплым, приятным, интересным и добрым.
Роман в принципе был с ней согласен, потому что давно понял: жестоким мир делают люди. И в реальности изменить эту ситуацию можно было, только изменив самих людей, их отношение к природе и жизни вообще. В противном случае их ожидала та же участь, что постигла исчезнувшие древние цивилизации – забвение.
– Пить хочу, – тихо сказала Даниэла.
Роман задавил вспыхнувший в душе гнев, обращённый к тем, кто заставлял его воевать. Как говорил Олег Харитонович, гневаться не стоило ни при каких обстоятельствах. Несмотря на старинный смысл слова «гневный» – огневой, оно несло в себе сакральные смыслы, вложенные предками: «глаголь не ведая», – то есть являло пример неправедного возбуждения, безразборного поведения, поведения не по совести и не по справедливости. Но даже праведный гнев – огнь–свет против тьмы – не давал человеку преимуществ, требуя энергетических затрат и мешая побеждать.
– Пойдём в порт, посидим в кафешке, пообедаем.
– А потом?
– Подождём наших парней и вернёмся.
– В отель?
Он задумался на мгновение.
– Конечно, в отель, куда ж ещё.
Он вовсе не был уверен, что они ограничатся прогулкой по крепости Буртзи, но признаваться в этом Даниэле не стоило. Где–то далеко медленно таяла надежда, что всё закончится благополучно, они действительно вернутся в отель и будут отдыхать, как прежде.
– Устала?
– Немного.
– Могу взять на руки.
Даниэла улыбнулась.
– Я тяжёлая.
– Понравилась крепость?
– Понравилась. Но здесь… неуютно.
– Ещё бы, этим стенам тысяча лет. Дом–музей красивый, да?
Даниэла кивнула, пряча руки в рукава курточки.
Роман обнял её, прижал к себе, чувствуя, как зябко вздрагивают плечи жены. В душе снова проснулся гнев: на обстоятельства, на затаивших недоброе негодяев, на самого себя. Олег Харитонович был прав: надо было или оставаться в своём амплуа целителя и эксперта Ассоциации, или решительно переходить в состояние активника, не принадлежащего самому себе. Готов он сделать это, совершить поступок ? Или его предел – изредка напрягаться до предельной динамики, а потом делать вид, что всё это его не касается?