телефон.
– А сейчас ты выйдешь наружу и скажешь своим фэбээровцам, чтобы подогнали к выходу машину и пропустили меня с девчонкой, если не хочешь, чтобы я проделал дыру в её голове.
– Отпусти девушку, возьми лучше меня.
Трумэн усмехнулся. И снова ткнул пистолетом мне в висок.
– Иди, я не буду ждать вечно.
Майкл развернулся и медленно зашагал прочь. Неужели это всё? И больше он ничего не предпримет, чтобы спасти меня из рук маньяка? Неужели предоставит ему машину и просто отпустит меня с ним?
– Вперёд, – Трумэн подтолкнул меня вслед за Майклом.
Снаружи всё ещё бушевала гроза. Всполохи молний сливались с мельканием проблесковых огней полицейских машин. Десятки промокших, но вооружённых полицейских и сотрудников ФБР держали нас с Трумэном под прицелом. Но не стреляли. Наверное, боялись попасть в меня. Может, и зря, ведь так было бы проще: пожертвовать одной русской, чтобы спасти многих. Впрочем, я догадывалась, что так просто Русофоба не отпустят, наверняка, установят следящее устройство на машину. Или как они там сейчас действуют.
Ко входу подъехал чёрный внедорожник без опознавательных знаков. Из него вышел Майкл, оставив водительскую дверцу открытой. Трумэн вытолкнул меня под дождь, который мгновенно промочил мои волосы и одежду. Я чувствовала, как ледяные струи стекают по моему телу. Посмотрев вниз, я заметила, что заколки-«крабики» куда-то потерялись, и теперь каждый желающий мог беспрепятственно лицезреть мою грудь, почти не прикрытую бельём. Но почему-то мне это уже было неважно.
Агент Фэйссобер провожал меня взглядом, смотрел, как я сажусь в машину и ничего не предпринимал. Ничего! Я почувствовала, что начинаю злиться. Чёртов Майкл! Чёртово ФБР! Чёртова Америка!
– Чёртов Русофоб, за что ты так ненавидишь русских?
– Вы – враги, – усмехнулся он, кладя пистолет на колени и поворачивая ключ зажигания, – поэтому вас следует уничтожать.
Машина медленно тронулась с места.
– Мы не враги, – возразила я, надеясь его убедить. – И ты не обязан никого убивать.
Внедорожник лавировал между полицейских автомобилей, увозя меня всё дальше от Майкла.
– На войне всегда кто-то кого-то убивает. – Трумэн постоянно смотрел в зеркало заднего вида.
– Никакой войны нет! – Выкрикнула я. – Наши страны не воюют!
– Ты ничего не понимаешь.
Вдруг яркая вспышка молнии осветила всё вокруг, стало видно, что несколько машин ФБР на некотором отдалении следуют за нами. Наверняка, Майкл в одном из этих автомобилей, он не бросит меня. От этого осознания стало немного легче.
– Чего я не понимаю?! Объясни!
– Знаешь что, заткнись! – Русофоб выехал на бетонную дорогу и прибавил скорость. Я замолчала, отчаявшись достучаться до сумасшедшего.
А ведь там ещё осталась Катя. Господи, пусть хотя бы она выживет.
Мы уезжали всё дальше и дальше, миновали заросший высокой травой пустырь. Трумэн давил на педаль газа. Кажется, я отправлялась в своё последнее путешествие.
Не могу сказать, что при осознании этой мысли меня охватила паника. Может быть, я и боялась того, что меня увозит непонятно куда, нью-йоркский Русофоб, маньяк, пытавший и жестоко убивший нескольких моих соотечественников. Но этот страх был какой-то не настоящий, не мой, я боялась как-то не всерьёз. Как будто, я наблюдала за собой и своим страхом со стороны. Или будто в кинотеатре смотрела фильм про себя с собой в главной роли. И все эти события я созерцала, устроившись в мягком кресле с большим ведром сладкого попкорна и большим стаканом газировки, которую я потягивала через трубочку.
Я искоса посмотрела на Трумэна и ясно увидела, что он сумасшедший. Потому что у него было лицо настоящего безумца. Глаза безумца вглядывались в стену дождя впереди. Руки безумца нервно сдавливали руль. И всё его поджарое тело, его обнажённый торс, его перевязанная рука кричали о безумии. Он напомнил мне охотника из курортного городка, также распространяющего безумие вокруг себя, но уверенного в своей божественной исключительности.
Я подумала о том, когда Джек Трумэн сошёл с ума. Было ли безумие заложено в нём изначально или настигло его на войне, когда кровь, крики раненых и умирающих ежедневно преследовали его, стали буднями его жизни. Следовало ли пожалеть этого человека? Возможно, но он причинил мне и другим людям слишком много боли, чтобы его можно было простить и сочувствовать ему. Он виновен. Для него не должно и не может быть прощения. Он убийца, за что и понесёт наказание. И даже моя смерть этого уже не изменит.
Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка
23.28
Майкл смотрел, как Трумэн увозит Лили. Он знал, что на машине закреплён радиомаячок, что вслед Русофобу отправятся четыре автомобиля с оперативниками, что, как только погода чуть установится, в воздушное сопровождение полетит полицейский вертолёт. И всё равно на душе было неспокойно. Она была такой чистой, такой невинной, она не заслуживала такой смерти. Никто из жертв Русофоба не заслуживал, но Лили в особенности.
Когда только началось это безумное дело, разве мог он представить, что узнает такую женщину, как она. А сейчас она в опасности, она нуждается в нём, а он снова отстаёт и проигрывает Джеку Трумэну, убийце-Русофобу.
Шеф дал команду выждать сто двадцать секунд, чтобы преследовать Джека Трумэна вне зоны видимости. Поэтому Майкл следил за временем, которое будто издевалось, всё замедляя и замедляя свой ход. Спустя годы, отпущенные две минуты истекли. Агент Фэйссобер двинулся в погоню, следя за сигналом радиомаяка. Следом за ним ехали ещё три федеральных автомобиля.
Полицейские огни остались позади. Дорогу машине Майкла освещали только противотуманные фары и яркие росчерки молний.
Не сдержавшись, агент Фэйссобер подъехал слишком близко, и Трумэн наверняка заметил свет фар. Пусть, так даже лучше, поостережётся причинить ей вред. Зная, что его преследуют федералы, Русофоб скорее оставит заложницу в живых, чтобы было, кем прикрываться.
За стеной дождя Майкл почти не видел машину Русофоба, ориентируясь на красную точку, мигавшую на панели прибора слежения. Агент Фэйссобер отчаянно старался придумать план, который позволил бы поймать Русофоба таким образом, чтобы не пострадала Лили. Но по всем расчётам выходило, что шансов у неё почти нет.
Несмотря на проливной дождь и плохую видимость, Трумэн держал хорошую скорость. Он двигался в сторону доков. Если Русофоб надеялся затеряться там, то он просчитался. Шеф сразу отправил патрулировать гавань несколько полицейских машин, предвидя такое развитие событий. На Бруклинском мосту тоже дежурили две машины. Трумэну некуда бежать. Главное, чтобы, поняв это, он не решил избавиться от заложницы.
Бруклин, район доков
23.35
Мы мчались сквозь дождь. Трумэн гнал машину слишком быстро для такой погоды. Он будто боялся куда-то опоздать. Я не знала, преследует ли нас