иметь никаких дел. И говорить не могу. По крайней мере, сейчас. Все вопросы о том, как мы будем разъезжаться, решим позже. Я очень устала, пока шла из этого проклятого Кипарисова…
– Так вот куда вас увезли, – сказала Светлана. – Как же мы не догадались! Это ведь загородный дом нашего главного режиссера, Евгения Атаманова.
– Его зовут Евгений? Интересно… Тот рыжий говорил по телефону с каким-то мужчиной, называя его Женей.
– Рыжий? – переспросила Светлана. – Кто бы это мог быть?.. Ничего, если я тут сяду?
С этими словами Севостьянова подтащила к себе табурет и устроилась на нём у двери. Денис продолжал маячить в проёме, не входя в кухню.
– Может быть, это приятель вашего Атаманова, – равнодушно пожала плечами Зульфия. – Его вещи находились в коттедже. Он обращался к нему на «ты». Хотя без всяких скандальных реплик. Его возмутило не то, что я сама могу быть… Хорошей знакомой вашего режиссёра, а то, что я будто бы самовольно расположилась в его доме. Кстати, интересно: он дозвонился до театра. Я не знаю, кто там взял трубку, но ему сказали, что Денис Тилляев им неизвестен!
– Всё правильно, – произнёс Денис. – Я записан под другим именем, по национальному паспорту. Так сказать, для конспирации.
– Кажется, я припоминаю, – произнесла Зульфия. – Ты говорил. Но при этом умолчал, что тебя записали в труппу как женщину!
Комментариев не последовало.
– А тот рыжий, – вдруг вспомнила Зульфия, – как-то странно говорил… Он сказал что-то вроде «Женя, твоё платье». А что, если он разговаривал вовсе не с вашим Атамановым?
– Оговориться каждый может, особенно если нервничает или чем-то недоволен, – сказала Севостьянова. – Вы не могли бы описать этого юношу поточнее?
– Попробую… Не такой уж он и юноша, немного за тридцать. Длинные волосы, собранные в пучок, про цвет я уже сказала. Губы толстые, глаза немного раскосые, как у казахов или китайцев. Лицо скуластое, подбородок крупный. Довольно худой, но не выглядит тощим. Какая-то манерность в голосе и движениях.
– Если бы не цвет и длина волос, я бы решила, что это Игорь Фалеев, который был близким другом Евгения Эдуардовича. До его отъезда в Израиль. Может, он решил сменить имидж?
– Чтобы мужчина и покрасился? – недоверчиво спросил Денис.
– Он тоже из театральных кругов, художник, – сказала Света. – Немного склонен к эпатажу.
Зульфия вдруг невесело хмыкнула.
– Как это всё странно, – произнесла она. – Мы сейчас с вами сидим тут и ведём чуть ли не дружескую беседу… Хотя, если честно, мне совсем не хочется с вами любезничать.
– Да… Конечно… Я очень вас понимаю, Зульфия.
– Да неужели?
– Правда. Я ведь однажды была точно в такой же ситуации, как вы сейчас.
– Я вам не сочувствую.
– Я этого и не прошу. Ни к чему совсем. Просто мне это знакомо. Только я теперь как бы по другую сторону.
– То есть, в тот раз вы были проигравшей, а сегодня чувствуете себя победительницей? – ядовито спросила Зульфия.
– Ни в коем случае, – Севостьянова была сама искренность.
– Ещё немного, и мы начнём хором говорить «ерунда, дело житейское»… Но не уверена. Этого не будет. Мне сейчас довольно противно. И я действительно очень устала и хочу спать. Хоть мне и совсем не в кайф лежать на кровати, на которой вы недавно… Но ничего, улягусь поверх одеяла в одежде. А вы, Светлана, попросите Дениса, чтоб он вас где-то как-то устроил до утра. Мне без разницы, как это будет выглядеть, но я повторяю: пожалуйста, не уходите. Наверное, нам вместе придётся завтра поехать в ваш театр… Или в больницу. Куда угодно, но мне нужен мой паспорт… Я сейчас ненадолго займу ванную, потом пойду спать…
С этими словами Зульфия поднялась и вышла из кухни. Конечно, ей больше всего на свете хотелось сейчас пробежаться ногтями по физиономиям обоих, но она решила обойтись без этого. К тому же действительно она ужасно устала и ощущала опустошение, чтобы получать удовольствие от скандала.
* * *
Эсон растолкал Махмуда около половины восьмого. К утру погода испортилась, подул холодный ветер, начавший крутить и швырять опавшую листву. Принялся накрапывать мелкий дождь.
– Ты чего-нибудь понимаешь? – спросил Эсон.
Махмуд тоже с удивлением глядел на троих, вышедших наружу. Так, одна из них – это немолодая, но очень красивая женщина в широком берете и дождевике. Видели её уже. Второй – это актёришка из театра, в кожаной куртке и кепке, который является любовником Зульфии, а по совместительству и этой дамы. Тоже видели. А вот и сама Зульфия… Узнать по лицу практически невозможно – застегнула капюшон толстовки до самых глаз, сверху надела мешковатую курточку – даже по фигуре не сразу понятно, кто такая. По всем признакам они все должны были поругаться, но этого почему-то не случилось. Ишь, идут себе спокойно куда-то, мирно переговариваются…
– Нет, – ответил Махмуд. – Я ничего не понимаю.
– Едем за ними, или как?
– Поезжай. Только небыстро. Думаю, теперь она от нас не уйдёт.
Преследователи на «шестёрке» не торопясь выехали из жилой зоны и притормозили метрах в пятидесяти от остановки автобуса, к которой подошла странная троица.
– Если они сейчас сядут и уедут, мы их потеряем… – пробубнил Эсон.
– Так сделай, чтобы не потеряли, – сердито отрезал Махмуд.
Женщина, девушка и юноша поднялись в салон подошедшего автобуса, и Эсон тронул машину по дороге следом.
– Они не в театр едут, – заметил Махмуд.
– Уже понял…
Автобус остановился возле первой городской больницы, где сейчас волею злого случая оказались сразу трое сотрудников театра.
– С утра у них вроде неприёмные часы, – сказал Эсон.
– Так же, как и у нас, – подтвердил Махмуд. – Сейчас начнут в окно орать и камешками бросаться.
Так оно и случилось. Денис громко засвистел, а Зульфия и Светлана принялись что-то кричать. За стеклом второго этажа мелькнул чей-то силуэт, а через пятнадцать минут с крыльца довольно ловко спустилась молодая женщина на костыле с загипсованной ногой. Она быстро переместилась за угол, где поочерёдно обнялась со Светой и с Денисом. Зульфия (по-прежнему не снимавшая с головы капюшон) кивнула Маше, которая тут же вынула сигарету и с наслаждением прикурила. Светлана и Денис долго что-то ей втолковывали. Наконец Маша несколько раз кивнула головой, выбросила окурок и упрыгала обратно. Прошло минут десять – трое в явном напряжении чего-то ждали. Наконец Маша вернулась и начала что-то рассказывать. При этом она передала Светлане какую-то бумажку, которую женщина аккуратно спрятала в сумочку. В оживлённую беседу вступили и остальные.
– Интересно, о чём они болтают? – произнёс Эсон.
– Какое это имеет значение? – ответил Махмуд.
Разговор, по всей видимости,