Вместо густой, всегда дерзко торчащей бороды Элен видела расцарапанный голый подбородок грима с кое-где торчащей редкими пучками темно-рыжей щетиной.
— Голубчик Гройн, — с состраданием простонала она, наступив на ногу Хаггару, чье лицо расплылось было в широчайшей улыбке. Но грим уже отвернулся от нее и быстро пошел вниз, к той части стола, где веселились его родичи. Не в силах больше сдерживаться, Элен опустила голову и тихо засмеялась. Рядом трясся в приступе беззвучного хохота арандамарец. Советники и знать с трудом сдерживали смех. Успокоившись наконец, Элен опять обвела глазами площадку и тихо хлопнула в ладоши, подавая знак герольдам к началу пира. Юноши поднесли трубы к губам, и над притихшей долиной разнеслись чистые, торжественные звуки. Тотчас внизу вспыхнули тысячи огоньков. В черное ночное небо взвились, разбрасывая разноцветные искры, ракеты. Прихотливое эхо возвращало затихающие вдалеке песни труб. Гости примолкли. Кравчий налил темного вина в чашу княгини. Она встала, подняла кубок вверх и звучным голосом произнесла:
— В этот радостный миг вспомним землю предков, которую мы навсегда потеряли!
Ее глаза смотрели на запад! Хаггар с трепетом наблюдал, как в полном молчании поднялись со своих мест раэнорцы. Их лукавые, веселые лица стали вдруг необычайно серьезными, и в каждом из них проступили, словно всплыли из самых потаенных глубин души, где их ревниво оберегали от чужих глаз, черты давно канувшего в прошлое гордого народа. Они протягивали к западу кубки, наполненные вином. Губы их беззвучно шептали слова древней молитвы. Потом, отпив глоток, они вновь застывали без движения, неотрывно глядя в звездное небо.
— Смотрите, раэнорцы, смотрите! — разнесся над полем резкий голос княгини. — Серп Небесных владык взошел над землей Раэнора! Корона Севера вновь венчает чело моей страны!
Из-за темного горизонта поднималось созвездие. Хаггар восхищенно ахнул: звезды повторяли очертания гор на гербе княжества. Сходство было поразительным еще и оттого, что над созвездием висела полная луна, правда, не белая, а золотая. Неожиданно в тишине зазвучала музыка, и чистый, печальный голос запел:
Прекрасна весенняя зелень садов
У подножий Пепельных гор!
Навеки свою отдала я любовь
Тебе, лишь тебе, Раэнор!
Цветущих лугов медвяный хмель,
Гирлянды бархатных пурпурных роз,
Фонтанов звон и ручьев свирель -
Все в твоей красоте слилось.
Белоснежные башни твоих городов
Сохраняют минувшего след.
Их возводить повелела любовь
В честь великих своих побед.
Не ведали смерти владыки твои,
Храня в своих добрых, мудрых руках
Чистую прелесть юной земли,
Позабыв о бегущих годах.
Но счастье не вечно — вот жизни закон,
Неизменен он и жесток.
И князь, что не ведал желаньям препон,
Остался вновь одинок.
Подруга его, покинув дом,
Оставила мне свою жизнь.
Легким дымом над погребальным костром
Вознеслась в небесную высь.
Но снова, как прежде, приходит весна
В долины у Пепельных гор.
И вновь свежесть юности дарит она
Тебе, сын Луны, Раэнор.
Песня кончилась, музыка вновь смолкла. Княгиня села за стол, и арандамарец, очнувшись от наваждения, понял, что пела она. Как только госпожа улыбнулась, раэнорцы в мгновение ока сбросили с себя серьезность и вновь превратились в шумных, смешливых, озорных, словно дети, людей. Пир начался. Со всех сторон слышались заздравные тосты, шутки, смех. Тихо заиграла музыка. Со своего места поднялся посол Бэлистана и обратился к княгине:
— Прости, великодушная! Позволь спеть тебе песню, услышанную мною от горцев!
Его бархатистые черные глаза хитро прищурились. Элен ободряюще улыбнулась ему, и зазвучал высокий, мягкий, красивый голос посла:
Есть под знойным, выцветшим небом
Страна среди скал островерхих,
Что в пене садов утопает.
Дивный край тот повсюду известен
Больше золота и самоцветов
Красотою своей царицы.
Ее черные косы змеятся,
Словно струи ночных водопадов,
Над челом серебра светлее.
Очи глубже бездны небесной,
Тьмой сияют, грозят бедою
Под бровей прихотливым изгибом.
Где мне смелость взять, подскажите,
Чтоб уста сравнить с пурпурной розой
Или с ярко-красным рубином?
Ее стан стройней кипариса,
Что упрямо тянется к солнцу,
О земле позабыть стараясь.
Ни одно кольцо не достойно
Украсить столь дивные руки
С кожей нежною, как у ребенка.
Но напрасно думают люди,
Что красавица гордая эта
Столь добра, сколь она же прекрасна!
Стоит лишь взглянуть на влюбленных,
Что, недугом тяжким томимы,
У ее дворца погибают.
Нет, не сердце в груди у царицы!
Видно, горы взамен подарили
Ей алмаз бесстрастный, холодный.
Нет любви в душе беспощадной.
Бесполезны наши молитвы.
Пожалейте, друзья, мое сердце!
Элен кокетливо опускала глаза, а потом бросала лукавые взгляды то на посла, то на арандамарца. Султанчик на ее венце вздрагивал, покачивались длинные золотые серьги. Когда песня кончилась, княгиня со смехом заметила:
— Царица умна! Алмазное сердце — единственное спасение от сумасбродных мужей!
— А какое же спасение от ветреных, гордых красавиц? — тихо спросил у нее Хаггар, уже громче добавив: — Позвольте и мне спеть одну арандамарскую балладу о коварстве дев!
Гости одобрительно зашумели. Тема эта в Раэноре была явно всем знакома. Хаггар взял в руки лютню и, мягко перебирая пальцами струны, запел:
“Элиндор, страна волшебных озер,
В чьих сонных водах тайны спят!
По берегам — мрачных тисов дозор,
Что их древний покой хранят”, -
Так пел, улыбаясь, лесник молодой,
Парень, что надо, себе на уме,
Быстро шагая по тропке лесной
С верным луком в руке.
Меж тем на землю спускалась ночь,
В черном небе звезды зажглись,
Облака, словно тени, умчались прочь,
И птицы спать улеглись.
В песне вспомнил парень далекий дом,
А в саду — соловья и кусты резеды.
Но вдруг услыхал он в безмолвьи ночном
Плеск зовущей воды.
Среди расступившихся темных стволов,
Шагнув с тропинки, увидел лесник:
В озере черном, в кругу валунов
Диск янтарной луны возник.
А между парящей в небе луной
И той, что в тяжелых водах плыла,
Тропинка выгнулась хрупкой дугой,
Будто дождь из стекла.
В дробящемся желтом круге луны
На ровной, как зеркало, глади вод
Лесник увидал (не сбываются ль сны?),
Что к нему колдунья идет.
Юна и прекрасна, как вишня весной,
Но, как сизый туман поутру, неверна,
В волшебном танце кружась над волной,
Ему улыбалась она.
Лесник в изумленьи забыл про страх,
Про то, что опасен колдуньи взгляд,
Про то, что из тех, кто плутал здесь в лесах,
Никто не вернулся назад.
Отбросив в сторону верный лук,
Не в силах противиться власти чар,
Он слышал лишь пенье да сердца