Читать интересную книгу Кровавая гостиница - Поль Магален (Махалин)

– Говорите! Надо, чтобы истина открылась, чтобы правосудие могло покарать мерзавцев…

– Говорить! — зарыдала Флоранс. — Но я не могу! Я не могу! — вскрикнула она, подползая к ногам офицера, стараясь схватить его за руки. — Филипп!.. Мой господин!.. Мой супруг!

Готье в нетерпении топнул ногой:

– Я больше не муж ваш, мадам. Я только служитель закона. Совершено преступление. Вы назовете виновников, или, клянусь честью, я поступлю с вами так, как с их сообщницей.

Флоранс встала с колен и гордо выпрямилась; откинув назад свои роскошные локоны и устремив спокойный взгляд на Филиппа, она твердо произнесла:

– Готовьте мне какую хотите участь. Ваши угрозы, как и слезы вашей сестры, не вырвут из моих уст чужой тайны, случайно подмеченной мной.

Это было сказано так, что офицер понял все без дальнейших объяснений.

– Бедная девушка! — простонал он в отчаянии.

Филипп не мог больше оставаться равнодушным к этому страшному горю, и супруги с минуту стояли обнявшись.

– Несчастная, ты делаешь то, что считаешь своей священной обязанностью! — проговорил он, высвобождаясь из рук девушки. — Позволь же и мне исполнить свой долг!

Поручик подошел к окну и громко крикнул:

– Эй, жандармы, сюда!

Во дворе жандармы распивали мозельское вино в обществе мельника, и ефрейтор Жолибуа произносил следующую речь:

– Я пользуюсь этим торжественным случаем, чтобы предложить приятнейший тост за здравие поручика и поручицы…

Жолибуа упивался рукоплесканиями восторженной публики с ложной скромностью оратора, привыкшего к успеху, когда раздался оклик брата Денизы. Пирующие кинулись в комнату молодых, где застали поручика в тот самый момент, когда он застегивал портупею, а Флоранс — молившейся у постели.

– Ефрейтор, — спросил Филипп, — могут ли люди выдвинуться в путь?

– Поручик, — начал Жолибуа, — наши солдаты всегда готовы!

Офицер, указывая на букеты, торчавшие из ружей жандармов, распорядился:

– Это снимите. Зарядите оружие. Мы отправляемся.

– В эту ночь? — спросил ошеломленный ефрейтор.

– Сию же минуту.

Всех охватило невероятное удивление. Не обращая на это никакого внимания, Филипп обнажил саблю, затем подошел к несчастной Флоранс и, положив руку на плечо своей юной супруги, произнес:

– Гражданка Готье, во имя закона я вынужден арестовать вас.

XXXVIII

Около клада

В Лотарингии бытовал обычай отмечать свадьбу танцевальным вечером. Все желающие просто подходили и садились за столы, уставленные разными кушаньями. Вино в «Кок-ан-Пат» лилось рекой. Два сельских музыканта — один с кларнетом, другой со скрипкой — веселили толпу.

Среди всего этого шума никто не заметил отсутствия старшего Арну и Жоэ Блага. О последнем, видимо, не стоило и справляться — он, скорее всего, был пьян с утра и крепко спал.

Около одиннадцати часов два младших брата вошли на кухню, чтобы немного подкрепиться. Агнесса Шассар дала им кусок пирога и бутылку вишневой водки, сказав, что идет спать. Когда она вышла, Франциск, наполняя два стакана, проговорил:

– Ну, теперь самое время выпить, уставать сегодня нельзя. Твое здоровье! Вишневая водка великолепна. Она нас согреет.

Себастьян схватил его за руку и воскликнул:

– Подожди! Поговорим, прежде чем пить!

Франциск с удивлением взглянул на брата, а тот продолжил:

– Матушка не скривилась, подавая нам бутылку…

– Ну?

– Эта бутылка была приготовлена заранее и стояла там, на буфете…

– Она нас ждала, за ней не нужно было спускаться в погреб…

– Так что же?

– Это очень подозрительно. К тому же Жозеф что-то не идет, и Марианна, несмотря на то что мы договорились провести вечер вместе, где-то скрывается. Они хотят сыграть с нами злую шутку…

– Ты думаешь?

– Я думаю, что Марианна и Жозеф сговорились. Они хотят вдвоем присвоить себе то, что есть у старухи. Жозеф решил завладеть Денизой, о которой он не вымолвил ни слова с того самого дня, когда ружейный выстрел едва не избавил нас от него. Он нас тогда узнал. Жозеф никому ничего не прощает, так что он был бы очень рад отомстить нам…

Франциск, ударив кулаком по столу, воскликнул:

– О, если бы я был уверен!

Себастьян жестом приказал брату молчать и затянул патриотическую песню. Продолжая петь, он тихонько подошел к двери, в которую незадолго до этого вышла Агнесса Шассар. Внезапно открыв дверь, он очень удивился, не увидев за ней никого. Вернувшись к столу, Себастьян взял бутылку и вылил вино на угли в печке. Возвращаясь к брату, он сказал:

– А ты знаешь, Жозефа вчера видели в аптеке Мерикура…

И Себастьян подозвал огромную собаку старухи, которая нехотя подошла к нему. Отломив кусок пирога, он дал его Тюрку со словами:

– На, возьми, друг мой, все должны жить…

И обращаясь к брату, он добавил:

– В погреб, где хранится сокровище старухи, нельзя пройти мимо нас. Постережем здесь. Дальше будет видно, что делать. Их трое против нас: мать, Марианна и Жозеф, но они считают нас уже мертвыми.

– Мертвыми?

– Да, любезный друг, посмотри на собаку, откушавшую домашнего пирога…

Пес, сотрясаясь всем своим существом, едва стоял на ногах. Всякое животное, умирая, хочет убежать. И Тюрк тоже сделал неимоверное усилие, чтобы двинуться с места, но все тщетно… Во рту у собаки показалась красная пена, и она рухнула на пол.

Часы с кукушкой в зале для гостей показывали три четверти двенадцатого, когда ее дверь бесшумно отворилась, и на пороге появилась угловатая фигура Агнессы Шассар. Она прислушалась. В складках широкой мантильи она прятала фонарь. Подняв его, она устремила взгляд в ту часть комнаты, где оставила двух младших сыновей. Франциск сидел на стуле, положив голову на стол, и, казалось, спал крепким сном. Себастьян лежал на полу, неподалеку от брата. В одной руке у него был пустой стакан, другая крепко сжимала бутылку с вишневой водкой.

– Жозеф меня не обманул, — проворчала старуха, покачав головой, — порошок сделал свое дело.

Не обращая больше на них внимания, Агнесса Шассар вошла в коридор, который вел на двор, к погребу; ключ от него всегда висел у старухи на поясе. Как помнит читатель, именно в этом страшном погребе и происходили ужасные злодейства, предшествовавшие убийству маркиза Гастона.

Праздничный шум раздавался здесь как эхо. Слушая крики пирующих, старуха ворчала:

– Веселитесь, пойте, пользуйтесь моим добром! Если бы весь этот шум не был мне на руку, я давно бы вас всех отсюда выгнала.

Старуха вошла в погреб, в глубине которого стояла лестница, поднялась по ней на десять-двенадцать ступеней и проворчала:

– Через час Жозеф подложит огня. Я не закрыла за собой ни одной двери, чтобы ему легче было присоединиться ко мне. Своды здесь здоровые, им пожар нипочем. Завтра утром, если все благополучно сгорит, я вступлю в наследство после детей.

На ее тонких губах показалась зловещая улыбка. Она продолжала говорить вслух то, что думала:

– Вот как! Дорогой Жозеф решил помочь мне избавиться от этих дармоедов — Франциска и Себастьяна, чтобы получить половину того, что я скопила за тридцать лет. Да, но ему достанется только половина того, что он увидит! У меня еще есть время…

Добравшись до верхней ступени, старуха очутилась перед железной дверью, вделанной в каменную стену. Эта дверь ничем не выделялась: на ней не было ни замка, ни засова. Когда-то давно трактирщик Арну прятал в этом потайном месте соль и табак, который он получал контрабандой.

Агнесса Шассар нажала ногой плиту — известную только ей, — которая соединялась с пружиной. В ту же минуту железная пластина, скрывавшая толстую дубовую дверь с крепким замком, упала вниз. Агнесса Шассар вновь взялась за ключи и, пока искала подходящий ключ, бормотала:

– Однако остается еще Марианна… Она отнимет у меня все, до последнего экю, замучает, чтобы выведать мою тайну, но я стравлю их с Жозефом и похороню обоих.

Замок заскрипел, и дверь открылась, когда старуха надавила на нее плечом. Вдова очутилась в галерее, воздух в которую проникал через глубокие отдушины. Вдоль стен стояли высокие горшки, в которых крестьянки обычно топят масло. В свете фонаря было видно, что в этих горшках лежат золотые.

Да, Агнесса Шассар прятала здесь деньги. Чтобы прибавить один золотой к этому богатству, она отказывала себе в лишнем куске мяса, ходила в рубище и убивала проезжих. Старуха думала теперь только о настоящем.

– Я отнесу, — шептала она, — один или два горшка золотых в другой погреб, а остальное спрячу. Когда придет Жозеф, я ему скажу: «Вот твоя доля». — И, усмехнувшись, хозяйка прибавила: — Но они вернутся ко мне. Я еще крепка и здорова, проживу лет до ста… Но что, если Жозефу этого будет мало? — задумалась старуха. — Да, впрочем, чего мне беспокоиться! Я одна знаю секрет этой двери. К тому же ее не пробьешь даже пушечным ядром. Утешу сына обещанием оставить все ему в наследство.