БэБосс усмехнулся и, подумав, кивнул:
— И за этим тоже. Я предлагаю тебе защиту. Кроме того, мне известен факт некоего интереса к тебе со стороны главы…
— Нет никакого интереса. Это недоразумение, только и всего, — перебила его поскорее.
— Мне так не показалось, — покачал головой Эрхардт, поковырялся взглядом в моих глазах так, что мне пришлось отвернуться. — В любом случае я вынужден отстранить тебя от работы в прежнем режиме. — Испуганно посмотрела на него снова. — У тебя отлично выходят тексты, вот и займись. Пока всё не уляжется.
— Вы ведь этого не сделаете, — покачала головой потрясённо. Я — и в офисе. С Четом. Исключено!
— Уже сделал. Через пару недель, как окрепнешь окончательно, тебя ждут в зеркальной башне. И присматривай за Чесни. Просто наблюдай. Ты поймёшь, когда придёт время прийти за помощью, — кивнул размеренно и убеждённо. — А ты ведь это сделаешь, так?
— Да за что?! Вы так не поступите. Проще уволиться, к дрэку!
— Не за что, а ради своей страны, такой ответ тебя устроит? Чет продал своё государство, я прошу тебя помочь оторвать ему… ну ты понимаешь.
— Доверять некому, — пробормотала обречённо. И почему мне кажется, что Микелен озвучил мне далеко не всё?
— Именно так, Каррия. К сожалению, именно так.
* * *
Весна звенела, навязывая мыслям разгон, выстреливая импульсами устремлений и глупостей. Мальчишка ворвался в зал бегом, поймал на запястье скользнувшую с плеча сумку. Пришла — улыбка съехала вместе с чехлом сабли. Пересёк зал уже сдержанно, чувствуя, как застыла, и точно зная, что не повернётся.
Три чемпионата прошли, прибавив уверенности и косых взглядов. Да и что с того — они, взгляды, и так всегда были. После каждой следующей победы. Одногруппники сначала радовались, уверенно продвигаясь в командном зачёте, а вернувшись домой, в Родной, непременно шипели на Южа исподтишка, дулись: «Опять всех перебил, Партной!»
Бабушка уверяла, что это непременно пройдёт, хоть и нервов немало попортит. Верить в это и верилось, с одной стороны, а с другой… Бросить их всех хотелось к дрэковой матери и никого из них никогда больше не видеть. А ещё — чтобы они захотели бы сами его вернуть, но было бы уже поздно, потому что он состоится уже и как спортсмен, и как охр… настоящий мужчина!
И вот уехал бы он в округ, Срединной земли столицу, и стал бы там, в их Федерации, чемпионом, а потом и вовсе… ладно, это он потом решит, что именно вовсе. А тренер пришел бы в их старый зал и показал бы его бой на учебном мониторе. И как потом, после боя, к нему подбегает самая красивая девчонка, непременно там будет видно. И как она поцелует его обязательно, несомненно, тоже! И вот тогда и станет Оксанка кусать от досады красивые пухлые губы и, отворачиваясь, прятать лицо с застывшими в глазах слезами.
Только почему-то не было от этого радостно и довольно — гадко было.
Лёнька глянул на него странно и хмуро. Встал навстречу, задел нагло плечом. И Южик чудом стерпел, чтобы тому не врезать. Казалось, зубы сейчас раскрошатся от злости. Удержался — тренер был рядом. А вот на дорожке не постеснялся, дал себе волю. Больно пробив живот и ключицу, да так, чтобы не смог уже сегодня толком драться. Чтобы рука болела, почти отваливаясь, чтобы знал, сволочь, как чужих девчонок лапать! Ну и что, что они с Оксанкой не были парой. Ну и что, что не называла она его своим парнем. Ну так это пока! И он-то, Лёнька, ведь знал, предатель, что Оксанка для него, Юджина, значит!
На табло вспыхнул зелёный квадрат, в очередной раз отдавая чемпиону победу, и Лёнька, не отстегнув даже массу, сорвав только маску, бросился на Женьку с кулаками.
Ну а потом, пока их замазывали зелёнкой и выговором отлучали от занятий аж на две целых недели, вскрывалась страшная правда. О том, в чём Оксанка сама ни за что бы не призналась. О том, как пошла она к Лёньке за дружеским и самым верным советом и как его получила. Под дождём по пути на тренировку. Но совет не пригодился совсем, потому что Юджина не иначе жареный индюк в неудобное место клюнул. Не клюются? Ну ладно, значит, укусил. А Оксанка совсем сон и спокойствие потеряла, даже есть перестала. Откуда знает? А кому она, по-твоему, по-южевски, ревёт через день, после тренировок, в трубку? И Лёнька тоже скоро реветь станет. Потому что, во-первых, слушать это невыносимо. А во-вторых, непонятно, в чём сам виноват. Но, судя по чемпионской перекошенной морде, виноват совершенно точно. И фингал тому очень фиолетовое, в зелёных разводах, доказательство. Что вдвойне, между прочим, обидно.
Южик сидел, запрокинув голову и прислонившись к стене. И смеялся. Просто, беззвучно и счастливо. Вот уж и правда, девчонки — зло, это точно!
Ну почему, Оксанка? Почему ты просто не сказала сама? Зачем надо было обходить свой страх кругами? Тут же чистая тактика боя — присмотрись и сделай один точный выпад. Точно в цель. Твой выпад чуть не покалечил троих…
«Девушка», — с щемящей нежностью подумал Южик и обнял Оксанку за плечи крепче, закрывая от слишком живого вечернего ветра.
Зачем доверилась Лёньке, которому не то что секрет, номер телефона доверять нельзя?! Хотя… правильно, наверное, что именно Лёньке.
Южик с неожиданным интересом посмотрел сверху на русый хвост и, зажмурившись, осторожно улыбнулся. Для надёжности даже губы побольнее закусил, чтобы радостно не засмеяться и Оксанку вдруг случайно не поцеловать. Распахнул глаза от этой внезапно посетившей его мысли, и сердце мальчишки, споткнувшись, застучало скорей.
— Юж? — встревоженно обернулась Оксанка. — Ты чего, Жень? Тебе холодно тоже? Так давай с пересадкой доедем, нечего мёрзнуть тут на ветру.
Какая же она всё-таки красивая и хорошая, когда не играет принцессу. Хотя и когда принцесса — хорошая тоже. Такая, что хочется идти следом, тащить этот дурацкий чехол и мечтать, лишь бы позволила опять к себе прикоснуться. Чувствовать её, чуть дрожащую и взволнованную, рядом, вдыхать сладкий запах её духов и, как настоящий дебил, не переставать улыбаться.
Шагали по выщербленной, крошащейся после зимы брусчатке, перепрыгивали через ручьи, торопясь в детский садик за Оксанкиным младшим братом. Держались за руки, как малые дети, но Юджину на это было честно плевать. Зато необъяснимо приятно чувствовать под пальцами тонкую и сильную ладонь. То, что она сильная, он и раньше-то не сомневался, а уж как сжала её, споткнувшись, так у парня чуть глаза от того на лоб не полезли, думал, сломает.
Вечерело. Городок жужжал, суетился, возвращались домой с работы люди. Магазины, на удивление, были полны, а уличные кафе забиты. И не скажешь, что Союз осаждён экономической противомерой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});