Мало того, что стрелок не задал этот вопрос; он даже мысленно не сформулировал его. Катберт подвергал сомнению все, спрашивал обо всем, он был отравлен вопросами, умер с вопросом на устах. Теперь их не осталось, никого не осталось. Все последние стрелки Корта, все тринадцать из их класса, что сумели выжить (а в начале учебы их было в классе пятьдесят шесть), были мертвы. Все, кроме Роланда. Он был последним стрелком и неуклонно шел вперед в мире, ставшем бессильным и бесплодным и пустым.
Он вспомнил, как Корт накануне Церемонии Представления сказал: "Тринадцать. Это - нехорошее число". А на следующий день, впервые за тридцать лет, Корт не присутствовал на Церемонии. Ученики - последний их выпуск - пошли к нему, в его домик, чтобы сперва опуститься у его ног на колени, подставив беззащитные шеи, потом встать и принять его поздравительный поцелуй, а потом позволить ему в первый раз зарядить их револьверы. Через девять недель Корт умер. Некоторые утверждали, что его отравили. Через два года после его смерти началась последняя кровопролитная гражданская война. Кровавая бойня добралась до последнего оплота цивилизации, света и здравого рассудка с небрежностью волны, разрушающей крепость, построенную ребенком из песка, отняла все, что они считали таким прочным.
Так что он был последним, и, быть может, он выжил потому, что в его натуре над темным романтизмом преобладали практичность и простота. Он понимал, что существенны только три вещи: то, что он смертен, ка и Башня.
Этих трех вещей хватало, чтобы занять все его мысли.
Эдди закончил свой рассказ около четырех часов дня - третьего дня их пути на север, вверх по безликому берегу. Сам берег, казалось, абсолютно не изменялся. Узнать, сколько они прошли, можно было, только взглянув налево, на восток. Там очертания зазубренных горных вершин начали чуть-чуть смягчаться и оседать. Возможно, если бы они сумели уйти на север достаточно далеко, горы превратились бы в пологие холмы.
Поведав свою историю, Эдди замолчал, и полчаса или дольше они шли молча. Эдди все время украдкой поглядывал на Роланда. Стрелок знал: Эдди не замечает, что он перехватывает эти короткие взгляды; он все еще слишком погружен в себя. Роланд знал также, чего ждет Эдди: реакции. Хоть какой-нибудь реакции. Любой. Дважды Эдди открывал рот и, ничего не сказав, снова закрывал его. Наконец он спросил (стрелок знал, что он спросит именно это):
- Ну? Что ты об этом думаешь?
- Я думаю, что ты здесь.
Эдди остановился и сжал кулаки.
- И это все? И только-то?
- А больше я ничего не знаю, - ответил стрелок. Отсутствующие пальцы на руке и на ноге болели и чесались. Ему так хотелось хоть немножко астина из мира Эдди.
- У тебя нет своего мнения о том, что все это, черт возьми, значит?
Стрелок мог бы поднять свою ополовиненную правую руку и сказать: "А ты подумай о том, что значит вот это, идиот несчастный", - но ему это даже в голову не пришло, как не пришло ему в голову спросить, почему из всех людей во всех вселенных, какие, возможно, существуют, ему достался Эдди.
- Это ка, - терпеливо объяснил он, глядя Эдди в лицо.
- Что такое ка? - Тон у Эдди был воинственный. Я о нем никогда не слышал. Разве что, если его сказать два раза подряд, то получится слово, которым малыши называют говно.
- Это мне неизвестно, - сказал стрелок. - Здесь оно означает долг, или судьбу, или, в просторечии, место, куда ты должен пойти.
Эдди ухитрился одновременно выразить на лице смятение, отвращение и насмешливое веселье: "Тогда скажи это дважды, Роланд, потому что такие слова лично для меня - что говно".
Стрелок пожал плечами.
- Я не веду философских дискуссий. Я не изучаю историю. Я думаю только одно: что прошло, то прошло, а что впереди, то впереди. Второе и есть ка, и оно само о себе позаботится.
- Ну да? - Эдди взглянул на север. - Ну, а я вижу впереди только примерно девять миллиардов миль этого хлебаного берега. Если впереди у нас это, так что ка, что кака - одно и то же. Может, у нас хватит хороших патронов, чтобы ухлопать еще штук пять-шесть этих липовых омаров, но потом нам останется только кидать в них камнями. Так что - куда мы все-таки идем?
У Роланда, правда, мелькнула мысль: приходило ли Эдди в голову задать такой вопрос брату - но спросить об этом Эдди означало бы напроситься на долгий и бессмысленный спор. Поэтому он только показал большим пальцем на север и сказал: "Туда. Для начала".
Эдди взглянул и не увидел ничего нового - только все ту же бесконечную полосу серой гальки, утыканную ракушками и камнями. Он перевел взгляд на Роланда, собравшись съехидничать, увидел на его лице безмятежную уверенность и опять посмотрел на север. Он прищурился. Загородил правой рукой правую половину лица от заходящего солнца. Ему отчаянно хотелось увидеть что-нибудь, хоть что-то, елки-моталки, мираж - и тот бы сгодился, но там не было ничего.
- Можешь меня поливать, сколько хочешь, - медленно проговорил Эдди, но я считаю, что это - та еще подлянка. Я за тебя у Балазара жизнью рисковал.
- Я знаю. - Стрелок улыбнулся - редкое явление, осветившее его лицо, как мгновенный проблеск солнца в унылый пасмурный день. - Поэтому я с тобой играю только честно, Эдди. Она там. Я ее увидел час назад. Сначала я подумал, что это мираж или просто мерещится, потому что мне очень хочется ее увидеть, но она там, по самому настоящему.
Эдди снова стал смотреть; и смотрел, пока у него не заслезились глаза. Наконец он сказал: "Я не вижу там, впереди, ничего, кроме берега. А у меня зрение двадцать на двадцать".
- Я не знаю, что это значит.
- Это значит, что если бы там можно было что-нибудь увидеть, я бы его и увидел! - Но Эдди призадумался. Он задумался о том, насколько дальше, чем его глаза, видят голубые снайперские глаза стрелка. Может быть, чуть дальше.
А может, и гораздо дальше.
- Ты ее увидишь, - сказал стрелок.
- Что я увижу?
- Сегодня нам туда не дойти, но если ты действительно видишь так хорошо, как сейчас сказал, то ты увидишь ее еще до того, как солнце коснется воды. Если, конечно, ты не собираешься так и стоять здесь и болтать языком.
- Ка, - задумчиво сказал Эдди.
Роланд кивнул.
- Ка.
- Кака, - сказал Эдди и рассмеялся. - Пошли, Роланд. Прошвырнемся. А если я ничего не увижу до того, как солнце коснется воды - с тебя жареная курочка. Или "Биг-Мак". Или что угодно, лишь бы оно не имело отношения к омарам.
- Пошли.
Они снова двинулись в путь, и до того момента, когда нижний край солнца должен был коснуться горизонта, оставалось еще не менее часа, когда Эдди Дийн начал различать вдали какие-то очертания - смутные, мерцающие, неопределенные - но явно что-то. Что-то новое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});