не желает говорить о деле, значит, я имею полное право не поднимать эту тему.
— А я не знала, что ты замужем, — говорит она после того, как небритый официант в вязаной шапке бросает на столик два меню.
— Откуда ты узнала? — спрашиваю я и понимаю, что мы с Авой практически не обсуждали что-то личное. Я даже плохо себе представляю, о чем мы можем говорить, если не о деле.
— От Андреа. Мы поболтали, когда вы с ней приходили ко мне в больницу. Она упомянула твой развод.
— Ага, — говорю я, вспоминая о бумагах о разводе, которые так и лежат непрочитанные у меня на столе в кухне. — Эрик. Познакомились в колледже. Брак распался около года назад.
— Что случилось? — спрашивает Ава, и вопрос кажется чересчур личным, хотя мы уже достаточно долго обсуждали — помимо всего остального — личную жизнь ее брата.
— У тебя много времени? — спрашиваю я, пытаясь уклониться от ответа.
Но Ава ждет, и ее безмолвное ожидание одновременно успокаивает и несколько пугает меня. Поза хорошего слушателя, умеющего распознавать вранье.
— Думаю, я очень хорошо научилась притворяться нормальной, — наконец отвечаю я. — Делать вид, что хочу выйти замуж, жить в роскошной квартире, ездить в отпуск в Таиланд, рожать детей и размещать их фотки в Инстаграме. А потом недалеко от больницы нашли труп, и я больше не смогла притворяться. Потому что на самом деле я хотела лишь одного: вернуть сестру. В обмен на это я бы отдала все, что у меня есть в жизни.
Произнесенные вслух, мои слова звучат странно, и я это понимаю. Но в них больше правды, чем я обычно готова признать, даже про себя. Обычно я делаю вид, что мне достаточно ответа на вопрос о том, что случилось с Мэгги. На самом же деле в глубине души я знаю, что это ложь. Я всегда буду хотеть вернуть ее. Я хочу, чтобы она произвела впечатление на Андреа. Хочу знать, что она думает об Эрике. Хочу рассказать ей, что я делала ради того, чтобы найти ее, потому что знаю: она, скорее всего, единственная, кто без колебаний простит меня.
— И как это выглядит? — спрашивает Ава. — Когда перестаешь притворяться?
— В основном это подразумевало множество безответственных поступков, — отвечаю я. Скромничаю, пытаюсь скрыть за этим фасадом боль. Не то чтобы я сожалею. Думаю о борьбе на мате, о том, каково это — вырываться из захвата. Нельзя думать о том, что произойдет потом. Реагируешь, освобождаешься и только потом принимаешь следующее решение. Остаешься и сражаешься или бежишь. Однако я до сих пор не могу понять, против кого боролась. — Наркотики. Много мужчин. Честно говоря, это был не мой звездный час.
— Как в колледже, — говорит она, но ее широко раскрытые глаза выдают смесь удивления и восхищения. Может, она тоже лжет. Может, для нее колледж ассоциировался не с наркотиками и парнями, а с чередой бесконечных ночей в библиотеке, проведенных за толстенными учебниками биологии. — Сколько времени понадобилось твоему мужу, чтобы узнать об этом?
Это самая страшная часть истории. Та часть, которую мы с Андреа никогда в открытую не обсуждаем. Часть, означавшая конец моего брака, независимо от того, как сильно Эрик все еще любил меня. Вспоминаю тот день в машине Андреа, когда у меня уже была задержка на шесть дней и я была почти уверена в том, что теперь произойдет. Когда я наконец поделилась с ней ужасным подозрением, которое несколько дней бурлило у меня в животе, подобно гудрону.
— У меня задержка, — сказала я, наблюдая за реакцией Андреа.
Андреа, чей живот почти упирался в руль, когда она вела машину. До родов ей оставался месяц. Она была так сильно беременна, что разница между нею и мной казалась куда более обширной и значительной, чем какие-то шесть-семь месяцев. Она как будто преобразилась, и я не могла представить, что со мной будет так же.
К тому времени моя жизнь уже пять месяцев катилась под откос. Я все время врала на семейной терапии, которую посещала с Эриком после того, как рассказала ему про подкаст, но не про мужчин. Не про то, как часами разыскивала улики на форуме «CrimeSolversOnline», или то, как пила все больше водки. Или то, что я постоянно бродила по городу, надеясь, что поворот в переулок или на пустой участок приведет меня к сестре. Я не могла объяснить ему, почему несколько недель скрывала от него Неизвестную, а его так это обеспокоило, что я не могла даже представить, как объясню все остальное.
Через месяц после того, как я сдала образец ДНК, было установлено, что Неизвестная — скрипачка из Блумингтона, штат Индиана, подсевшая на опиоиды. Всего за шесть недель до смерти она родила сына. Мальчик рос у ее родителей. Говорили, сломав ногу во время игры в теннис, она пристрастилась к оксиконтину и годами боролась с привычкой.
Пока не узнала, что беременна. Тогда она прекратила принимать лекарство, по крайней мере до рождения ребенка. Хотела, чтобы сын родился здоровым. А вот у меня была задержка на шесть дней, но прошлой ночью я опрокинула четыре коктейля. И теперь сгорала от стыда.
— Задержка на сколько? — спросила Андреа. Как всегда, невозмутимая. Почти сверхъестественно хладнокровная.
— Почти на неделю, — ответила я.
А потом я сделала то, чего избегала несколько месяцев, пока мы записывали подкаст, после того как получила результаты анализа ДНК, и каждую ночь, когда лежала в постели рядом с Эриком, думая о сестре. Я расплакалась. Повод удивил даже меня саму. У меня будто случился припадок, и я распалась на части.
Я наклонилась вперед, закрыв лицо руками. Плечи дрожали, а по ладоням сквозь пальцы катились крупные, соленые слезы. Из носа уже начало течь.
— О господи, милая, — проговорила Андреа, положив руку мне на спину. Заехав в переулок, она припарковалась вторым рядом и включила аварийные огни. — Я думала, ты на таблетках.
Я покачала головой. Волосы закрывали мне лицо, и она не видела, насколько мне плохо.
— Перестала принимать. Как раз перед Неизвестной. — Я захлебнулась икотой пополам с всхлипами. — Бросила таблетки.
— Зачем? — Андреа не смогла сдержать удивления.
— А ты как думаешь? Потому что он, черт возьми, хочет детей, — сказала — вернее, чуть ли не закричала — я в тесном салоне машины.
— Но почему ты на это согласилась? — более мягким голосом спросила Андреа, откинув назад мои волосы и заправив их мне за ухо.
Оторвав руки от лица, я вытянула их и повернула ладонями вверх. Делясь собственным недоумением.