Стараясь ступать бесшумно, я поднялась обратно по лестнице и на цыпочках пересекла коридор тем же путём, которым спускалась на кухню, но на этот раз задержалась у второй гостевой спальни. Я знала, что за этой дверью спит Трейс, — чувствовала это всем телом. Рука непроизвольно поднялась, будто желая прикоснуться к нему, найти убежище в его объятьях, но что-то удержало меня от стука в дверь. Я не могу бежать к нему каждый раз, когда мне хочется скрыться от Доминика.
Он всё поймёт с первого же прикосновения, почувствует при поцелуе. Это несправедливо по отношению к нему. Я не могу притягивать его к себе одной рукой и разбивать сердце другой.
Опустив голову, я развернулась к своей комнате, но не смогла уйти далеко. Холодная ладонь накрыла мой рот, ноги оторвались от пола, и в следующую секунду я вновь оказалась в комнате Доминика.
Всё ещё не отрывая руки от моего рта, он толкнул меня к закрытой двери своей спальни и прижался всем телом. В моём сердце вспыхнула паника.
— Не кричи. Не двигайся, — приказал он голосом, лишившим меня свободы воли.
И тут я поняла, что я в беде.
ГЛАВА 31. НАЧИСТОТУ
Я чувствовала, как сильно колотилось сердце в моей груди, когда Доминик прижал меня к двери своей спальни всем своим телом. В комнате была кромешная тьма, только серебряный свет луны проникал через окно. Ливень стучал в стекло чуть ли не в одном ритме с моим сердцем.
Доминик убрал руку с моего рта, но не спешил отстраняться. Мне хотелось закричать на него, ударить коленом по яйцам, но не могла ничего, кроме как стоять на месте в полной неподвижности.
— Я не причиню тебе вреда, — прошептал он, но в его глазах был какой-то порочный блеск.
— Тогда зачем обездвижил меня?
— Потому что могу, — просто ответил он.
Я пыталась взглядом прожечь в нём дыру.
— А, спасибо, тогда всё в порядке, мне не о чем беспокоиться.
— Я не говорил, что тебе не о чем беспокоиться. Я сказал, что не причиню тебе вреда, — коварная усмешка заиграла на его безупречном лице. — Знаешь, как легко я могу сделать тебя своей? Как всего несколько слов могут заставить тебя забыть о его существовании?
Мой пульс участился.
— Ты не посмеешь.
Он ничего не ответил. Вместо этого он взял прядку моих волос и накрутил на палец.
— Когда мы с тобой последний раз оставались одни, как сейчас?
— Не слишком давно, — он сильнее придавил меня своим телом к двери, и я ахнула.
— Отвечай искренне, — произнёс он своим особенным подчиняющим волю голосом.
— Двадцать семь часов назад, — слова сорвались с моих губ, выдавая меня с головой. Я считала часы.
Он улыбнулся, довольный моим ответом.
— Это было не так сложно, правда?
— Нет. Мы играем в «21 вопрос»?
— А ты хочешь сыграть? — в его взгляде промелькнуло нечто зловещее.
— Нет, — я не могла воздержаться от ответов на вопросы и ненавидела его за это. — Утром ты об этом пожалеешь.
Он снова улыбнулся.
— Я так не думаю, ангел.
Моё сердце застучало на бешеной скорости, кровь разогналась по венам. И он тоже это заметил. Он знал, что я в панике: видел, слышал, чувствовал — и наслаждался этим.
— Настоящая эйфория, — он закрыл глаза на секунду, как будто бы вдыхая наркотик, а затем вновь посмотрел в мои глаза, полные ужаса. Наклонив голову вбок, он нежно провёл костяшками по моей щеке. — Ты скучала по этому?
— Да, — мгновенно ответила я и мысленно ударила себе по голове. Я не могла заставить себя молчать, не вываливать правду. Язык буквально отказывался выдавать ложь. — Доминик, пожалуйся, убери внушение. Это с самого начала была очень плохая идея.
— Разве?
— Ужасная, — ответила я, хоть и не совсем понимала, зачем он вообще это начал. — Ты не такой.
— К сожалению, ты слишком настойчиво отказываешь себе в любых удовольствиях, связанных со мной, и, как следствие, отказываешь мне, — его глаза потемнели, превратившись в два сверкающих оникса. — И поверь мне, ангел, я не готов отказывать себе в чём-либо. И особенно в удовольствиях.
— Так не отказывай, — я проглотила застрявший в горле ком. — Иди и найди себе удовольствие, которое тебя устроит, только меня не трогай!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты правда этого хочешь?
— Нет, — зажмурилась. Ненавижу свой чёртов рот.
— Почему ты продолжаешь врать самой себе?
— Потому что у меня это хорошо получается и так я могу избегать всего, что боюсь, — я серьёзно не могу остановиться.
— Ты боишься меня? — спросил он с внезапно проснувшимся любопытством.
— Иногда.
Он прищурил глаза, пытаясь разгадать, что я имела в виду.
— Поясни.
— Я боюсь того, что ты заставляешь меня чувствовать.
Он придвинулся ближе.
— И что я…
— Доминик, пожалуйста! Остановись, — взмолилась я, хоть и понимала, что это бесполезно. У него есть карт-бланш на любые вопросы мне и нет особого морального кодекса, чтобы отказать себе в этой возможности.
— Что я заставляю тебя чувствовать? — спросил он тихо прямо мне в губы. Всё внутри меня сжалось.
— Словно я вырвалась из клетки.
Доминик медленно наклонил голову в сторону.
— И это пугает тебя?
— Да.
— Потому что тебе это нравится, — понял он.
— Да.
Я чувствовала себя обнажённой, с душой нараспашку. Прикусила губу, чтобы сдержать рыдания.
Его взгляд упал на мои губы, и из его горла вырвался низкий рык.
— Тогда почему ты отказываешь себе в этом? Почему ты отказываешь мне?
На этот вопрос ответ простой.
— Потому что я люблю Трейса. Потому что мне больно думать, что я могу его ранить.
Его лицо мрачнеет, в глазах мелькает раздражение.
— Да, к сожалению, это я уже знаю. Кровная связь работает в обе стороны, — напомнил он недовольным, почти обиженным голосом. — И через воронку передаёт мне все твои подавленные желания и нескончаемое беспокойство о чувствах Ромео.
— Ох, бедняга, — огрызнулась я, сверля его взглядом. — Может, стоило подумать дважды прежде, чем обманом вовлекать в неразрывную кровную связь.
Его клыки предостерегающе удлинились, у меня перехватило дыхание.
— Доминик…
Мне хотелось покачать головой, дотянуться рукой и успокоить его, пока он не сделал того, о чём потом пожалеет, но моё тело оставалось таким же неподвижным, как мраморная статуя.
— Да, ангел? — невинным тоном спросил он, но в его глазах было что угодно, но только не невинность. Он намеренно облизал губы, чтобы моё внимание тут же переключилось на его рот.
Вспышки воспоминаний о его пьянящем укусе заполнили мой разум, коленки тут же ослабли. Сердце не хотело этого, но тело — моё собственное тело — предавало меня целиком и полностью, ведомое кровной связью. И Доминик это прекрасно видел. Он знал, что моё тело и разум жаждут его, как наркоманы — новую дозу.
— Пожалуйста.
Не знаю, просила я его отпустить меня или укусить.
Его рука скользнула вниз по моей шее, прослеживая пальцами пульсирующую венку, а глаза потемнели от желания.
— Вот что я тебе скажу, ангел, — его хриплый голос вызвал мурашки по коже. — Если ты искренне хочешь, чтобы я остановился… Если ты не желаешь меня так же сильно, как я тебя, то тебе достаточно сказать это вслух. Скажи, что не хочешь этого, и я отпущу тебя.
Мозг кричал мне произнести грёбаные слова, но рот отказывался лгать. Моё тело хотело его, как пустыня — дождя, как одинокое сердце — любви. Каждая клеточка во мне желала, чтобы он укусил меня.
— Что и требовалось доказать, — на его губах заиграла улыбка победителя.
— Я ненавижу тебя сейчас.
— Но скоро полюбишь вновь, — его пальцы нырнули в мои волосы, обхватив затылок, пока он сам наклонялся ртом к моей шее. Его губы мазнули по моей коже, раскрываясь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я забыла, как дышать, погрузившись в ощущения, когда его клыки царапнули чувствительное местечко под ухом.
В ту же минуту, как эти клыки вонзились в мою кожу, всё моё тело сжалось, а затем взорвалось, как горящая комета в небе. Чистый экстаз захлестнул мою кровь, меня охватила нужда, с каждой волной умоляя о большем. Я хотела обхватить руками его шею, притянуть его ближе к себе, чтобы он не мог отстраниться, — чтобы убедиться, что он никогда не остановится, — но не могла пошевелить и пальцем, даже в том направлении, куда стремилось моё тело.