— Расскажешь?
— Наташа! Мамой тебе клянусь! Ничего не было! Это всё он, скотина такая! Слышала бы ты, что он мне говорил! «Ты, милая девушка, ждёшь других отношений и чувств. С моей стороны их не будет!» — передразнила я терзавшие меня слова короля. — Да я ж его убью вечером! Ты только посмотри на это! Гад! Скотина! Урод несчастный! Я тут бегаю, трясусь, куда бы тебя пристроить, чтобы только этому козлу уходить не пришлось, а он! — Воздух в груди кончился. Пришлось сделать паузу.
Я просто задыхалась от возмущения. Невозможно словами выразить все чувства, что переполняли меня в тот момент. Будь король рядом, точно бы вцепилась ему в физиономию! Снова набрала воздуха и открыла рот, но Наташка меня опередила.
— И где он тебя видел в таком пикантном виде? В ванной подглядывал?
Я выдохнула, взглянула исподлобья:
— Я болела. Сильно. Была в бреду больше суток. А он за мной ухаживал. Раздевал. Лечил. Вот только говорил при этом, что я ему как сестра.
Как же просится рассказать ей всё: и про то, как он вдохнул в меня жизненную силу через поцелуй, и как водил руками по голой спине, чтобы вылечить пневмонию. Ведь это всё было только позавчера.
— Весело живёте, ребята, — отозвалась Наташка, потом пытливо взглянула в моё лицо: — Он тебе нравится, да?
— Не знаю.
— Да брось. Всё ты знаешь. Влюблена по уши. Я же вижу.
Щёки снова начали гореть.
— Бедняжка моя. — Подруга обняла меня и погладила по голове. — Чем же тебе помочь?
— Ничем ты мне не поможешь. Я ему совсем не нравлюсь.
Наташка рассмеялась:
— Маша. Ты что? Глянь на эти рисунки! Он же каждую твою чёрточку прорисовал!
— Да это хобби у него такое — рисовать на полях. Я ещё в первый день заметила. Сидит и в задумчивости чертит. Как будто рука сама, понимаешь?
— Нет, милая моя. Это ты себя уговариваешь. Есть между вами искра. Как он вообще-то к тебе относится?
— В том-то и дело, что никак. Вежливый, отстранённый. Постоянно подчёркивает, что я ему даром не упала.
— И никогда комплиментов не делает?
— Нет, может, пару раз, походя.
— А спите как?
— Да вот тут и спим.
— Вместе, на одной кровати? — изумилась Наташка. — И ничего не было?
— Не вместе, а каждый на своей половине.
— И никогда никаких поползновений?
— Нет. — Ну как я ей про меч расскажу? — Он там, я здесь. Границу не нарушаем.
— Да-а, — протянула подруга. — Железный мужик. А если бы нарушил, ты как? Согласилась?
Я схватилась за голову двумя руками:
— Ничего не спрашивай. Не знаю я. Ничего не знаю!
— Прости, Маш. — Подруга обняла меня. — Это всё ещё больная тема для тебя? А всё из-за этого урода Эдьки. Ты после того случая такая зажатая стала. Даже взглядов боишься. Зря тогда не написала на него заяву.
— Кому бы от этого легче стало? Мне? Он пьяный был. Зачем портить жизнь человеку?
— А то, что он тебе жизнь испортил, ничего? — возмутилась Наташка.
— Ага, а что бы я матери сказала? Правду? Что её дочь чуть не изнасиловали в день пятнадцатилетия? Да я бы потом ей в глаза смотреть не смогла.
— Машка, дурочка. Ты-то не причём! Никто бы тебя не винил!
— Ладно, хватит об этом. Не хочу вспоминать.
— И то верно. Что с этим делать будешь? — кивнула подруга на листочки.
— Я ему их предъявлю. Вот пусть попробует ещё хоть слово о приличиях мне сказать!
— Притормози, подруга. Ты хочешь поругаться с ним или объясниться?
— Поругаться! Это факт.
— Тяжёлый случай. Ну и чего ты добьёшься? Наорёте друг на друга, наговорите гадостей, и кому от этого будет лучше?
Я угрюмо молчала.
— Маш, хочешь совет? Не говори ему об этом. Будь умнее. Это будет твой козырь в крайнем случае.
— О чём ты говоришь? У нас ничего нет, и не будет. Посмотри на меня: кому я такая нужна?
— Не говори глупостей. Ты очень славная девчонка.
— Да-да. Очень славная! И девчонка, сразу видно. Мне об этом не устают напоминать. Вечно за ребёнка принимают.
— Ну так и хорошо. У мужчины такая девушка сразу вызывает желание заботиться и защищать. А фигурка у тебя очень ладная, аккуратная. Всё при тебе, не наговаривай на себя. Сама посмотри. — Подруга подвела меня к зеркалу в прихожей. — Тоненькая и стройная. Я тебе откровенно завидую. Есть можешь, что угодно и в любых количествах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Метр с кепкой. На всех снизу вверх смотрю.
— Во-первых, не такая уж ты и маленькая. А во-вторых, уж лучше снизу смотреть, некоторые себе парня из-за роста найти не могут, все ниже их оказываются. Каблуки можешь любые носить.
— Заморыш.
— Прекрати, Машка! При твоём росте худоба смотрится как хрупкость. Это высоких девок называют тощими, а к тебе этот термин не применим никак. Убедила?
— Ну, про волосы-то ты ничего не сможешь сказать.
— А что волосы? Хорошие, густые, а если тебе цвет не нравится, так кто мешает покраситься? И стрижку покороче, тебе пойдёт.
— А лицо? Совершенно невыразительное.
— Нормальное лицо. Славянские черты. А выразительность тебе эмоции придают. Ты же впечатлительная, всё близко к сердцу принимаешь, и отражается это на лице. А если накрасить нормально, вообще красавицей будешь. Думаешь, звёзды все поголовно красотки? Фигня! С них макияж смыть — такие страшилы, показывали как-то по телику передачу. Так что делаем вывод: ты очень привлекательная девушка!
— Хитра ты, Наташка! Все мои недостатки расписала как величайшие достоинства.
— Так и есть. А тем, кто говорит обратное, не верь. Они завидуют.
Я засмеялась:
— Вот за что я тебя люблю, это за твой оптимизм! Ты в любой ситуации найдёшь светлую сторону. Пошли на кухню, обе голодные, ты вообще с дороги, а я тебя гружу тут своими проблемами.
Вот чёрт! И зажевать нечего! Король со своими замашками и помешанностью на здоровом питании всё повыкидывал! Я предложила подруге пока чаю и фруктов, а сама взялась почистить картошку. А мясо разморозить ещё надо.
— Не суетись, — отозвалась та, копаясь в своих сумках. — У меня куча съестного, родственники нагрузили. Собирали, как в голодный край.
Наташка выставила на стол какие-то соленья, варенья, домашнюю колбасу. Всё упаковано, запаковано и перевязано верёвочками. Сердце заныло от тоски по дому и умершей бабушке.
Пока не сели за стол, я решила позвонить Ольге, смущённо объяснив Наташке, что ищу ей место жительства. Та улыбнулась и сказала, что и сама не хочет устраивать мне подлянку, отсвечивая здесь.
Ольга порадовала меня сообщением, что её соседки съезжают, и она готова принять Наташку к себе на постоянное жительство. Следом раздался звонок Таньки, которая, гордясь собственной изворотливостью, выпалила, что есть место в общаге. Хоть сейчас заезжай.
— Ну вот, а ты переживала. Где наша не пропадала?
— Куда пойдёшь? В общаге платить почти ничего не надо. Я и сама подумывала, не уйти ли к девчонкам, да мама категорически против. Говорит, хоть на последние деньги снимай квартиру, у меня на душе спокойнее будет. Кто-то ей порассказал, что сейчас в общагах делается: пьянство и разврат. Не переубедишь.
— Не, я лучше к Ольге. Одноклассница всё же, а в общаге я никого не знаю.
Мы перезвонили Ольге, сообщили об окончательном решении. Наташка сама поговорила с ней и сказала, что та предложила нам вместе приезжать на репетицию к ней в училище, а оттуда они поедут на квартиру.
Потом, скрепя сердце, я позвонила маме и скороговоркой выпалила, чтобы она передала Наташкиной матери, что всё в порядке, с Наташкой мы встретились, сидим, пьём чай. Сказать, что подруга у меня жить не будет, так сразу не решилась. Вообще не представляю, как эту ситуацию родителям можно объяснить. Тут надо хорошо подумать. А пока лучше им ничего не рассказывать. Спокойнее будут.
Я помогла подруге отобрать самые необходимые вещи, чтобы сегодня переночевать на новом месте, а завтра забрать всё остальное.
— Вот я завтра приеду и посмотрю на вас вместе, — хитро улыбнулась Наташка. — Рано утром не буду, чтобы не поднимать с постели. Во сколько вы встаёте?