горечью понимала, что Серго не знает ее настоящего имени, но все же могла, выдавая себя за Елену, наслаждаться его обществом и упиваться его заботой и красотой.
В какой-то момент, когда Софья, задумавшись, надолго задержала свой заинтересованный взгляд на Георгии, мужчина вдруг поднял лицо и вперил на нее темный взор.
– Вы рассматриваете меня, Софико? – вымолвил он глухо.
Тут же смутившись, она опустила глаза и выпалила:
– И совсем нет.
Сделав несколько быстрых шагов и обогнув кобылу спереди, Амир приблизился к девушке сбоку, и Софья невольно чуть попятилась от него.
– И что вы обо мне думаете? – спросил он властно.
– О вас, Георгий Петрович? – опешила она, обернувшись и устремив на него недоуменный взор.
Амир сделал к ней еще шаг, и Софья оказалась между ним и кобылой.
– Да. Я хочу знать, как вы находите меня? И что во мне не так? – спросил Амир уже более настойчиво и еще сильнее приблизился к ней.
Софья невольно попятилась назад и тут же уперлась спиной в круп лошади.
– И что я должна вам сказать? – удивилась она искренне, не понимая, что он хочет услышать от нее.
– Правду, – выпалил мужчина с горячностью, вперив в ее яркие глаза свой светлый давящий взор. – Как вы находите мою внешность? И что думаете обо мне самом?
Вмиг опешив от прямолинейных вопросов Асатиани и явно не ожидая, что он, как на допросе, будет вот так в лоб расспрашивать ее об этом, Софья, отрицательно замотала головой и выдохнула:
– Я не хочу отвечать на эти вопросы, Георгий Петрович.
– Отчего же? – властно спросил Амир, и его ладонь стремительно легла на спину кобылы, с одной стороны закрыв ей проход рукой.
– Не хочу и все, – произнесла Софья твердо, как капризный ребенок.
Его командный агрессивный тон совсем не располагал девушку к задушевным откровенным разговорам.
– Я не отпущу вас, пока вы не скажете, Софико, – уже с угрозой заявил Амир, и его взор стал темнеть. Софья прищурилась и, подняв на него лицо, с вызовом спросила:
– А если вам не понравится то, что я скажу?
– Говорите как есть, Софико. Я жду, ибо хочу знать, что вы думаете обо мне, – повторил он настойчиво.
– Хорошо, – недовольно сказала девушка, чувствуя себя до крайности глупо, но ощущая, что действительно хочет сказать ему всю правду, чтобы этот мужчина более не приближался к ней. Ибо, когда она скажет все, что думает о нем, вряд ли Георгий вновь захочет вызывать ее на откровенные разговоры. Устремив на него открытый взгляд, Софья четко произнесла: – Вы невероятно самоуверенны и прямолинейны, сударь. Вы жесткий непреклонный человек. Ваш властный взор смущает меня, и порой мне кажется, что находиться рядом с вами опасно. Вы некрасивы, и ваше суровое лицо внушает мне неприятное чувство тревоги. Ваши речи несдержанны, а порой даже дерзки. Вы совсем не знаете правил хорошего тона.
Она замолчала, подтвердив свою речь прямым взором. Амир некоторое время молчал, не спуская с ее нежного лица внимательных горящих глаз, и лишь спустя минуту прищурился и глухо вымолвил:
– Вот это исповедь, сударыня! От ваших слов у меня аж в горле пересохло. И что же, я так страшен, как вы сказали? И я совсем не нравлюсь вам?
– Нет. Вы не нравитесь мне, Георгий Петрович. Извините, если я обидела вас. И прошу, более не мучайте меня своими расспросами, – попросила Софья уже нервно и, отвернув от него лицо, попыталась отойти.
Но он тут же выкинул вторую руку, слева от ее плеча, так же положив ее на круп кобылы и загородив девушке последний путь к отступлению. В следующий миг Амир вплотную притиснулся к Софье и, склонившись над нею, с горячностью выпалил:
– Хотите знать, что я думаю о вас, Софико?
– Нет, совсем нет, – пролепетала девушка испуганно, инстинктивно ощущая, что теперь Асатиани вновь начнет эти свои дерзкие зазывные речи.
Она невольно подняла на него лицо и увидела, как его глаза дико горят.
– И все же я скажу, – хрипло ответил он и с горячностью продолжал: – Я нахожу вас невозможной красавицей. Вы самая прекрасная девица, какую я когда-либо встречал. Ваш стан строен и гибок, словно у горной серны. Ваши дивные глаза невероятного сочного цвета, словно молодая листва на зеленых склонах гор, а волосы подобны светлому огню. Ваши губы такие спелые, что их невозможно хочется поцеловать, Софико. И когда-нибудь я украду поцелуй с ваших манящих губ, клянусь вам.
– Боже, Георгий Петрович, не надо этого мне говорить. Это нехорошо, – прошептала Софья, ощущая, что ей не хватает воздуха от его опасной близости.
– Я хочу, чтобы вы это знали, Софико. Там, в горах, я понял, что вы именно та девушка, которая мне нужна. Я чувствую, что наши судьбы пересеклись неслучайно.
– Замолчите, прошу вас. Что вы говорите? – уже с надрывом воскликнула она, отрицательно мотая головой, желая только одного, чтобы он замолчал и перестал мучить ее своими страстными жгучими речами. Она чувствовала, что ей неприятны все его интимные излияния. Не в силах более выносить все это, она уперла ладонь в его сильную руку, которая находилась справа ее плеча, и попыталась оттолкнуть ее, взмолившись: – Прошу, пустите меня. Сергей Леванович, наверное, уже ищет меня.
– Серго?! – тут же вспылил Амир с ревностью. – Да этот ваш Серго мягкотел и слишком надушен, чтобы называться мужчиной. Неужели вы не видите, Софико, в нем нет ничего мужского!
– Это лишь ваше мнение, – ответила она недовольно и вперила в него хмурый взор. – Сергей Леванович мой жених и весьма уважаемый человек. И прошу вас, не надо более вести со мной эти свои зазывные речи, я все равно не оценю их.
– Вот как?! – процедил недовольно он. – Пока меня не было, этот слизняк уже замутил вам голову своими сладкими речами, Софико? Так? Неужели вы не понимаете, что я лучше него!
– Боже, как вы самоуверенны сударь! – выдохнула она в сердцах.
– Да, я лучше! – не унимался Амир, и его взор стал испепеляющим. – Я сильнее, искуснее в ратном деле и смелее его. Я стреляю в цель со ста шагов и в десять раз лучше него держусь в седле. И в пешем бою мне нет равных! Я могу повести за собой джигитов, и они пойдут за мной!
– Я не желаю это слушать, –