И не надо про Мириам, и она, и ее отец остались довольны нашим временным браком. Я с лихвой заплатил им. Я же говорю, что не создан для одной женщины. Все равно я не смогу терпеть ее, как вы матушку, долгие годы. А уж любить кого-то я точно не способен, чувствую это, оттого и венчание явно не для меня.
Заложив руки за голову, Амир лежал на широкой кровати в комнате для гостей. В свою спальню к Тамине он не пошел, ибо совсем не чувствовал интимного желания к ней. Он ощущал, что все его тело устало от многодневных испытаний и нуждается в отдыхе, но сон никак не шел к нему.
Мысли о зеленоокой красавице травили его существо. Уже было за полночь. Образ Софико, соблазнительный, манящий, дерзко вклинивался в его мысли, не давая ему расслабиться ни на минуту. Его воспоминая воскрешали ее чудные зеленые очи, обрамленные темными ресницами, трогательный невинный взор, чувственные полные губы, румянец, который придавал красок ее нежной коже, непокорную гриву светлых золотисто-медовых волос, изящный стан с тонкой талией, округлыми девственными грудями и точеными ногами. И Амир ощущал, что безумно хочет увидеть Софико. Все его существо просто жаждало оказаться теперь во дворце князя Асатиани, где была она. Ощутить ее неповторимый сладостный свежий аромат, который он запомнил еще с того дня, когда впервые прикоснулся к ней, вытаскивая ее из перевернутой кареты.
Он упорно пытался выкинуть образ юной невесты Серго из своих дум, но не мог. В какой-то момент Амир ощутил, что его тело начало возбуждаться, как и тогда, когда он проснулся поутру в ее объятиях, и как вчера вечером в ее спальне. Ему неистово хотелось вновь очутиться там, на берегу реки, наедине с ней. Или вновь ощутить ее легкое тело на своих плечах, когда он нес ее. Или, вновь забыв про все и смотря только в бездонные озера ее глаз, сорваться в пропасть, спасаясь от сванов. Эти воспоминания, упоительные, сладостные, бередили душу мужчины, и он глухо вздыхал, зная, что эта девица не может принадлежать ему, но его душа отчаянно жаждала, чтобы все было иначе.
В дверь осторожно постучали. Амир напрягся. Тут же поняв, кто это мог быть в такой поздний час, быстро перевернулся на живот, желая скрыть свое возбуждение. В комнату медленно вплыла Тамина. Она приблизилась к кровати и ласково вымолвила:
– Ты не спишь, дорогой?
– Тамина, я устал, – вымолвил Амир недовольно сквозь зубы, желая, чтобы она ушла.
Асатиани прикрыл глаза и сделал вид, что дремлет.
Женщина не прореагировала на его холодный тон, присев на кровать, наклонилась над ним и проворковала:
– Я только поглажу твою спину, чтобы ты расслабился и уснул, дорогой.
Ее рука уже ласково провела по его плечу. Он дернулся и скинул ладонь женщины, процедив:
– Я так не усну. Уходи. Когда захочу, я сам приду.
Тамина поджала губки и, вздыхая, поплелась к двери. Уже через миг она исчезла из гостевой спальни, а Амир стремительно перевернулся обратно на спину и тяжело выдохнул, прикрыв глаза. Вновь соблазнительный обнаженный стан Софико всплыл перед его закрытым взором, как тогда у реки.
Уже через полчаса он зло выругался и вскочил на ноги. Быстро надев темные штаны, простую холщевую рубаху, короткий архалук и мягкие сапоги-цаги, он торопливо вышел из комнаты. Зайдя по дороге в оружейную, захватил с собой одну из шести шашек, что были закрыты в специальном ящике для оружия, и устремился на двор.
Дом уже спал. Амир быстро достиг заднего двора и приблизился к небольшому заграждению. Здесь находилось специальное поле для тренировок в военном искусстве. Деревянный облезлый болван, напоминающий силуэт человеческой фигуры, стоял посреди квадратной утоптанной площадки. Умелым движением вытянув шашку из ножен, Асатиани начал оттачивать приемы боевого нападения на безмолвном противнике, нанося умелые сильные удары.
На исходе четвертого дня Амир вернулся обратно в Тернали. Более четырех дней он не смог выдержать в доме отца. Все его существо стремилось туда, во дворец князя Асатиани, где теперь жила Софико. В мрачном настроении мужчина въехал на территорию усадьбы, с одним только желанием: хотя бы на миг, хотя бы издалека увидеть ее. За эти долгие мучительные дни он осознал, что его душа не просто стремится увидеть девушку, а тоскует по ней.
И все эти четыре дня Амир боролся с самим собой и пытался убить на корню свое влечение к Софико и мысли о ней. Однако все эти дни, едва он немного забывался, думы о ней тут же начинали терзать его существо. Невольно он стал упиваться воспоминаниями о том времени, когда девушка вынужденно находилась рядом с ним. Он с восторгом и трепетом вспоминал те моменты, когда мог прикасаться к ней, открыто и долго смотреть в ее прелестные глаза и подолгу говорить с нею. Словно за те пять дней, которые они повели вместе в горах его душа привыкла к ее близости и теперь вновь требовала общения с девушкой.
Устремив коня к парадному крыльцу галопом, Амир резко осадил своего жеребца у цветников, ибо в эти мгновения Серго и Софико садились на оседланных коней, которых услужливо держал под уздцы парнишка-конюх. Поняв, что молодые люди собрались на верховую прогулку, Амир остановил своего жеребца неподалеку и вперился гнетущим страстным взором в девушку.
Сильно приталенное грузинское платье шоколадного цвета красиво обтягивало ее изящный силуэт и подчеркивало округлость бедер и пикантную полноту высокой груди. Ее длинные рыже-русые волосы, заплетенные в две толстые косы, венчала небольшая бархатная шапочка-стойка с прозрачной тюлевой вуалью, которая красиво спускалась на ее спину. Такие платья носили все грузинские девицы-дворянки и так же убирали волосы в косы. Амир тут же ощутил, как от вида Софико его сердце наполнилось трепетным удовольствием и желанием. В этом грузинском наряде, с этими косами, которые доставали до ее бедер, девушка показалась ему невероятно юной и невозможно родной. Видимо, Верико Ивлиановна исполнила просьбу мужа и помогла с грузинскими нарядами Софико.
Амир проворно спешился и громко поздоровался по-русски:
– Приветствую тебя, Серго. Здравствуйте, Елена Дмитриевна.
Двоюродный брат бросил на него безразличный взор и быстро ответил:
– Здравствуй, Георгий.
Только на миг зеленый яркий взор девушки остановился на Амире, и она тихо вымолвила:
– День добрый, Георгий Петрович.
И тут же ее взгляд переместился на Серго.
Амир мрачно отметил,