после Вены. Щупак все подает надежду, что я получу визу во Францию. А с Вашей неужели все замерло?
Крепко жму руку.
Ю. Ц.
P. S. Комнату в Берлине я оставляю за собой.
Из письма С. Д. Щупаку, 5 марта 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
О русских событиях мы своих сведений не имеем, знаем только, что латышский «Sozial Demokrat» печатал свои сведения, сводящиеся к тому, что события были скромнее, чем о том ходит молва, что в Петербурге были демонстрации, а в Москве стреляли холостыми зарядами, чтобы разогнать толпу. У нас то же впечатление, что было не больше, т. е. в Москве небольшая забастовка, сопровождавшаяся, может быть, попыткой демонстрации, а в Питере – забастовка всего Васильевского острова с более или менее серьезными осложнениями[500] («Sozial Demokrat» пишет, что, во всяком случае, рабочие поколотили Зорина[501]). Участие кронштадтских матросов (активное) сомнительно, но очевидно, что и в Питере, и в Москве попытки рабочих брататься с Красной армией были. Все это вместе, по нашему мнению, далеко от «начала конца», и я бы в Ревель не спешил, ибо думаю, что пройдет время, пока выражающийся в этих событиях новый процесс будет иметь свое продолжение. В сущности, подобные движения никогда не прекращались при большевиках. В 1920 г. большие волнения были в Туле, в Самаре и кое-какие в Питере, не говоря о юге. Сейчас они возникают после нескольких месяцев мира на внешних фронтах, когда атмосфера осадного положения разрядилась, а потому рабочие действуют смелее. Большое значение имеет, что вот уже два месяца большевистские лидеры грызутся между собой на глазах у публики, взаимно себя дискредитируют и разоблачают в неслыханной степени[502], а это должно развивать в массах бунтарские аппетиты, а главное, парализовать энергию рядовых рабочих-коммунистов, которые обыкновенно гораздо лучше срывали всякое движение протеста, чем это могло делать начальство. Вот эта-то обстановка и придает новое значение возобновившемуся движению. Весьма вероятно, что наш ЦК арестовали.
Далин приехал за несколько дней до Вены. Что он собирается приехать, мы знали, но думали, что его не пустят. Между тем, когда ЦК подал заявление Карахану, что посылает Далина с поручением за границу, то сейчас же получил ответ, что паспорт будет ему выдан. И даже жену позволили ему взять с собой. Все это, вместе с высылкой Бэра и др., показывает, что они сознательно выталкивают нас за границу.
О визе в Париж я беседовал с Реноделем и Грумбахом. Ренодель обещал, что Блюм[503] будет стараться. У меня определенное впечатление, что они относятся к делу более чем небрежно. Приехавший сейчас из Цюриха Ольберг говорит, что П. Б. [Аксельрод] до сих пор ничего не получает. Надо бы заставить их двинуть вперед дело П. Б., а потом заставить деловым образом заняться моим. Иначе, чувствую, я и к 14 июля не попаду в Париж. Может быть, Мергейм, который об этом со мной беседовал в Берлине, возьмет на себя подстегивать депутатов или пустит в ход свои пути? Особенно важно кончить скорее дело с Пав. Бор. Он томится в Цюрихе и, по словам Ольберга, в последнее время ему там совсем плохо, ибо жена А[лександра] Пав[ловича Аксельрода] чем-то заболела и старику приходится бегать в Sansalevol[504] обедать и т. п.
С Грузией я тоже не нахожу себе места. Ахметели как будто питает какие-то надежды, Курский[505] тоже; Скобелев, который сейчас здесь, смотрит более пессимистически. Может быть, сейчас еще Ленин остановится на полдороге, опасаясь или слишком упорного сопротивления в горах, или плохого впечатления на Европу, но и тогда он закрепит свою «победу», превратив Грузию в вассала России в какой-нибудь форме, а через некоторое время последует большевистское восстание или новое армянское нападение[506].
Подписные листы высылаю сегодня. В экспедиции обещали № 3 (он только что вышел) выслать Вам без опоздания. Экспедиция, вообще, у Ладыжникова поставлена весьма плохо, но ставить свою при двухнедельном выпуске и при страшной дробности и разбросанности рынка нам не под силу. Литва отказалась пропустить нашу литературу; очевидно, для нее это – «большевизм». Это весьма неприятно, ибо там наверное бы нас читали. […]
Чувствую себя физически плохо. Все кашляю, охрип, и сердце часто пошаливает. Из России очень давно нет писем. В Вене встретили Скоморовского[507], пробиравшегося из Грузии через Румынию в Берлин. Сейчас ждет отсюда визы.
Жму крепко руку. Привет Н. Е.
Ю. Ц.
Из письма П. Б. Аксельроду, 7 марта 1921 г
[…] Грузии придется плохо. Едва ли большевики надолго там утвердятся, но экономически это добьет страну.
Сейчас мы, конечно, полны противоречивыми сведениями о России. Еще трудно разобраться, что верного в этих вестях и что – слухи и прямая выдумка. В здешних большевистских кругах ничего не знают, но признают, что положение серьезно. В немецких кругах (официальных) последние известия сообщают, что Петербург в руках белых (?), что в Москве арестовано 82 меньшевика и что восстание крестьян в Тамбовском районе (оно длится уже с лета и имеет вождем некоего Антонова, числящегося эсером, хотя и сомнительным) разрастается[508]. Были ли серьезные события в Москве, неясно – скорее впечатление, что там была только забастовка, может быть, и мирная манифестация. В Петербурге в конце февраля несомненно была бурная генеральная забастовка и как будто с политическими требованиями. Упомянутое немецкое известие как будто подтверждает ту версию, что первоначально подавленное, это движение вновь вспыхнуло под влиянием Кронштадта и приняло характер восстания[509]. В Кронштадте самом совершенно несомненно было восстание, по-видимому, в ответ на массовые аресты, которыми власти ответили на давно, уже месяца два, длящееся там брожение (вероятно, на почве недовольства «суровыми рукавицами» Троцкого). Упоминаемый в большевистских сообщениях генерал Козловский[510] – один из первых, перешедших после октября на сторону большевиков. Стало быть, если он во главе восставших, то это не новая врангелевщина, а первое проявление предсказанного нами бонапартизма[511], вырастающего из нового большевистского империализма и стоящего на почве социальных сил, созревших в течение революции. Только такая контрреволюция опасна для большевизма. Думаю, что на этот раз еще Ленин справится и ближайшим результатом будет сплочение большевиков перед новой опасностью, которое на время остановит процесс их раздоров и разложения. Но очень скоро именно этот процесс начнет развиваться с еще более неудержимой силой. Для демократии и социализма от всего этого прибыли будет мало. Если даже сейчас матросы и рабочие сохраняют за движением «левый»