каждого своя территория.
А вот центр Парижа, где находился театр «Шатле», относился к дикой прерии, куда апачи совершали организованные набеги в поисках новой добычи.
Хвост никогда не действовал в одиночку. Могиканин мог выжить только держась за своих. «Своими» он считал парней, с которыми отправлялся в ходку. Все они родились в бедных парижских кварталах, но их объединяли общий кодекс поведения и происхождение. Чем больше могикане любили свою, французскую кровь, тем чаще им хотелось пролить чужую. И им не нравилось, что за последние двадцать лет их родной Монпарнас заполонили чужаки из других стран. Им не нравился новый «Вавилон». Им не нравилось, что их соседями становились итальянцы, испанцы и русские. Им не нравилось, что теперь их заставляли называть всех этих иностранных невеж «мсье». Какие они, к черту, «мсье»? Приезжали в Париж, потому что у них были деньги на переезд и большие планы на захват родины Хвоста.
Власти старались с каждым годом укоротить «резервацию» могикан. Чужаки действовали так же. Они не умели как следует говорить по-французски, но сразу кричали о своих правах и пытались укоротить резервацию, только не могикан, а всех французов. Но Хвоста не обманешь. Он считал себя просвещенным. Обычные могикане думали о мелочах. А он, Хвост, думал сразу обо всем племени. Стратег с широким кругозором – в первую очередь резал чужаков.
Сегодня Хвост был в особенно благодушном состоянии. Задание полностью отвечало его нутру: прийти и показать чужакам, кто тут главный. Работа непыльная, да и куш он отхватил мясистый. Единственное, что смущало: просили обойтись без бритв, чтобы не заляпать кровью весь театр.
Хвост сплюнул и глотнул из городского фонтана питьевой воды. Хм, можно и без бритвы. Драться врукопашную он тоже умел. Попрыгунчики его не пугали. А для порядка попросил парней достать себе пару американских кулаков. Сам он такими не пользовался, но признавал, что вставленные в железные отверстия пальцы били крепче.
Всего он взял с собой три пятерки могикан. Половина – сосунки еще, семеро – его проверенные бойцы. Волонтеров набрал среди бывших трудяг-поденщиков, искавших подработку. Ребята знали свое дело. На площади перед театром собрались очень быстро. Хвост показал всем фотографический портрет главной цели. Кто-то хохотнул, кто-то ругнулся. Затем Хвост по-могикански свистнул, и вся толпа с улюлюканьями бросилась к театру «Шатле».
Гвардейцев, стоявших у входа, смыло волной. Дверь сдалась без особых усилий. Влетая на лестницу, ведущую на второй этаж, Хвост орал во все горло припев «Марсельезы»:
К оружью, гражданин!
Сомкнем наши ряды!
И все его люди подхватывали:
Вперед! Вперед!
И нивы наши и сады,
Вмиг кровь нечистая зальет!
На сцене не привыкли обращать внимание на шум на первом этаже. Мало ли кто это мог быть? В театре всегда людно. Рабочие, перетаскивающие декорации, доставщики, гости, журналисты… Однако на этот раз шум и топот ног резонировали все громче. Фокин поморщился и слез со стула. Что-то не так.
Танцовщики опустили руки. Некоторые потянулись за полотенцами. Репетиция продолжалась уже два часа. Надо было отдышаться. Все устали, хорошо, что сегодня представления не будет и наконец-то отдохнут.
Тем временем гул нарастал. Там что-то поют… Неужели «Марсельезу»? Как-то не похоже на простых рабочих…
Первым очнулся Турно.
– Заприте все боковые двери! Быстро! – скомандовал он своим гвардейцам. – Мсье Фокин, поднимитесь на сцену, а я посмотрю, что там за беспорядки.
Великан широкими шагами подошел к дверям, ведущим к главной лестнице театра. Еще один шаг, он их откроет, и ситуация прояснится. Фокин вытер со лба пот и велел принести воды. Гимн Франции звучал уже со всех сторон. Снаружи начали колотить в запертые двери. Опершись на спинку своего стула, хореограф обернулся к Турно.
– Что там, господин…
Но Турно не успел ответить. В эту минуту правая половина двери распахнулась и с размаха ударила его в голову. Шеф гвардейцев покачнулся и рухнул на пол. На пороге стоял парень в вельветовых штанах и клетчатой рубашке. Его волосы были перевязаны красным шейным платком, а поперек лба протянулся старый шрам.
– Сюда! Проход открыт. Попрыгунчики тут!
Фокина передернуло. «Попрыгунчики»? Что за мерзкие шутки?
За непрошеным гостем в зрительный зал один за другим влетали остальные. Гвардейцы что-то кричали, пытались остановить врывающихся в помещение рабочих, но те волной разливались между кресел.
– Русские попрыгунчики! Чужаки! – кричали они. – Пошли вон из нашей страны! Да здравствует Франция! До здравствует король! Где Нижинский?
Фокина обдало жаром. Надо бежать! Бежать?! Он огляделся на своих артистов. Девушки жались друг к другу. Танцовщики тоже растерянно собирались в группы. Пианист поспешно карабкался на сцену. По углам партера и в проходах бандиты уже схватились с гвардейцами. Нет, все слишком быстро! Слишком быстро! В глазах плыло. Фокин пытался сконцентрироваться, но сконцентрироваться никак не получалось. Он схватил стул и тоже запрыгнул на сцену. Нижинский закрыл собой Броню и Веру Фокину и отступал за кулисы. Вера всхлипывала.
– Где убийца? Все русские убийцы! Все русские варвары! Бей их! – орал Хвост, распаляя своих ребят.
В ушах у Фокина сильно звенело. Вера заплакала. Нижинский закрыл ее собой и что-то орал ему, Фокину, показывая рукой за кулисы.
– Шва-ы-ы! Шва-ы-ы-ы! – доносилось до ушей хореографа.
Фокин не мог разобрать. Тогда Нижинский сам бросился за кулисы и вылетел оттуда со шваброй.
Швабры?! Ах вот что задумал этот мальчишка! Артисты балеты – сильные и быстрые, у них развиты все мускулы тела, но они с детства избегают стычек и не умеют драться. Но Нижинский прав! Они все умеют фехтовать, черт побери! Фехтование изучают в школе балета наряду с музыкой!
Фокин бросился к своей труппе и тоже заорал что было мочи:
– Швабры! Берите и стулья! Вооружаемся! Разбиваемся на пары! Па-де-де, я сказал! Держите их на расстоянии! В круг! Ноги! Берегите ноги! Они хотят убить Нижинского!
Танцовщики хватали швабры и палки и становились в круг. Через пару минут вся труппа напоминала греческую фалангу с торчащими из нее вместо копий швабрами и ножками стульев. В центре стояли Нижинский, Броня и Вера.
– Бей их! – раздалось уже совсем близко от сцены.
Фокин схватил свой стул и замкнул круг.
– Стоим, ребята! За балет, едрена мать!
Утка с грибным соусом
Раймонд Фейдо поправил шелковый галстук в форме бабочки. Кончики его густых усов свисали по обеим сторонам от мясистой нижней губы, а полуприкрытые по-лягушачьи глаза