журналиста для отслеживания опубликованных статей о сезоне, в том числе оплаченных нами… Получается еще двадцать тысяч!
Ленуар пробежал первый отчет глазами. Его догадки подтверждались: если деятельность импресарио в Париже выразить в деньгах, то основные средства, до восьмидесяти процентов от общей суммы, шли на рекламу: афиши, статьи в прессе и личные приглашения в театр…
– А кто занимался выбором газет и рекламой?
– Конечно я! Дягилев не знает парижского общества, он не знал, к кому обратиться, чтобы все было организовано на достойном уровне. Программа – это полдела. Программа сезона – значит взять на себя гарантии и обязательства. А взять на себя гарантии и обязательства – значит составить точный бюджет и придерживаться проставленных в нем цифр.
– В седьмом пункте числится деревянная столешница для письменного стола за 20 франков. За это тоже должен был платить Дягилев? – с сомнением спросил Ленуар. – И за услуги полиции в театре «Шатле» тоже?
– А почему я должен из своего кармана платить за дополнительный стол для рассылки писем по русскому сезону? – искренне удивился Астрюк.
– А вот здесь, почему вы берете себе 2614 франков за авторские права?
– Благодаря моим связям Дягилев получил скидку и отправил Обществу авторов только половину нужной суммы. С моей стороны это была большая услуга, поэтому мы договорились, что он заплатит мне десять процентов с выручки.
– Если было столько расходов и Дягилев остался вам должен, то на каких же условиях вы с ним работаете?
– Мои услуги оплачиваются по тому же принципу, по которому я работаю с американской оперой и Карузо: пять процентов от продажи билетов за вычетом налогов и двадцать пять процентов от общей прибыли. Если она, конечно, есть. После сезона 1909 года, когда Дягилев отказывался выходить со мной на связь и собирался привезти сезон 1910 года в Парижскую оперу, а не в «Шатле», я почувствовал, что меня обманули и предали. Мне больше не хотелось работать с импресарио, который не умеет серьезно подходить к делу.
– Тогда почему же вы все-таки заключили с ним договор на 1910 год и не побоялись устроить два параллельных сезона: итальянский и русский?
– Потому что русские балеты, несмотря на наши с Дягилевым отношения, имели колоссальный успех. Что тут говорить, во многом благодаря моим заботам, как вы видели… Кроме того, у русских и итальянских сезонов разная публика. И разве парижанин, оплачивающий свою ложу в Опере за 3000 франков в год, не может позволить себе пойти в театр «Шатле», когда там выступают русские артисты балета? Одно другому не мешает.
Ленуар просмотрел основные расходы по «Русским сезонам» за 1910 и за 1911 год. Оперные певцы до сих пор обходились антрепризе в полтора раза дороже, чем артисты балета. Один Шаляпин брал себе 55 000 франков, что примерно равнялось стоимости всего кордебалета.
– Учитывая отсутствие оперных певцов, этот год обещает гораздо большую прибыль, чем обычно, не правда ли? – высказал он вслух свою мысль.
– В этом году, – оживился Астрюк, – все зависит от вас. Именно поэтому я и согласился с вами сегодня встретиться. «Послеполуденный отдых фавна» вызвал большой скандал, но парижская публика обожает скандалы! Они притягивают в театр новых зрителей. Все хотят самостоятельно убедиться, что все настолько вызывающе, как об этом написал Кальмет. А вот если Нижинский больше не сможет выходить на сцену…
– Вы хотите сказать «если его убьют или покалечат»…
– Если он не сможет выходить на сцену, и спектакли придется отменить, то я снова рискую потерпеть убытки. Тогда это точно будет последний русский сезон в Париже. У меня есть связи, но без Нижинского их не хватит, чтобы гарантировать успех русского балета. К тому же мой собственный театр откроется только в следующем году. Там все будет по-другому! Но сейчас мне нужна помощь полиции. Мне нужна ваша помощь, господин Ленуар. Сегодня утром я узнал о том, как вы остановили пожар в особняке на улице д’Антен. Остановите пожар и в театре «Шатле».
Астрюк пристально посмотрел на Ленуара, словно пытаясь его загипнотизировать.
– Вы умный человек, Астрюк. Что вы сами думаете о статье Кальмета? Кто за этим стоит? – спросил Ленуар.
– Кальмет – опытный редактор. Обычно он не вмешивается в наши театральные дела, потому что мы – и я, и русские – хорошо ему за это платим. Но, для того чтобы оказывать влияние, даже Кальмету надо удерживаться на своем посту редактора. А это решают акционеры газеты. Или, может, там тоже замешан Дягилев, кто его знает? Серж любит эпатаж и скандалы. От него всего можно ожидать.
– Я вижу, что Дягилев платил за полицейскую охрану в прошлые годы. В этом году мои гвардейцы работают в «Шатле» за счет государства. Если вы хотите, чтобы они проявляли большую бдительность и самоотдачу, заплатите им дополнительно. Они тоже люди и не захотят подвергать себя опасности каждый день ради спасения русских танцовщиков. Вчера у нас уже была бессонная ночь, и я не знаю, что готовит нам сегодняшний день.
– Вам я тоже должен доплатить? – Астрюк пристально посмотрел на Ленуара и поправил свою бабочку.
Когда Ленуар работал в банке, он видел много дельцов, подобных Астрюку. Дельцов, которые прежде всего думали о своем положении, своих интересах, своем доме, своих людях… Чаще всего это стремление к «своему» не добавляло в их жизнь ничего, чем могли бы гордиться их дети.
– Мои услуги не продаются, – ответил сыщик.
За балет!
Услуги Пьера Вилье мог купить любой, кто хорошо заплатит. Обитатель южных парижских окраин с детства имел привычку перевязывать свои жидкие прилизанные волосы в маленький пучок на затылке, за что прославился в узком кругу как «Хвост». Однако паспортом в мир банды «Могикане Монпара» послужили ему не волосы, а умение ловко перерезать глотки своим врагам складной бритвой. Сам он говорил, что обучился этому искусству, когда воевал в Африканских пехотных батальонах. Оттуда обычно не возвращались, а Хвост вернулся. Весь в татуировках и шрамах от ножевых ранений, зато живой. С тех пор его и взяли под крыло могикане.
«Могиканами Монпара» называли самую кровавую банду апачей. Они держали под контролем весь Монпарнас. «Стальные сердца Сен-Уана», «Здоровяки из Ля Виллет», «Душители Берси» по сравнению с ними были финтифлюшками, а «Коты Бельвеля» и «Сердцееды с Гут-д’Ор» и вовсе им в подметки не годились. Единственными, кто мог бы бросить могиканам вызов, были «Волки холма», но они уже дюжину лет контролировали Монмартр на правом берегу Парижа и предпочитали не вмешиваться в чужие дела. В конце концов, у