не придумаешь. Впрочем, какой это удар судьбы с потерями багажа? Потом долетит багаж, не исчезнет окончательно, подумаешь, кто-то там пороется… А крупные удары будут посильнее и скоро, так ему подсказало предчувствие. И он сжался и приготовился чуть ли не ко всему на свете… Брагин до сих пор был удивлен, что в первый раз, возвращаясь из Фриско, долетел целым и здоровым до Москвы. Вещи украли или задержали надолго – ну, и черт с ними. Тогда и мыслей задних у него не могло возникнуть, что украли багаж ради злополучных флэшек, к которым уже подкатывался с чьей-то наводки Петрович – «до инноваций»
А тогдашние либералы шумели: «Какие там инновации, какая индустрия?! Судьба России – шарить и вывозить нефть и другие ресурсы земли! Забудьте об остальном!» И в унисон тезисы Гайдара-Юргенса: «Идут радикальные преобразования, с деньгами сложно, и уход из жизни людей, неспособных противостоять этим преобразованиям, – дело естественное… Мне противно на это смотреть. И, если таковой народ вымрет, то, честное слово, наплевать и забыть… Если Россия погибнет, вообще, в принципе я лично роптать не буду…». Им вторят борцы против силовиков: «Силовики защищают своё право – беззастенчиво грабить страну и бесконечно обогащаться. И это право воровская бригада нам так просто не отдаст…»
Брагин рассказывал в Ялте Лере, как они когда-то по хоздоговору со своими аспирантами помогали создавать академический суперкомпьютер, и как это изделие накрылась большим медным тазом. Как макеты двух образцов продавали «по весу» каким-то ханыгам. При списывании образцов половина технического золота, содержащихся в микросхемах, оказалась на Кавказе… И вспомнив о печальном разговоре с Лерой в Дивноморске, Ялте защемило сердце Брагина уже здесь при возвращении из дальнего черноморского заплыва в земную вотчину веселых призывных гурзуфских петухов.
«Наверняка, то криминальное золотишко оказалось в липких ручках Гиви с Вахой, таких как они – мелькнула молнией мысль Брагина, – вот такой вот жалкий российский человеческий фактор нарисовался, что ученых, что деловых. При том, что нет никакого желания поклоняться светлому американскому фактору, той же Кремниевой Долине с утекшими туда научными мозгами, когда страна, родившая и выпестовавшая эти умы, как дура-мачеха разбрасывается направо и налево невостребованными талантами и дарованиями в родной горемычной земле отеческих гробов отцов и дедов-победителей».
Хорошо выверенная и, самое главное, доведенная до логического конца, то есть до аплодисментов, переходящих в овации, научная презентация эквивалентна премьерному спектаклю в каком-либо провинциальном театре драмы, с публикой из местных старожилов на галерке и залетных фартовых в партере и ложах. Про театральную сущность научных докладов и презентаций Брагин усвоил еще со своих первых аспирантских выездов с докладами на республиканские и всесоюзные конференции. И ничего не имел против – такова суровая будничная научная жизнь с яркими пятнами театральных презентаций. Не разуверился в этой театральности ни в скромной аспирантской юности, ни в профессорской зрелости, вкусив блеска грандиозных, невероятно роскошных международных симпозиумов с оргвзносами за тысячу баксов, с ежедневными ланчами, банкетами, радио, телекамерами, Интернетом в реальном времени, с втягиванием в орбиту действа местных и мировых властителей, политиков, звезд шоу-бизнеса. И каждая презентация автора на публике хоть орально, хоть присутственно со стендовым докладом – это все равно спектакль-премьера одного актера-автора с непредсказуемой драматургией, куда вовлекаются все желающие из разнородной, смешливо-злобной научной и околонаучной публики.
Ведь ничего в ученом мире не придумали лучше публичных выступлений авторов-премьеров, с прямыми вопросами в лобешник из «публики», вгоняющими в холодный пот докладчика, на которые он обязан отвечать и проявлять себя во всем блеске интеллекта и остроумия. С непременными нападками оппонентов и конкурентов, от которых он должен худо-бедно отбиться или поднять лапки кверху, как в самом кошмарном сне, который будет преследовать докладчика до гробовой доски. Наконец, с непременной финальной дискуссией по докладу, где каждому из дискутирующих дано право пощипать, поцарапать, а то и крепко приложить, ударить автора-докладчика за его смелые воздушные или даже звездные идеи и вроде как недостоверные экспериментальны результаты; а автору также непременно надо держать удар, небоязливо обнажать «свои темные места», поцарапанные и укушенные.
Не стыдиться и не жаловаться «публике», что тебя ущипнули и укусили, а доказать аргументировано, уверенно, с толком, чувством, расстановкой, что здоровый организм сухого древа сумасшедшей теории или столь же безумной практики древа жизни только рад таким критическим укусам и щипкам; потому и расцветают от того пышным цветом и плодоносят неведомыми плодами дерева предложенной теории и практики в едином жизненном порыве.
Спектакль так спектакль – такова научная жизнь, сродни театрально-спортивной. И век настоящих ученых, в отличие академических прохиндеев-пустоцветов, спрятавшихся за степени и звания, лауреатские регалии и боящихся пуще огня общения со смешливо-злобной публикой, – невероятно короток. Как у спортсменов, тех же спринтеров или высотников, или актеров, первых любовников. Знамо дело, нельзя же ходить в «первых любовниках» у всевидящей и все слышащей публики со вставными зубами, пузом, с заиканием и провалами памяти после того, как голого героя какое-то количество лет тому назад застукали мужья-рогоносцы на балконах ветреных красавиц жен-изменщиц.
Избавь научный мир от конференций и презентаций, и этот мир бурного и яркого театрального действа много потеряют из-за отсутствия живого общения языков и интеллектов, новых плодоносящих контактов, бурлящих эмоций, подпитки слабеющих с возрастом любопытно-познавательных и изобретательских сил. Верящие в силу двусмысленного афоризма «время – деньги», конечно, должны были бы из-за нежелания тратить драгоценное время на участие в шумных многочасовых спектаклях, ограничиться коротким комфортным Интернет-общением при привязке каждого из общающихся к месту из экономии времени. Только ведь иногда занятой научной братии не стоит слишком экономить на времени, ибо кто знает, кроме Господа, будешь ли ты автор со своим докладом, демонстрацией своих знаний и полученных результатов интересен публике, а в широком смысле, научному сообществу, социуму вообще или через какой-то срок? Век-то твой, как у спортсменов и героев-любовников короток – и ни тебе аплодисментов, переходящих в овации после презентации, и ни тебе даже рядового приглашения на веселый праздник жизни… Вряд ли смешливо-злобной публике слишком интересно знать, как некогда первый герой-любовник былых театрализованных научных презентаций жалобно скулит со сцены при свете рамп на свою профессиональную импотенцию и просит совета, где бы ему раздобыть пару свежих жизнеутверждающих идей, как полезной для здоровья двух бутылочек сахарной водицы от половозрелого бессилия, когда научный труд и его результат ничего не стоит, когда не стоит, пардон, то, что должно стоять верно и крепко вопреки всем обстоятельствам жизни…
Традиционная Гурзуфская конференция по САПР, собираемая то в мае,