Недавно поставили стенды с патриотическими лозунгами и текстами присяги и гимна Советского Союза. От дождя на некоторых уже и краска слегка слезла, что не осталось незамеченным со стороны представителя политотдела армии. В свой блокнот он много что записал, пока стоял перед строем.
— Теперь о приятном, — сказал Хреков и дал знак политработнику на зачитывание приказа о поощрении.
Основные лавры достались штурмовикам. На них как раз вчера в кадрах разбирали большое количество наград и внеочередных званий. Как заметил командир Афанасьев, медали и ордена дошли до причастных.
— Лейтенант Родин, ко мне! — громко произнёс генерал, остановив в один момент зачитывание очередного награждённого медалью «За боевые заслуги».
Из строя выбежал очень быстро, чтобы не задерживать награждение остальных. Представитель политотдела армии в это время зачитывал другой листок с моим поощрением.
— За умелые и решительные действия при выполнении боевой задачи, присвоить очередное звание старший лейтенант досрочно, — громогласно объявил представитель политотдела.
Хреков крепко пожал мне руку и протянул новенькие погоны с тремя звёздами. Пару слов напутствия, наказ не расслабляться, и я отправился обратно в строй.
Как только вся церемония закончилась, времени праздновать уже не было. Наступал момент начала операции. Хреков дал крайние указания, пожелал всем встречного ветра на взлёте.
Через несколько минут мы с Гнетовым выдвигались на самолёты, разбирая на ходу действия при появлении иранских истребителей. Аэродром, который ещё полчаса назад казался спящим, пробудился.
Со всех сторон шум моторов машин, испускающих выхлопные газы. Громкие разговоры техников, бегающих без курток комбинезонов. Одни поигрывают бицепсами, другие — трясут жирком. На дворе конец сентября, а в Шинданде ещё сохраняется пустынное пекло.
Вертолёты начинают раскручивать свои несущие и рулевые винты, поднимая утреннюю пыль с бетонных покрытий. И самое главное — запах керосина. Словно тот самый запах напалма поутру, который так обожал герой одного голливудского фильма. Этот аромат ни с чем не спутаешь.
— Товарищ старший лейтенант… — начал докладывать мне Дубок о готовности моего самолёта, но этого я не люблю. Лучше по-свойски.
— Да ладно тебе, Елисеевич, — улыбнулся я и пожал ему руку. — Что подвесил?
— Р-60 и Р-13. Всё как и оговаривалось. Топливо под завязку, — указал мой техник на самолёт, который я пошёл обходить со всех сторон.
— Отлично. Я скоро. Потом будет повтор. Надеюсь, ракеты новые вешать не придётся, — сказал я, стукнулся с Дубком кулаками и полез в кабину. — А чего это сегодня ты меня не сажаешь?
— Сергеич, ты уже большой, — посмеялся техник, хватая меня и усаживая в кресло. — Но соглашусь, что традиции нарушать нельзя, — и протянул мне две конфеты.
— Оу! Слипнется у меня кое-что, — сказал я и положил в нагрудный карман сладости, отдав при этом Дубку свои новые погоны.
Когда вырулили на полосу, было заметно, насколько много пыли на бетоне. Вертолёты прикрытия, висевшие по обеим сторонам полосы, медленно вращались, осматривая пространство со всех сторон.
— Янтарь, 107й к взлёту готов, — доложил Гнётов и тут же получил разрешение на взлёт.
Говорить ему в эфир ничего не надо. Командовать «Форсаж» — лишняя фраза в радиообмене. Я должен был просто контролировать отклонение его стабилизатора. Замкомэска, а он же снова мой ведущий, возьмёт ручку управления полностью на себя, тогда и произойдёт отклонение.
Продолжил ждать его сигнала. Медлит с этим делом Гнётов. Моя рука уже лежит на рычаге управления двигателем, чтобы включить форсажный режим.
Стабилизатор отклонён. Взлетаем! Произошёл толчок вперёд от включившегося форсажного режима двигателя, и я отпускаю тормоза.
Отрыв сегодня дальше, чем это было в прошлых полётах. Высокая температура и полная заправка сказываются. Убрали шасси, закрылки в нормальное положение и отворачиваем влево, набирая нужные нам 10 000. Форсаж не выключаем, чтобы быстро заскочить на нужную нам высоту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— 107й, вам переход на связь с Эллипсом, — тут же переводит нас на другой канал руководитель полётами Шинданда.
Переключился на нужный канал, и тут же в эфире началось сплошное бульканье. Похоже, экипажи дальней авиации уже начали выстраиваться для захода на цель.
— Видишь меня?
— Наблюдаю. Вертикальная у нас большая.
— Я тебя понял. Остальные все взлетели?
— Догоняют.
— Понял. Всё хорошо…
И так весь эфир! Любят ребята из транспортной и дальней авиации поговорить! Представляю, что сейчас происходит на борту Ан-26РТ, где должен был быть кто-то из главкомата ВВС.
— Эм… 401й, на связь. По второй станции передали, чтобы поменьше разговоров на боевом канале. Другие нас слышат. Плюс мы забиваем эфир.
— 401й, понял. Прекращаем говорить. Тогда буду я общаться. Вы за мной.
Как только закончил говорить 401й, в эфир ворвался грубый голос кого-то из начальства.
— Прекратить сказал! Работает только 401й! Остальных изничтожу на земле!
Всё понятно ведущему дальников объяснил старший с позывным «Эллипс».
— Эллипс, 107й, 10000 занял, в зоне дежурства, — доложил Гнётов.
Встаём в круг и начинаем «дежурить». Работа скучная, но одно радует — погода сегодня нормальная. Можно будет посмотреть, как наши большие самолёты стирают до основания Шаршари.
Нам дают команду занять 9000, поскольку сейчас пройдёт над нами разведчик и наши товарищи во вторую зону дежурства. Снизились и теперь лучше видно горный массив, куда сейчас сбросят бомбы.
— Эллипс, 401, группа на боевом. К сбросу готовы, — доложил ведущий дальников.
Разворачиваемся носом на север и видим приближающуюся армаду. Бомбардировщики Ту-16, а точнее, много Ту-16х следуют в район сброса. Чуть выше идёт маленькими точками их прикрытие — МиГ-29е.
— 401й, работу разрешил, — выходит в эфир представитель командования с борта Ан-26РТ.
Даже не представляю, сколько тонн взрывчатого вещества сейчас посыплется на головы духов. Каждый из «Туполей» несёт по паре десятков ФАБ-500, а то и больше. Высота гор в этом районе, позволяет им снизиться гораздо ниже, чем над другими районами Афганистана.
Первый бомбардировщик очень близко к Шаршари. Остаются считанные секунды до момента сброса. Не знаю, отчего я сейчас больше волнуюсь — от возможной встречи с истребителями Ф-14 или предстоящей мощной бомбардировки?
— Внимание! Сброс!
С этими словами от фюзеляжа Ту-16 начала отделяться вереница бомб, устремившихся вниз. А у меня в ушах снова заработала сирена.
— 107й, выход из зоны, курс 320, до цели 50, — дал нам команду офицер боевого управления.
Вот и появились «Томкэты»!
Глава 24
Ожидать, что Ф-14 сейчас стаей бросятся на бомбардировщики, было неправильно. Эти ребята здесь только для того, чтобы попугать нас. Однако, это не меняет того факта, что слышать в ушах сирену весьма раздражительно. Этот писк постоянно напоминал о том, что в любой момент может быть выпущена ракета.
— Уходим вправо! — громко сказал Гнётов.
Прибавил обороты, ручку управления отклонил вправо и пошёл разворачиваться вместе с замкомэска. Манёвр был слишком резким. Перед глазами промелькнул закрылок крыла Гнётова, с которым я чуть было не соприкоснулся остеклением фонаря.
— Ниже! Ниже! — кричал он в эфир в этот момент.
Перевёл самолёт на пикирование и снизился на 300 метров от первоначальной высоты. Самолёт выровнял по горизонту и бросил взгляд вверх. Гнётов шёл аккурат надо мной и под углом в 30° слева. Молниеносно произошёл этот манёвр, что даже испугаться не успел. Началось всё быстро и закончилось так же. И вот уже я меняю высоту, пристраиваюсь справа к своему ведущему, и мы встаём на курс, указанный нам ОБУшником.
— 107й, курс 320, как приняли? — повторил он,
Как только мы выполнили его команду, предупредительная сирена включилась снова.