К ней примыкают столовая и кухня с кладовой и задним крыльцом.
– Когда ты будешь готова, мы прогуляемся к дому доктора. Это совсем недалеко. Выходишь отсюда, сворачиваешь направо и идешь вниз по склону по направлению к церкви. Дальше проходишь всего один дом – он стоит в стороне от лужайки, – а там рукой подать до жилища доктора.
– Я думала, он будет приходить сюда.
– Если хочешь, я переговорю с ним. Уверена, он согласится. – (Я облегченно киваю.) – Каждое утро к тебе будет приходить одна из местных жительниц. Миссис Джонс. Она будет готовить и наводить порядок. Я сказала ей, что ты нездорова и нуждаешься в тишине и покое. Но она женщина чуткая и не станет тебе докучать. Она же будет ходить за продуктами. Их в деревню поставляет компания «Норридж и сын» в специально оборудованном пикапе. Я всегда улыбаюсь, когда вижу их машину. Ящик на колесах.
Я зябко передергиваю плечами. Невзирая на июнь, во второй половине дня и вечером по-прежнему бывает холодно.
– Нам всего лишь нужно разжечь огонь, – успокаивает меня Симона. – Миссис Джонс подготовила камины в обеих гостиных и в твоей спальне. На ужин она нам сварила гороховый суп с ветчиной. А сейчас лучше тебе закутаться в кашемировую шаль. Ты ведь не забыла ее привезти?
– Шаль я оставила. Когда-нибудь она пригодится Аннабель. Пусть у дочери останется память обо мне.
При мысли об Аннабель я с трудом удерживаю слезы.
– Мне нужно съездить и кое-что взять для ночлега, – говорит Симона и берет меня за руку. – Ты побудешь здесь одна? Но если хочешь, я могу съездить и попозже.
Я отвечаю, что спокойно ее дождусь. В отсутствие Симоны я думаю о доме. Вчера ко мне в комнату заходил Дуглас. Я едва успела вернуться из комнаты Аннабель, как он пришел. Вчера он был нежнее. Он обнял меня и долго не разжимал рук. Мне не хотелось, чтобы он видел мои слезы. Я высвободилась из его объятий, повернулась спиной и вытерла глаза. Конечно же, он разгадал мою маленькую шараду и понял, что я плакала. Взглянув на него, я увидела его грустные глаза и дрожащие руки.
Я медленно вдыхаю и выдыхаю. Потом еще раз.
Теперь у меня новый дом. Вскоре я буду знать здесь каждый закуток, а в саду – каждую травинку. Эта мысль приносит мне странное успокоение. Возможно, когда-нибудь я познакомлюсь и с деревней. Неожиданно мир за окном кажется мне не таким шатким, а моя связь с ним – не столь хрупкой. Симона была права: это особенное место, но за него мне пришлось дорого заплатить. Больше всего мне хочется, чтобы Аннабель могла меня навещать.
Глава 36
Знакомство с археологом Уолтером Гаттриджем произвело на Белл сильное впечатление. Она не ожидала увидеть мужчину ростом более шести футов и в столь почтенном возрасте: археологу было под восемьдесят. Длинные всклокоченные волосы, кожа, покрытая густым загаром, который лишь подчеркивал глубокие морщины вокруг глаз. Судя по виду, он был по-прежнему полон сил, но имел странную привычку: во время разговора дергать себя за левое ухо.
Гарри их познакомил. Археолог любезно согласился устроить Белл прогулку по окрестностям.
– Меня еще в пятом году сюда направил Британский музей, – сообщил он зычным, хрипловатым голосом.
– Представляю культурный шок, который вы испытали.
Он закивал, соглашаясь с ее словами:
– Недавно правительство приняло решение сохранить Баган. Более тридцати лет я обследую здешние памятники, составляю рекомендации, слежу за реставрацией и так далее.
Археолог вел ее по песчаным тропкам к деревне, огибая высокие заросли бамбука и диких бананов. Дальше начинался густой лес с его тайнами. Гарри отказался от экскурсии, сославшись на неотложные дела. И потому Белл пошла вдвоем с этим верзилой, разительно отличавшимся от миниатюрных бирманцев. Но чувствовалось, местные жители уважают Гаттриджа. Он говорил на их родном языке, кивал и смеялся, слушая их ответы.
– Вы здесь всех знаете? – спросила Белл.
– Я же вам сказал, что живу здесь больше тридцати лет.
– А есть желание вернуться домой?
– Мой дом здесь.
– И даже когда вы отойдете от дел?
– Я вообще не собираюсь отходить от дел. Буду работать, пока не свалюсь замертво. Здесь.
– Казначей на корабле говорил, что вы, возможно, помните историю белого младенца, которого бирманская супружеская пара везла в Мандалай.
– Да, помню. Вроде это было в двенадцатом году?
– Нет, в одиннадцатом.
– Весьма любопытная история… во всяком случае, тогда была.
– А вы сами видели ребенка?
– Увы, нет. Его видел мой помощник.
– Он сейчас в Багане?
– Нет, но скоро вернется. Он ездил в Мандалай. Там у него семья.
– Надеюсь, он вернется до моего отъезда.
Деревня, в которую они пришли, на первый взгляд показалась Белл средоточием хижин, стены которых имели деревянный каркас, но были искусно сплетены из бамбука.
– Никак стены сплетены из бамбука?
– Нет, из тодди-пальмы. А окна жители закрывают бамбуковыми циновками.
Первая хижина, притаившаяся среди деревьев, стояла на сваях. Крыша была покрыта соломой. Внешне жилище выглядело вполне уютным. Во дворе бирманка подметала земляной пол. Ее ребенок играл с мячом. Неподалеку в земле копались несколько тощих кур. В задней части двора щипали траву две пятнистые козы, привязанные к колу. В тени дерева дремал пес.
– Чем занимаются местные жители? – спросила Белл.
– Сельским хозяйством и рыболовством. Кто-то делает сельскохозяйственные орудия, сети, веревки и паруса. Есть изготовители разных лакированных безделушек, которые продают приезжающим паломникам.
Белл догадалась: Гаттридж был глух на левое ухо, отсюда и привычка постоянно дергать за него, словно побуждая вновь начать слышать. Поэтому она старалась идти справа от археолога. Навстречу попались три босых монаха в шафрановых одеждах. За ними следовали два маленьких мальчика с чашами в руках. Белл спросила, неужели эти ребята тоже послушники.
– Начиная с семилетнего возраста и до тринадцати лет мальчиков отдают в монастыри, где они проводят какое-то время. Некоторые так врастают в монастырскую жизнь, что монастырь становится для них чем-то вроде семьи.
– И это распространяется на всех мальчиков?
– На всех мальчиков из семей бирманских буддистов. Они должны пробыть послушниками хотя бы несколько недель. У кого-то пребывание растягивается на месяцы и даже на годы, особенно если у них нет семьи.
– Они могут покинуть монастырь?
– Конечно. В любое время они могут вернуться к обычной жизни или оставаться монахами.
– А в чаши они собирают еду?
– Да. Монахи едят лишь то, что им подают. Иногда это только рис. Согласно представлениям буддистов, в жизни всегда есть элемент страдания, причиной которого является желание. Чтобы освободиться