Мы принимали его в партию…
— Я тоже читал о нем, — сказал Алсахай. — Хороший человек…
Семечкин запел. Песня была немного неуклюжая, но искренняя.
Дядя Леня, сидевший у самой двери, вдруг поднялся, услышав приближающиеся шаги. Оборвав песню, в вагончик вошел Михеев. Поднялась Анна. Освобождая место, подвинулся Быстров. Михеев оказался напротив Дубынина.
— Что? — спросил он Быстрова. — Испугался?
— Если бы испугался, я бы с тебя с живого не слез.
— Ну да… Тут все умные, один я дурак оказался…
Михеев шагнул вперед, положил на стол пистолет и сел.
— Разобрался, выходит, со своими делами? — спросил Дубынин, придвигая пистолет к себе.
— Выходит как раз наоборот. Советоваться пришел. Может, подскажете что…
— Тогда объясняй свои прогулки.
— Да нет, начинать, так начинать…
— В чем дело, друзья-товарищи? О чем вы здесь? — удивился Семечкин.
— Давайте сразу решать, — оживился вдруг Бальсис, — для всех этот разговор?
— Для всех, — сказал Михеев. — Да, Аня?
— Да, Коля, для всех.
— Однако ничего не понимаю, — удивился Алсахай.
— А пистолет начальника нашего покойного, вот что интересно, — подошел посмотреть пистолет дядя Леня.
— Где вы взяли оружие? — спросил Дубынин.
— Может, по порядку?
— Давайте по порядку.
— Значит, так. Не Козырев все это дело устроил. Не мог он.
— А нож? Отпечатки, следы? — быстро спроси Дубынин.
— Нож у него еще до того пропал, он мне говорил. Хороший нож был. А что следы его были, это я расскажу… На него потом чего только не наклепали. Все припомнили. Он, конечно, не подарок был. Только все это позабыть хотел. Это точно. Мы с ним не раз говорили… Может, потому он меня позвал тогда…
Дождь шумел в тайге. Короткая вспышка молнии выхватила из темноты застывшие в наклоне по ветру сосны, струящиеся водой стены камералки, крышу навеса, палатки под деревьями.
В одной из палаток шел тихий разговор. Николай лежал на спальнике, курил, Анна сидя расчесывала волосы.
— Ты не подумай, это я так… Тоска бабья. Сама не верю, когда говорю.
— А ты не говори, — откликнулся Михаил.
— Ну как, Коленька, не говорить. Ведь мне тоже хочется, чтобы как у людей все.
— Так по-разному у людей. Другие вон вместе живут, а друг на друга не смотрят. А я к тебе ползком поползу… — Он обнял Анну.
— Николай… — позвал за стеной палатки чей-то голос. — Подь сюда, Коля…
— Ты, что ль, Иван? — помолчав, отозвался Михеев.
— Я… Слово сказать надо.
— Времени тебе другого нет? Горит?
— Я горю, Коля. Ярким пламенем…
Николай накинул на голову Анину брезентуху, полуголый выполз из палатки под дождь. Темной тенью шагнул к нему весь мокрый Козырев.
— Завалил меня Серый под корень, Коля.
— Что за Серый? Как завалил? Ты толком говори…
— Есть тут у нас один… старый дружок. Все стороной ходил, молчком. Я думал он тоже… Как я. А сейчас зовет, иди, говорит, Козырев, к начальнику. Очень ты ему нужен, беги. Думал же, какого хрена ему на ночь звать, а пошел! К камералке подошел, смотрю, а огонька нет. Хотел назад, да интересно стало. Суну, думаю, нос, что-то тут не то. Сунул…
— Что там, Коля? — выглянула из палатки Анна.
— Подожди, — отмахнулся Михеев. — Да что случилось? — крикнул он, увидев при вспышке молнии мертвенное лицо Козырева.
— Отойдем, — сказал тот и двинулся к деревьям. Михеев пошел следом.
— Нету нашего начальника, Коля. Понял? Хороший мужик был…
— Как нету? — начиная понимать, тихо спросил Михеев.
— Так… Был и нету. Пришил его Серый и на меня аккуратненько повесил. За самородок, видать. Не выдержал… Я, как вошел, рацию свалил. Он ее, гад, у двери поставил. Начал поднимать, гляжу — Егоров лежит. Я к нему, перевернул… Моим ножом паскуда дело сделал. Помнишь, я тебе говорил, нож пропал?
— А он где?
— Кто? Серый? К нему теперь не подкопаешься, если сам не скажет. Наследил я там впопыхах и со страху. Плюнуть некуда. Все теперь припомнят…
— Подожди, — сказал Михеев, — я сейчас. Вместе пойдем. Он у меня, сволочь, все по порядочку выложит.
— Не надо, Коля, понял? Я его сам достану… Мне теперь все равно… — голос Козырева был безнадежен и глух.
— Стой здесь. Я сейчас… — Михеев кинулся в палатку, с лихорадочной торопливостью оделся, бросил Анне: — Сиди и никуда! — И нырнул в захлебнувшуюся дождем темноту.
Козырева на прежнем месте не было.
— На рассвете я его только нашел. Лежит… — продолжал свой рассказ Михеев. — А пистолет рядом. Я так думаю, тот подбросил, чтобы к одному все. Ну, я и забрал… Решил, пусть ищут того…
— Почему сразу ничего не сказали? — спросил Дубынин.
— Ну, сказал бы… Правильно покойник соображал — сам бы и загулял. И так едва отвертелся. До сих пор по уши… Вот ей только и сказал. Она и пистолет спрятала…
— Ты бы тогда критику на себя наводил, а не сейчас, — взорвался Быстров. — Дурак и есть. Ты же от него, гада, все отвел!
— Дальше, — сказал Дубынин. — Что сейчас разыскивал?
— А это и я скажу, — вдруг вмешался дядя Леня. — Вымерял он, мог я со стоянки с нашей уйти и обратно добечь. За ночь за ту. Так, парень? Видишь, как получилось: я на тебя мыслю держал, а ты под меня копал. И зря, значит, старались оба.
— Получилось что? — спросил Быстров.
— Я почему на него пер, — с трудом продолжал Михеев. — И в голове не держал раньше. А как здесь его увидел, больше и думать не мог ни о ком. Зачем, думаю, потащился?
— Вот и я так-то. Неспроста, соображаю, Николай сюда подался.
— А правда, с какой целью пошли вы в колонну? — спросил Михеева Дубынин.
— Да просто пошел. Попросили — и пошел. А как узнал, что здесь проходить будем, думаю, еще раз огляжусь. Потом дошло, какого дурака свалял. Понял, что на крючок возьмете. Чуть не отказался.
— Не отказался все-таки?
— Была не была, решил, погляжу. Ведь ни при чем же я… А тут он. И с маршрутом у него не то. Запросто мог за ночь обернуться… Козырев вроде в ту сторону шел. Ну, думаю, он Серый…
— Отказались сейчас от своего предположения? — спросил Дубынин.
— То «вы», то «ты». Давай одно что-нибудь, чтобы ясно было. Не то чтобы отказался, а не сходится тут кое-что. Я чистенько все оглядел. От места, где Ваня лежал, и по кругу за хребтик. До ночевки до нашей. Рассыпушка одна, банки консервной не спрятать. Зарыть разве? Так в этих местах зарывать в камни, лучше сразу выкинуть. Как толчок, так все перепашет.
— Положим, чтобы здесь да не спрятать, этого быть не может, — снова вмешался Быстров.
— Спрятать