Огромная по тем временам численность армии производит на Раймона VI устрашающее впечатление и он начинает переговоры о «примирении». Босой, в одной рубахе он идет к месту убийства легата, покорно принимает удары розгами и после унижения, принятого на глазах у многочисленной толпы, ему отпускаются грехи. Он нашивает на одежду крест и присоединяется к армии крестоносцев, пополнившейся тем временем небольшими отрядами двух южнофранцузских сеньоров, графа Валатинуа и сеньора Андуза. Двадцать второго июля крестоносцы осаждают Безье и быстро и почти без потерь захватывают город. Предводители крестоносцев отдают город на откуп «черни» (ribauds), то есть наемникам, которые грабят и убивают его жителей, а тех, кому удается выжить, сгоняют в собор и там сжигают заживо. Горящий купол собора обрушивается на головы несчастных. В ужасе от такого «примера» консулы Нарбонна, Монпелье, Арля и Кавайона тотчас присягают французам.
После взятия Безье крестоносцы направились к Каркассонну, и уже через неделю вдали показались крепостные стены, за которыми укрылся Раймон Рожер Тренкавель со своими товарищами. Началась осада, и осажденные, оставшись без воды, еще до середины августа вступили в переговоры. Юный виконт согласился сдаться на милость крестоносцев при условии, если жителям будет разрешено беспрепятственно покинуть город «в рубахах и штанах», оставив все свое имущество, «что стóит дороже пуговицы»[244].
В начале «Песни о Крестовом походе против альбигойцев» клирик Гильем из Туделы также рассказывает о гибели виконта Тренкавеля. Юный виконт погиб потому, что считал своим долгом защищать своих людей, как должно делать каждому благородному сеньору, и в этом он подавал пример своим вассалам:
Ни днем, ни ночью, видит Бог, виконт не спал, не ел, / Но лишь о подданных своих и пекся и радел, / И людям знать, сколь мир стоит, Бог рыцаря не дал, / Что был бы столь же милосерд, любезен, щедр и смел, / Как сей племянник графа, тот, кто с графом враждовал. / Он был католик, так о нем один поэт писал, / И то, сколь вера та крепка, любой священник знал, / Однако молод был виконт, советов не ценил, / И с теми, чей он был сеньор, в любви и дружбе жил, / Держался ровней, не был строг, в узде их не держал, / И слово Церкви в том краю никто не уважал. / Виконт не гнал еретиков, но с ними сам дружил, / Господней кары не боясь, еретиков любил…[245]
В то время когда граф Тулузский предал своих людей, юный виконт Безьерский до конца защищал своих вассалов. Раймон VI пустил волков в овчарню. Вечером в палатке, при свете коварной луны, он начертил путь к Каркассонну и указал крестоносцам на своего племянника как на виновного и заслуживающего наказания. Автор первой части «Песни» осуждает его поступок, хотя и пытается скрыть свои истинные чувства. Хорошо принятый в стане крестоносцев, Гильем тем не менее взращен на куртуазных идеалах, поэтому он изумлен и опечален предательством графа. Этот клирик-жонглер, уроженец испанской части Наварры, поступил на службу к Бодуэну, брату Раймона VI и его злейшему врагу (Бодуэн, воспитанный при дворе короля Франции, будет сражаться на стороне северофранцузских крестоносцев). В самых первых строках он заявляет, что образцом для его «Песни» послужила «Песнь об Антиохии», также славящая Крестовый поход (направленный на Восток) и также написанная на окситанском языке, только немного раньше — в XII столетии[246]. «Песнь о Крестовом походе против альбигойцев» пишется по мере того, как разворачиваются события, однако рассказ на всем своем протяжении остается на удивление размеренным и гораздо более беспристрастным, чем повествование Пьера из Во-де-Сернея, цистерцианского монаха, прибывшего из Иль-де-Франса; цистерцианец сопровождает Арно Амори и Симона де Монфора и составляет хронику войны против альбигойцев на латыни[247].
В начале 1211 года граф Тулузский разрывает союз с крестоносцами и начинает организовывать оборону своих владений — от Тулузского края до Прованса. В результате драматической гибели племянника, случившейся спустя три месяца после осады Каркассонна, и торжества Симона де Монфора земли графа остались без прикрытия. Продолжатель повествования Гильема, уроженец Тулузы, именуемый обычно Анонимом, ибо имя его так и осталось неизвестным, безоговорочно принял сторону южан[248]. Он продолжает «Песнь» с того самого места, где его прервал Гильем, то есть с событий сентября 1213 года, когда состоялась печально известная битва при Мюре. Она стала для южан двойным поражением: они проиграли сражение и в нем погиб король Арагонский, в лице которого граф Тулузский потерял своего самого могущественного союзника. Аноним доводит свое повествование до главной победы южан: 25 июня 1218 года при осаде Тулузы Симон де Монфор, согласно преданию, был убит из катапульты, которую зарядила женщина. К одним из последних событий, описанных им, относится также осада Базьежа. В 1222 году «юный граф» Раймон VII, воспетый трубадурами, принимает отцовское наследство. В стане южан возрождается надежда.
Но надеждам южан не суждено сбыться. Эстафетную палочку Анонима перехватывает французский хронист Гильом де Пюилоранс[249], клирик-латинист из окружения Фолькета, который с 1205 по 1231 год является епископом Тулузы. Если верить Анониму, склонному, как и многие его современники, к преувеличениям, бывший трубадур, ставший епископом, а потом и инквизитором, отправил на костер не менее «десяти тысяч» еретиков. Известно, что он благословил французов в битве при Мюре и оплакивал Симона де Монфора. В 1224 году Фолькет присутствует при отъезде сына Симона, Амори де Монфора, отказавшегося воевать за сохранение отцовских завоеваний и передавшего свои права на окситанские земли французской короне. Превратности судьбы не раз подстерегали Фолькета: тулузские консулы, которые уже в 1202 году действовали во имя «тулузской родины», вместе с жителями города четырежды изгоняли его из Тулузы. Когда Гильом де Пюилоранс около 1230 года поступил к нему на службу, епископ вновь держал в руках духовную власть в городе; вскоре он организовал там инквизицию.
В декабре 1228 года в Мо-ан-Бри начинаются переговоры, в результате которых 12 апреля следующего года в Париже, на паперти Нотр-Дам подписывается мирный договор; как и его отец в Сен-Жиле, униженный и «примирившийся» Раймон VII подчиняется церковным властям и французскому королю. За ним временно сохраняются его владения, сократившиеся до размеров тулузского епископата; в этих куцых владениях он обязан разрушить все крепости, все укрепления принадлежащих ему замков. Впоследствии его облагают разорительной контрибуцией; деньги эти пойдут в казну инквизиции, официально установленную в 1234 году, и Тулузского университета, основанного в 1243 году. Раймон потерпел поражение, и не только он сам, но и его потомки: Жанна, его единственная дочь и наследница, еще мала, поэтому она будет воспитываться при королевском дворе до достижения брачного возраста, а потом ее отдадут замуж за Альфонса де Пуатье, брата короля Людовика IX, и земли Раймонденов перейдут к Капетингам[250].
Инквизиция и корольТаким образом, в Окситании устанавливается власть французских королей[251]. Создаются два сенешальства — Каркассоннское и Бокэрское; под контролем сенешаля Бокэрского оказываются бывшие владения графов Тулузских на правом берегу Роны. Соглашение, подписанное в Мо, а затем «ратифицированное» в 1229 году в Париже, признало за папами право на левобережные земли, расположенные к северу от реки Дюранса, в то время как на юге король Арагонский сохранял свои провансальские владения в том же объеме, какими они были в XII веке. Пройдет еще пятнадцать лет, прежде чем в Лангедоке окончательно угаснет надежда на возрождение его былой славы, а в 1244 году будет захвачено последнее пристанище катаров — замок Монсегюр. Только в этой неприступной крепости, построенной на скале в графстве Фуа, и в странноприимных домах Италии и Каталонии катары после альбигойского погрома могли чувствовать себя спокойно; в других местах им сразу же пришлось уйти в глубокое подполье.
«Совершенные», мужчины и женщины, прячутся в домах простых «верующих», которым с тех пор, как передвижной трибунал инквизиции ведет расследования и выносит приговоры, приходится скрывать свои убеждения: каждый день изображать добрых христиан, а по воскресеньям покорных прихожан[252]. Инквизиция хватает тех, о ком ходят подозрительные слухи, на кого поступит донос от почтенных и достойных доверия граждан; доносы обычно рассматривает сам епископ[253]. Доносчики получают солидное вознаграждение: по две марки серебром в течение двух лет, а тому, кто схватит еретика, будет выплачиваться пожизненная рента в одну марку серебром (одна марка весит примерно двести сорок пять граммов). С теми, кто отрекается от своей веры или кто выдает другого еретика, обходятся менее сурово: имущество их конфискуется, их отлучают от Церкви, налагают покаяние, им предписывается пришить на одежду крест и уплатить большой штраф; однако им сохраняются жизнь и свобода. Наиболее непреклонных ожидает «тьма», то есть временное или пожизненное заключение с особо суровым режимом содержания. Для неукротимых же готов костер.