И все-таки она прошептала, по-прежнему боясь повысить голос и разбудить капитана:
— Держитесь-ка подальше! Если я соберусь рассказать вашей жене об этом… небольшом предложении, вам, думаю, и самому придется не сладко!
Он снова хмыкнул и неожиданно вцепился в ее руку железной хваткой, оставляя на нежной коже синяки. На лице его заиграла победная улыбка, когда он притянул Сару к себе так близко, что она почувствовала его тошнотворное дыхание, еще более отвратительное, чем грубое прикосновение рук.
— Она сделает то, что ей будет велено, — с уверенностью произнес он. — Вы считаете себя большой умницей, моя маленькая леди, но, поверьте, ничем не отличаетесь от других женщин. Нужно только сбить с вас спесь да объяснить хорошенько, что к чему. И я сделаю это с громадным удовольствием.
Тигвуд стиснул ее руку еще сильнее, его лицо придвинулось к ее лицу почти вплотную. Сару затошнило от резкого запаха перегара. Хуже всего, если она уронит лампу, подумала Сара с мрачным юмором: пожар наверняка положит конец ужасной сцене!
Он продолжал тянуть ее к себе, и она принялась отбиваться, стараясь при этом не уронить лампу и не расплескать раскаленное масло. Он оказался гораздо сильнее, чем она предполагала; ей никак не удавалось вырваться из его длинных и цепких рук, которых, казалось, у него была целая дюжина. Одна из них шарила спереди по ее платью, пока вдруг резким движением не разорвала воротник.
От неожиданности она чуть не рассмеялась, потому что была близка к истерике: ей показалось, что все это с ней уже было когда-то. Только на этот раз капитан не сможет прийти к ней на помощь, и положение ее куда как незавидно.
К тому же ею овладел неожиданный гнев, ведь он испортил единственное оставшееся у нее платье. Она вывернулась и нанесли Тигвуду звонкий удар по голове, понимая при этом, что ей, напротив, следовало бы попытаться успокоить его, надавав туманных обещаний, и быть с ним обходительной, покуда они не смогут уехать.
Однако все поступки Тигвуда не оставляли сомнений в том, что его вряд удастся подкупить туманными обещаниями, а она, разумеется, не собиралась уступать его ужасным требованиям даже ради спасения капитана. Что же ей делать? Попробовать выхватить у него саблю и ткнуть его ею? Или все же пустить в ход горячее масло? Пожалуй, масло надежнее, решила она, и в это время рядом с ней внезапно прозвучал жесткий, требовательный голос:
— Что, черт возьми, здесь происходит?
Оба они так опешили, что преподобный моментально разжал пальцы, и она резко отскочила от него подальше, с трудом переводя дух.
Капитан стоял в дверях своей комнаты, его лицо в неверном свете лампы казалось суровым. Бриджи он напялил явно наспех, грудь была обнажена, повязка ослабла, но, несмотря на все это, вид он имел на удивление грозный, и Сара как-то сразу вдруг осознала, что он — как бы там ни было — солдат.
Она испытала мгновенное чувство полного облегчения, довольно скоро сменившегося, правда, новыми опасениями: он все еще был не вполне здоров и вряд ли мог противостоять жилистому мистеру Тигвуду. Кроме того, ей совсем не хотелось, чтобы Тигвуд бросил свои обличения в глаза тому, кого они больше всего касались.
Похоже, Тигвуд тоже сомневался в физической крепости капитана, а потому, оправившись от замешательства, он оскорбительно засмеялся.
— Не происходит ничего, что касалось бы вас. А этой маленькой леди лучше перестать жеманиться, не то как бы это не стоило вам жизни! — и он демонстративно положил руку ей на плечо. Сухой металлический щелчок заставил Сару вздрогнуть и, по-видимому, дошел даже до затуманенного алкоголем сознания Тигвуда, ибо тот отпрыгнул на фут назад.
— Да, — мягко произнес капитан, целясь прямо в сердце хозяина, — я ни за что не упущу возможности избавить мир от эдакой дряни. А теперь немедленно убери руки от моей жены!
Как ни странно, Сара в общем-то не слишком удивилась, когда преподобный неохотно выполнил приказание. У нее голова кружилась от облегчения, но она ни секунды не сомневалась, что вся эта история отнюдь не закончена. Сара лишь получила передышку — до того момента, когда капитан не окажется поблизости. Этот раунд капитан выиграл. Но он и не догадывался, какой поистине смертельной опасностью угрожает ему омерзительный субъект, уставившийся на них обоих с бессильной ненавистью.
И, конечно, Тигвуд постарался оставить за собой последнее слово.
— Наш разговор не закончен, мэм, — сказал он с яростью. — Имейте это в виду. И мы к нему еще вернемся, так и знайте.
ГЛАВА 17
Да, она это знала, но сейчас чувствовала только невероятное облегчение, избавившись наконец от его цепких рук. Вздрагивая, она поспешила захлопнуть дверь за преподобным Джедедией Тигвудом, поистине недостойным служителем Божьим. Как могут сочетаться подобные поступки с религией, хотя бы и такой странной, недоумевала она.
Очутившись в безопасности за закрывшейся дверью, она прошептала:
— Спасибо! Кажется, вы опять спасли меня! Капитан медленно спустил курок с боевого взвода. Лицо его хмурилось.
— Опять? — мягко переспросил он. Ругая себя за несдержанность, она проговорила умоляюще:
— Пожалуйста, не обращайте внимания! И где… где вы взяли пистолет?
— Я всегда чувствую себя увереннее с пистолетом под рукой, — ответил он спокойным, ровным тоном; в эту минуту он был совсем таким, как раньше, до потери памяти. Однако тут он заметил разорванный ворот ее платья, и его спокойствия как не бывало.
— Этот скот разорвал ваше платье! Будь он проклят! Какая жалость, что я не пристрелил его! Глупышка, почему вы раньше не сказали мне об этом? И что, хотелось бы знать, означали его последние слова? О чем вообще шла речь?
Ею овладело абсурдное желание рассказать ему все — всю правду — и немедленно. Но к чему это приведет? К бесконечным объяснениям и вопросам, на которые, честно говоря, у нее вовсе не было сил. Хотя ночь была теплая, ее бил озноб, и, отбросив колебания, она сказала только:
— Да… он разорвал платье, а другого у меня нет, чтоб ему пусто было!
Он неожиданно рассмеялся. Затем, взглянул на нее еще раз, резко проговорил:
— Проклятье! Мне осточертела эта болезнь. Идите сюда.
Он протянул руки, и она, вся дрожа от волнения, почти упала в его объятия.
— Я… я не понимаю, что со мной происходит, — пролепетала она, стараясь сдержать охватившую ее глупую слабость.
Он крепко обнял ее, прижимаясь щекой к ее волосам.
— Зато я понимаю, — успокаивающе сказал он. — Это шок, вы только сейчас начинаете осознавать происшедшее. Мне доводилось наблюдать такое сотни раз. Все тяготы последних дней легли на ваши хрупкие плечи, дорогая, и, хотя вам кажется, что вам любые испытания по плечу, вы просто слабая женщина, в чем я очень рад убедиться.