Подойдя к сыну, Дженна обняла его за плечи и притянула к себе.
– Хочешь что-нибудь спросить? – тихо спросила она.
Дженна почувствовала, как мальчик качает головой, и сильнее сжала его в объятиях.
– Все решат, что он нас больше не любит, – прошептал Джош через некоторое время.
– О нет, – заверила она его. – Все знают, как сильно он вас любит…
– Тогда почему хочет жить в другом месте?
– Потому что он решил, что не хочет больше жить со мной. Дело не в том, что он не хочет жить с вами.
– А можно мне поехать жить с ним?
Дженна ощутила, что слова разрезают ее насквозь.
– Ты этого хочешь?
Джош запрокинул голову, чтобы взглянуть на маму, и покачал головой:
– Я хочу жить тут, с тобой, Пейдж и двойняшками, но хочу, чтоб и папа тут жил.
– Знаю, милый, если бы я могла это исполнить, клянусь, я так бы и сделала, но папа все решил, и я не думаю, что мы сможем это изменить.
Две огромных слезы скатились по его щекам. Дженна поймала их пальцами и зажмурилась, сдерживая собственные слезы.
– С нами все будет хорошо, – охрипшим голосом пообещала она.
– Не будет. Больше не будет, как раньше.
– Но ты же слышал, что сказал папа. Он будет постоянно навещать вас.
– Это другое.
Поскольку мальчик был прав, Дженна не стала спорить.
Он с мольбой заглянул своими грустными голубыми глазами в ее глаза.
– Ты можешь сделать, чтобы он остался, мамочка? Пожалуйста.
– Я пыталась, как только могла, – заверила Дженна. – Но это не значит, что нужно сдаваться. Придется проявить терпение и посмотреть, что произойдет. Ты сможешь потерпеть вместе со мной?
Через несколько минут Джош кивнул, обхватил ее и зарылся лицом в ее грудь.
«Тебе нужно зайти на страницу Келли Дарем в Фейсбуке», – пришло сообщение от Джули несколько минут назад. Пейдж так и поступила, и то, что она там обнаружила, было настолько ужасным и унизительным, что она растерялась. Неважно, что весь снимок был вовсе не ее, любой, взглянув на Пейдж, увидел бы, что у нее не такая огромная грудь, как та, над которой в фотошопе пристроили ее лицо. Важно, что это и правда похоже на нее, лицо-то принадлежит ей, а что еще хуже – снимок появился на страницах еще двадцати человек, в том числе и у Оливера.
«Меня зовут Пейдж Мур, хочу крутить лямур!» – написал кто-то под снимком.
Остальные комменты были такие грубые и мерзкие, что Пейдж не могла заставить себя читать дальше, а лишь добавила свой: «Неудачная шутка Келли Дарем и ее друзей».
Через минуту на экране выскочил ответ: «Ты извращенка, раз сделала такое селфи».
«Я не делала. Вы украли мою камеру, а теперь отфотошопили фотографию, которую сами же и сняли».
Парень из одиннадцатого класса написал: «Не прочь дать лямур в любой момент. Когда встретимся?»
Еще один парень написал: «Вот это я называю буфера. Отдай их мне, детка!»
Келли запостила комментарий: «Это селфи, и все в курсе, сучка».
Решив, что лучше не продолжать спор, Пейдж закрыла ноут и схватила айпад, чтобы позвонить по видеосвязи Шарлотте.
– Ты видела, что на Фейсбуке? – спросила она, когда на экране появилось лицо подруги с затуманенными глазами.
– Нет, сегодня не выходила, – ответила Шарлотта, носоглотка у нее была заложена настолько, что слова с трудом просачивались наружу.
Пейдж поморщилась, когда внизу раздались вопли. Это явно двойняшки, хотя кричали и родители, такое чувство, будто она в эпицентре ночного кошмара.
– А что там? – поинтересовалась Шарлотта.
– Тебе нужно это увидеть. Зайди на страничку Келли Дарем. Помнишь ту фотку, которую она сделала? Так вот, она ее использовала.
– Вот черт, – пробормотала Шарлотта. – Я надеялась, она про нее забыла.
– И я. Но она не забыла. Даже запостила на странице Оливера.
– Что с ней вообще такое? Вот ведь гадина.
Услышав голоса на дорожке у дома, Пейдж сказала:
– Повиси-ка.
Она подбежала к окну и увидела, что папа разговаривает с тетей Ханной. Скорее было похоже на то, что они ссорятся, но это неудивительно, слов было не разобрать, так что Пейдж вернулась к айпаду.
– Лиам писал тебе сегодня? – спросила она, решив, что нельзя все время говорить только про себя.
Шарлотта тут же встрепенулась.
– Всего четыре раза. Думаю, мы увидимся в субботу. Мы еще пока не договаривались, но он спросил, не занята ли я, я ответила «нет», посмотрим, что он напишет дальше. А ты как? Что там с твоими родителями?
Пейдж чуть не плакала.
– Даже не спрашивай. Просто ужас. Клянусь, если бы я могла свалить из дома, то так бы и сделала. Правда, мой папаша уже свалил, сейчас вот снова сваливает.
– В смысле, он у вас?
– Был. Я только что слышала, как отъехала машина. Слава богу, приехала тетя Ханна. Не знаю, как бы я справилась с мамой одна.
– Мне ужасно жалко тебя. Полный отстой, что тебе приходится проходить через все это.
– Знаю. Хотелось бы знать, как остановить…
– Думаю, тебе стоит рассказать маме про Келли Дарем.
– Я хотела, но на нее сейчас столько всего навалилось, да и что она сделает? Даже если мама сходит в школу, что будет настоящей катастрофой, то она все равно не заставит Келли остановиться, поскольку никто не может на это повлиять, я про это прочла в Интернете. Она не нарушает закон.
– Да, но с нами же проводили в школе беседу про травлю, а это и есть…
– По полной.
– Вот именно, поэтому ты должна кому-то рассказать. Одному из родителей или кому-то из учителей. Почему ты не поговоришь с мисс Кендрик? Она классная, и ты ей по-настоящему нравишься.
– Будет еще хуже. Джули меня уже предупреждала. Насколько я поняла из блогов других людей, которые пережили подобное на своей шкуре, наступит временное затишье, а потом все возобновится с новой силой.
– Что будешь делать?
– Не знаю. Пытаюсь что-нибудь придумать, но пока безрезультатно.
Шарлотта беспомощно посмотрела на нее.
В конце концов Пейдж просто пожала плечами. Она не была уверена насчет побега, в основном потому, что это сильно расстроило бы маму. Особо говорить было не о чем, если только не о Лиаме, поскольку Шарлотта явно была не прочь поговорить о нем, они так и сделали.
Время близилось к полуночи, Джош и двойняшки только что уснули, все трое – в комнате Дженны, в обнимку с любимыми плюшевыми медведями и зайками, а Пончик дежурил у кровати. Поскольку Джек ушел-таки несколько часов назад, было много слез и истерик, в итоге усталость Дженны достигла такой точки, что она уже потеряла нить того, что было сказано или сделано. Если бы не Ханна с мамой, то Дженна наверняка запихала бы детей в машину, отвезла бы их в маленькое любовное гнездышко Джека и велела бы ему разобраться с ними. Она все еще думала об этом, хотя, разумеется, ни за что так не сделала бы. Дети перепугались бы до полусмерти, если бы мать выгрузила их в незнакомом месте и уехала, а этого она хотела меньше всего.
На самом деле она хотела знать, что Джек страдает от содеянного, что его совесть портит каждую минуту, проведенную с Мартой, и его сердце разбито так же, как и сердце самой Дженны.
– Разумеется, мне это тоже не приносит радости! – кричал он на Ханну перед отъездом. – Но я не готов и дальше жить во лжи!
– Ах ты, лицемерный ублюдок! – орала в ответ Ханна. – Ты не хочешь жить во лжи, поэтому твоей семье придется жить без тебя, пока ты веселишься на стороне? Тебе так лучше, чем быть нормальным мужиком и взять на себя ответственность отцовства? Чем почитать брачные клятвы? Чем доказать, что ты стоящий человек?
– Я не собираюсь больше спорить на эту тему! Мы просто ходим кругами, а дети только с каждой секундой расстраиваются сильнее, и мое пребывание здесь лишь все усугубляет!
– Ты это себе внушаешь? Оставляешь себе лазейку, дескать, пребывание здесь лишь все усугубляет?! Господи, да мне тошно на тебя даже смотреть. Ты лгун, изменщик, бесхребетный негодяй, а еще и чертов мошенник в придачу! Как мы вообще могли быть тобой очарованы? Какими дураками ты нас всех выставил…