Вероника Рыбакова
Смерть предпочитает блондинок
Вступление
Он сидел в салоне машины, запоминая все, что его окружало. Стояла ночь. Темно-сизые рваные тучи мартовского неба торопливо летели над Москвой. Дул сырой ветер. Во дворе было темно и тихо, здесь росли большие старые деревья. Сеть черных веток скользила по небу и ловила между облаками растущую луну.
Большие деревья заставили его почувствовать себя маленьким мальчиком, который заблудился в лесу. Он вспомнил, как в летнем лагере сидел в засаде у реки, в кустах, и караулил вражеских «солдат-разведчиков» — пацанов из соседнего лагеря. Прислушался к себе, и ничто в нем не отозвалось теплом на детское воспоминание. Сейчас он просто собирал внутрь свои ощущения, все пять чувств.
Ветер шумел в деревьях уже не по-зимнему, во дворе чем-то позвякивал на ветру. Мужчина наблюдал за подъездом в торце дома, над дверьми которого светилась тусклая лампочка.
На улице горели оранжевые фонари, поэтому из глубин двора она казалась очень светлой. По трассе проносились редкие машины, и он прислушивался к звукам их моторов. По тротуару шли поздние прохожие. Через дорогу довольно долго светился желтыми оконцами табачный киоск, но наконец и там продавщица выключила электричество, повесила на дверь замок и ушла по направлению к метро.
А потом и в доме одно за другим стали гаснуть окна. Он внимательно наблюдал за ними, пока в его кармане не заворочался мобильный, поставленный на вибровызов.
— Она уже выехала, — послышалось в трубке.
— Понял, — буркнул он в ответ.
Теперь надо было так же тихо подождать еще около получаса. В салоне было тепло, пахло кожей и автомобильным дезодорантом. Повалил мокрый снег — сначала нехотя, а потом все быстрее и гуще.
Мужчина выругался и ненадолго включил «дворники». Прикинув по времени, решил, что сделает это еще раз перед самым ее приездом. Снег кружился в свете фонаря сотнями белых мух, падал на стекло и тут же превращался в струйки воды.
Наверное, последний в этом году, такой сильный, подумал он.
Он не уставал ждать. Никогда. Мог сидеть так хоть сто лет. Однажды трое суток провалялся в грязи, не шевелясь, не поднимая головы, тихо матерясь, поэтому и выжил. А теперь смотрел, как быстро обвело белой каймой ветки кустарника возле подъезда. Он почуял запах мокрого снега, смешанный с запахом подтаявшей земли. Но потом стало пахнуть только одним снегом — легкой и холодной небесной водой, застывшей в ломкие кристаллы снежинок, и быстрым чистым ветром.
Ненависть смутно ворочалась где-то в глубине души, но пока вела себя тихо, ждала свою добычу, во всем подчиняясь ему.
«До времени», — подумал он о своей послушной ненависти. Он знал ее как самого себя — знал, как она застилает глаза горячей волной, разбивает привычный мир вдребезги, наполняет его силой и как отпускает его.
Он чувствовал себя очень сильным и хитрым, похожим на льва, застывшего в высокой траве с подветренной стороны от беззаботной длиннорогой антилопы. Он очень любил документальные фильмы из серии «Дикая природа».
А кроме ненависти, в нем еще дышала и жила любовь. Любовь никогда не слушалась его и была сильнее всего.
Его любовь пахла лесом, июльской травой, полной стрекота кузнечиков. Июльская трава наливалась солнечным светом, светлые солнечные пятна перемещались по лугу. Его любовь шептала ему на ухо нестрашную и добрую сказку о том, что мир большой и красивый, полный всякой замечательной всячины — яблок, ромашек, детского смеха, розовых закатов над шоссе, утренних туманов над лугами.
Уже летом все должно было стать иначе, этим летом, через пару-тройку месяцев, все в его жизни и в жизни его любви.
Его непослушная любовь и пока что послушная ненависть говорили с ним, каждая на своем языке, по очереди.
Он слушал их, стараясь ничего не спугнуть ни в себе, ни в окружающем мире.
Глава 1
Маша смотрела в окно троллейбуса, но видела только свое размытое отражение да комочки снега, которые шмякались о стекло и тут же превращались в шустрые капли воды. Капли бежали вниз, кругленькие и тяжелые, как детские слезы.
На остановках в троллейбус входили люди — большие и неповоротливые, похожие на шкафы, обтянутые разными тканями, с маленькими вязаными шапками на головах, а кто и в шляпах. Люди толкались и громко переговаривались между собой.
Маша здорово замерзла и теперь грелась в золотистом троллейбусном тепле по пути к метро. Она возвращалась из Замоскворечья, куда ее вдруг неудержимо потянуло после работы, а точнее, из тихого неприметного переулка с четырехэтажным домом на углу, в котором были булочная и мастерская металлоремонта и в котором жил Сергей Дубин.
Маша увидела Сергея на рок-концерте в молодежном клубе с простой мебелью и живой музыкой. Сергей организовал рок-группу пару лет назад. Он сам писал музыку и стихи к песням. На их выступления стали набиваться полные клубы студентов. Маша как-то сходила на концерт модной группы и влюбилась в Сергея. Она купила в переходе метро их первый диск и гоняла эту музыку в плеере, по пути на работу и с работы, вот уже вторую неделю.
Любовь к Сергею была ее тайной, о ней пока что не знала даже лучшая ее подружка Ленка. «Любовь так любовь, — решила про себя Маша, — что поделаешь!»
До этого она влюблялась только один раз: в седьмом классе в мальчика Диму. У Димы были темные, блестящие глаза, и у Маши бежали мурашки по спине, когда он искоса смотрел на нее. Только за лето она вдруг сильно вымахала, и, когда увидела Диму в школьном дворе первого сентября, любовь прошла сама по себе: ростом Дима стал ей по плечо.
Маша подсмотрела на фан-сайте Сергея Дубина его адрес, изучила карту и сегодня после работы поехала к его дому. Ей хотелось подышать одним воздухом с Сергеем. Может быть, посмотреть на деревья, которые помнят его еще маленьким, на улицу, по которой он ходит каждый день, на спортивную площадку в его дворе, на ближайшую булочную — на что-то очень близкое к нему самому.
Бух, бух, бух! — стучало сердце Маши, когда она подходила к переулку. Дом Сергея был на другой его стороне, но она не захотела переходить через дорогу и просто постояла, посмотрела на длинные светлые окна. Она даже не знала, на каком этаже живет Сергей.
Пошел снег — сначала тихо-тихо, а потом как повалил длинными неровными завесами, как посыпался с неба! Снег танцевал в свете фонаря, а Маше хотелось стать самой красивой на свете, ну или хотя бы такой, как ее соседка Жанна, и разбить неприступное сердце Сергея. Ей хотелось стать достойной его искреннего восхищения и настоящей любви.
— И я такой стану! — сказала Маша себе и снегу.
Потом она дошла до конца переулка и повернула обратно. Было так красиво и тихо!
Мокрый снег облепил ее с ног до головы, она затосковала по дому и вышла к остановке. Мягко подкатил по-вечернему пустой троллейбус, и Маша поехала к себе.
Она жила в сталинском восьмиэтажном доме — снимала квартиру у маминой родственницы, бабушки Зинули.
Раньше здесь жила старушка, покойная сестра Зинули. Но еще осенью Маша с мамой ободрали в квартире старые обои (пять темных слоев бумаги, закопченной, как древние фрески), отштукатурили и покрасили стены в белый цвет, чтобы стало как у них дома, в Сочи.
Маша поселилась в угловой большой и очень светлой комнате с красивой розеткой на потолке. Ей квартира нравилась в основном из-за этой светлой комнаты. Потом мама уехала в Сочи, а Маша осталась в Москве одна.
Маша училась в лестехе, а как только устроилась параллельно работать в компанию «Фрейя», большое цветоводческое хозяйство, стала приносить домой всевозможные отростки и семена, высаживать все это в цветочные ящики и горшки.
Она часто спасала погибающие растения, потому что ей нравилось их выхаживать. Цветы прижились, и вскоре зелени в квартире стало очень много.
Маша вернулась домой, привела в порядок свою одежду, осмотрела все свои посадки и отправилась на кухню. Полнота бытия распирала ее так, что у нее пощипывало в носу. Она поужинала бутербродом с сыром, запила его виноградным соком, и тут в дверь позвонили.
«Жанна! Ура!» — подумала Маша и побежала открывать.
Жанна жила одна в квартире как раз напротив Маши. Вежливая Маша обычно здоровалась со всеми соседями по подъезду. С Жанной она сталкивалась нечасто, но эта соседка не только приветствовала ее в ответ, а еще и приветливо улыбалась девочке.
Это была хорошо сложенная женщина лет тридцати, среднего роста, с прямой осанкой. Волосы у нее были длинными-предлинными, светлыми, и Жанна часто завивала их в мелкие кудри. «Небось навертит волосы на поролоновые крутилки, да так и спит», — посмеивалась про себя Маша. У нее тоже имелись всякие приспособления для придания прямым волосам вида пружинок, только она их не использовала.