— Вы ничем не могли помочь, — заверил ее О’Мэлли. — Даже в больнице его не спасли бы. Когда кровеносная система претерпевает такую травму, все кончено.
— Как это ужасно! — воскликнула она, но вдруг осознала, что ее слова звучат глупо и неуместно.
— Такое случается, — сказал О’Мэлли. — Люди умирают, — он лукаво улыбнулся ей. — Но полицейский был уже вторым, кто скончался в вашей спальне за последнюю неделю.
— Это обвинение?
— Нет, конечно. Обе смерти были вызваны естественными причинами. Как и смерть директора государственного банка Миддл-Вэлли.
— Мистера Зимана? — во рту у Николь пересохло.
— Значит, вы не слышали, — голос О’Мэлли показался ей чересчур будничным. — Он умер этим утром, от кровоизлияния. В голове лопнула вена, и кровь залила мозг. Он умер раньше, чем его голова коснулась стола. О Уэнделле Франклине вы тоже не слышали? Вы с ним, кажется, знакомы?
— Он был с нами в банке, — прошептала она.
— Порезал палец об угол дверцы вашего сейфа, так мне сказали. Представляете: умер из-за этой ранки.
Николь шокировали вести о новых смертях. Она с ужасом вспоминала, как они втроем толкались в тесном хранилище. Учтивый банкир Зиман и грубый бюрократ Франклин. Николь была к ним так близко, что касалась обоих плечами и чувствовала исходящий от них запах. Великан-полицейский тоже приходил в банк, чтобы снять отпечатки пальцев. Теперь все трое были мертвы. Она сцепила пальцы, почувствовав, как дрожат кисти рук.
— Итого четыре смерти, включая вашего мужа, — сказал О’Мэлли. — Тут налицо совпадение, но ваши полицейские усматривают здесь какой-то заговор. Все четверо умерли своей смертью. Люди умирают от этих причин постоянно, — коронеру, похоже, нравилось видеть страх на ее лице. — Но вот удивительное стечение обстоятельств: все эти люди были так или иначе связаны с вами. Вы близко общались с каждым из них, верно?
И это пугало ее больше всего.
Предостережения Ростка больше не звучали для нее пустыми выдумками параноика. Но ведь смерти не были насильственными. И это делало ситуацию еще более зловещей. Николь вдруг вспомнился экстрасенс из Украины, отказавшийся предсказывать ей будущее. Не потому ли? Мог ли он увидеть тень смерти, что парила над ней? Смерть ребенка, смерть мужа, все эти несчастные люди… и те ужасные события, которые предсказывал епископ Сергий. Судьба уготовила ей роль предвестницы рока. Однако она не могла понять, почему из-за ее грехов и ошибок должны были умирать другие.
— Вам нехорошо, — неожиданно заботливым тоном проговорил О’Мэлли. — Не хотите присесть на кушетку? Отдышитесь, можете прилечь, если нужно.
Прилечь? Ее женские инстинкты высветили предупредительный сигнал. Сначала он говорит о смерти, потом предлагает ей прилечь на кушетку. Похоже, все эти мрачные разговоры не более чем хитрый ход — отвратительная манипуляция опытного охотника за несчастными женщинами.
— Нет, спасибо, — отказалась она. — Я отниму у вас минуту-две, не больше, — возьми себя в руки, говорила себе Николь. Нужно забыть обо всем и сосредоточиться на цели своего визита.
— Не торопитесь, — сказал О’Мэлли. Похоже, он расстроился, что она не приняла его предложение прилечь. — Знаете, когда я увидел вас, то обрадовался, что с вами все в порядке. Мне было не по себе, когда вы остались одна в этом старом доме.
Она кивнула.
— Все эти воспоминания…
На глаза у нее навернулись слезы.
— Не с кем поговорить…
Она прикусила губу.
— Некому утешить…
Его слова гипнотизировали. Похоже, он точно знал, что она чувствует.
Николь смотрела, как его взгляд опускается с ее лица. Она почти физически ощущала его на плавных изгибах своего тела, словно бы невидимые губы ласкали ее кожу.
— Я удивлен, что у такой прекрасной женщины, как вы, так мало друзей.
Он играл с ней, и она это видела. Ждал, пока она сделает первый шаг.
— Я бы хотела считать вас своим другом, — сказала она, возвращаясь к основной теме. — Вы сказали, что к вам всегда можно обратиться за помощью.
Он обошел рабочий стол и показал ей на кожаную кушетку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Почему бы вам не подойти сюда и не рассказать мне обо всем?
Николь колебалась. Не так давно она без запинки прошла бы через все ритуалы флирта и соблазнения, играя желанием мужчины, пока тот не согласился бы заплатить любую цену, какую она ни попросит. Но месяц замужества, месяц верности одному мужчине вызвал в ней изменения, в которые она сама раньше не верила. Теперь она испытывала неловкость и даже стыд, когда приходилось флиртовать с едва знакомым человеком.
— Не волнуйся, — сказал О’Мэлли. Он пересек комнату и открыл один из шкафов. Внутри обнаружился богатый бар. — Хочешь выпить?
Первым инстинктом было отказаться. Спиртное — главный друг и соратник мужчины, когда дело доходит до устранения женского сопротивления. Однако, возможно, крепкий напиток — это именно то, что поможет ей в следующие несколько минут.
— Пожалуй, я не откажусь, — согласилась она, но пожалела об этом, едва увидев, какого размера стаканы он наполняет.
— Ирландский виски «Джеймсон», — сказал он. — Со льдом.
В стакане, который он ей протянул, плескалось достаточно виски, чтобы довести любую женщину до бессознательности. Себе он налил в два раза больше.
— Я всегда наливаю в большие стаканы: для экономии, — объяснил он, вытягивая парализованную ногу и опускаясь на кушетку рядом с Николь. — Чтобы не нужно было вставать и наполнять их заново, — он сделал быстрый, почти нервный глоток. — Чем я могу тебе помочь?
— Может быть, мне просто нужно с кем-то поговорить, — она тянула время. — Люди в этом ужасном городе… как будто не хотят иметь со мной ничего общего.
Всю жизнь Николь пила в основном белое вино и шампанское. Виски никогда ей не нравился, и теперь, когда алкоголь обжег ее горло, она вспомнила, почему. Она чувствовала, как огненная жидкость опускается в желудок.
— Это точно, чужих здесь не любят, — сказал О’Мэлли. Он сделал долгий глоток, затем слизал капли с губ. — Такие уж они, эти русские. Уже второе и третье поколение, а до сих пор думают, что живут у себя на родине, и боятся тайной полиции.
— Но ведь это — родной город моего мужа. Они знали его — так почему же не приняли меня? Я ведь тоже русская. По крайней мере, по материнской линии.
— Может быть, дело в твоем прошлом, — предположил коронер. — Лас-Вегас, и все такое.
— Откуда вы знаете?
47
— Я… наверное, слышал от кого-то из полицейских… — О’Мэлли сделал еще один быстрый глоток. — Что тебя не приняли в городе — это нормально. Такие тут люди, не любят чужаков, — он сном сделал глоток. Стакан был уже наполовину пуст.
— Я ждала чего-то другого, — алкоголь развязал Николь язык. — Когда я впервые увидела этот город с шоссе, он выглядел так, словно из моих снов. Я думала, что Пол и я будем жить рядом с приятными людьми в красивом доме с белым забором и цветами на заднем дворе. Я не могу иметь детей, но я надеялась, что у меня хотя бы будут друзья и нормальная жизнь, — ее голос надломился, и она поднесла стакан к губам. Второй глоток показался не таким неприятным, как первый. — Мне стоило догадаться. У меня никогда ничего не получается.
— Это место обманчиво, — О’Мэлли чуть заметно подвинулся ближе. — Городок стоит в долине среди холмов, и на первый взгляд выглядит как открытка. Но на самом деле это не город, а катастрофа. Странно, что службы по охране окружающей среды до сих пор не выселили всех отсюда, как из Таймс-Бич[29] в штате Миссури или зоны вокруг Лав-Кэнел[30], — он сделал еще глоток виски. — Вероятно, вы слышали о метане, который просачивается из заброшенных угольных шахт. Это газ без запаха, и его невозможно заметить, пока какая-нибудь искра не вызовет взрыв. Вы заметили на похоронах мужа, что в церкви нет настоящих свечей?