может меня категорически не принять.
И когда я увидела его на перроне, моментально поняла: он уже знает. Понял ли по моим письмам, или по сообщениям об успехах в школе, или еще как, но он знал. И выглядел обеспокоенным, потерянным и крайне несчастным. Поэтому я выпрыгнула на перрон, чуть не снеся с ног Поттера.
— Папа!
Повисла на шее, почувствовала, как он обнимает, словно тоже боялся чего-то. Потом пришлось быстро представить ему Поттера. Ксенофилиус рассеянно улыбался. Поттер впервые на моей памяти не знал, куда себя деть. Видимо, знакомство с родителями девушки у всех парней вызывает состояние шока. Хотя… мне вот у Поттера знакомиться не с кем — сравнивать не с чем.
— Домой? — спросил меня папа.
— Да.
— Может, отправитесь с нами? — благожелательно спросила Молли Уизли.
— Нет, спасибо, — отказался он. — Мы аппарируем.
Папа взял чемодан, я поудобнее перехватила клетку с Клайдом, и мы аппарировали точно к калитке. Дом странной формы, волшебный сад, есть выход к небольшой речушке. Вокруг поля — ячмень, вроде бы, — сейчас они пустуют. Был и небольшой лесок в пределах видимости. Луна помнила, что поле ячменя принадлежит одному сквибу, те вообще предпочитают селиться рядом с магами.
— Я знал, что Луна хочет уйти, — грустно рассказывал папа, разливая по чашкам травяной чай. — Видел ту книгу… но разве смог бы запретить? Разве смею ее мучить? Я так много сделал, чтобы моя девочка была счастлива.
Мужчина всхлипнул.
— Она меня привела только для вас, — грустно вздохнула я, — Остальное ее не интересовало. Только не учла, что другая душа может сильно отличаться.
— Она была неповторимая, — грустно вздохнул он.
— Но, может… ты сможешь и меня полюбить, как ее? — с надеждой спросила я. — Потому что все, что чувствовала она, передалось и мне. Только…
Дальше я не договорила. Только мне никогда не стать таким светлым человеком. Я циничная, неусидчивая, недоверчивая. Еще и вредная. И любопытная. И вторую щеку подставлять не умею. Груба, нахальна и деньги транжирю. Уж если моя родная мама иногда называла меня наказанием, то что уж говорить об этом человеке?
— Думаю, это будет легко, — с оттенком грусти улыбнулся он, — такая ты похожа на моего отца. Он тоже был деятельным человеком и за словом в карман не лез.
Я смущенно пожала плечами: что есть, то есть. А вот с дедом хочется нормально познакомиться — все про него говорят, но никто не показывает. Потом мы пили чай, я рассказывала, как прошел первый семестр, а папа восторженно качал головой. И с недоверием смотрел в лист с информацией для родителей. Нас на курсе было пятьдесят два человека. Я занимала юбилейное двадцатое место.
Круглая комната Луны была сплошь украшена ее рисунками: стены, потолок и даже что-то переходит на пол. Умение Луны передалось и мне… но, попробовав пару раз, я больше не бралась за кисть. Наверное, умение рисовать — это не только навык, но еще и что-то абстрактное вроде таланта. Рвения. Желание. Особый взгляд на мир. У меня этого не было. Получалось красиво, но рядом с рисунками прежней Луны мои картинки были блеклыми и лишенными жизни. Можно предположить, что это дело практики… но мне было интереснее руны разбирать, чем пейзажи рисовать. На потолке пока не было лиц и надписей. Видимо, Луна нарисовала их позже. Пока там летало множество птиц.
— Ты хотела на зимних каникулах выбелить потолок и нарисовать что-то другое, — поднялся по лестнице папа.
— Теперь не буду, — улыбнулась я. — Мы можем сходить погулять в магловский Лондон, как раньше?
— Конечно, — согласился он.
Луна с отцом часто гуляли. Обычно ходили на экскурсии, посещали книжные магазины и деревенские ярмарки. Непосредственно Лондон обходили стороной, но все может измениться.
— И еще кое-что… — вспомнила я о том, о чем побоялась писать. — Я увидела кое-что… что не могла видеть… Что было скрыто магией.
И он испугался. По-настоящему. Видимо, интуиция не подвела — хорошо, что я не стала писать о внезапно проснувшихся способностях Лестрейнджей.
— Только когда прикоснулась, — тут же продолжила я. — Ты ведь говорил, что бабушка с расстояния в пару шагов все замечала, а я — только прикоснувшись.
— Ты слишком далеко от них, — дрожащим голосом объяснил папа, — но не говори о своем умении. Если ты вообще начала видеть, значит, скорее всего, у моих кузенов не может быть детей и ты имеешь право принять их наследие.
И тогда они могут решить выдать меня замуж за идеально рассчитанного партнера, потому что Волдеморту их дар очень нужен. Среднековье во всем своем ужасе несправедливости.
Вечером мы играли в магическую настольную игру: все тот же кубик и расчерченное поле, только со спецэффектами. Потом папа рассказывал о самых ненормальных статьях. Куда там «Новый министр магии — вампир!». Были такие перлы, что я смеялась до слез.
А на следующее утро перед калиткой топтался Поттер.
— Вид у него несчастный, — прокомментировал папа, глядя в окно.
— А я ему сказала, что у нас до Рождества неприемные дни, — хмыкнула я. — Честно говоря, надеялась, что хотя бы до завтра дотерпит.
Как и во многих магических домах, стекла заколдованы — Гарри не может видеть, как мы с папой внимательно рассматриваем его печальную фигуру у калитки
— Запусти парня. Должен же кто-то елку из деревни тащить.
— Точно, — хихикнула я, — раз приперся, будет работать.
Поттер был готов таскать и елки, и меня, и что угодно, лишь бы не выгнали. Но сначала папа напоил его чаем. Все-таки Лавгуд — тот еще… приколист. Я была занята вытаскиванием из духовки шарлотки, поэтому плохо слышала, что происходит у них за столом. А когда вернулась, вид у Поттера был растерянный. А вот нечего ухаживать за дочерью главного сумасшедшего Англии. Видимо, именно об этом подумал и папа, поэтому следующие минут пять мы по-семейному ржали над Поттером.
Нет, Ксенофилиус Лавгуд был с приветом, конечно. Эдакий собиратель сказок, коллекционер сумасшедших идей и виртуоз запутывания людей. Странный, но вовсе не сумасшедший. И хотя он и правда верил во многие недоказанные теории из своего журнала, на публике он часто старался