– Когда назначена твоя первая встреча этим утром? – спросила она.
– Не раньше десяти, поэтому мы можем побездельничать некоторое время. Не вызвать ли официанта в номер? Как ты смотришь на то, чтобы позавтракать в постели?
Она кивнула, и он сделал заказ, в то время как она лежала рядом с ним, лаская его грудь.
– Я хочу поговорить с тобой, – сказала она, когда он положил трубку. – Я хочу рассказать тебе о том, как я провела уик-энд. – Ее голос звучал несколько странно. Она говорила, как Сьюзен, когда та хотела разведать почву, пытаясь определить, насколько безопасно выдвигать взрывоопасную тему. Или, возможно, это ему только показалось.
Он откинулся на подушки и сел, подложив их под спину. Ее волосы были повсюду – рассыпались по его рукам, груди, щекоча лицо, где висок касался его щеки.
– Давай, – сказал он.
– Ну, в ночь с пятницы заболела Амелия.
– Правда? Какой же болезнью?
– Что-то вроде гриппа, но она так расстроилась, потому что это был день их серебряной свадьбы с Джейком.
– А, да! Правильно. – Он намотал прядь ее волос себе на палец.
– Она вся разваливалась, поэтому я осталась с ней в пятницу на ночь и на вчерашнее утро. Ближе к полудню ей стало гораздо лучше, поэтому я – теперь не огорчайся, пожалуйста, Джон…
– Не огорчаться чему?
В коридоре за дверью кто-то что-то уронил – поднос с тарелками, возможно, – и Клэр вздрогнула. Он сильнее прижал ее к себе.
– Ну, – сказала она. – Я много рассказывала Рэнди о карусели, и он захотел посмотреть лошадок Сипаро, поэтому пригласил нас – тебя и меня – поехать в Смитсониан. Конечно же, тебя не было, поэтому я поехала с ним одна.
Его пальцы сжались вокруг ее локона.
– Вчера днем? – спросил он. – До или после того, как ты встретилась с Джилом Клейтоном?
Ее рука похолодела у него на груди.
– Клэр?
– О, Господи, Джон. Я совсем забыла.
Он оттолкнул ее от себя и посмотрел ей в глаза.
– Пожалуйста, скажи, что ты меня обманываешь. Она села, натягивая простыню на грудь.
– Я думаю, что я все перепутала, потому что Амелия заболела. Это смешало все мои планы, и мне даже не пришло в голову посмотреть в свой ежедневник, ведь был конец недели. Поэтому, когда Рэнди позвонил, я… я просто совершенно забыла о Джиле.
– Как, черт возьми, ты могла забыть? – Он хотел наброситься на нее. – Ты знаешь, как важна была эта встреча? Ведь именно по этой причине ты не смогла поехать со мной на эту конференцию, припоминаешь? Именно поэтому ты и осталась в Вене. А не для того, чтобы прогуливаться с Рэнди Донованом.
– Прости меня.
– Что, черт побери, с тобой происходит? – Он откинул простыни и потянулся к коляске.
Клэр быстро наклонилась вперед, обернув свою руку вокруг его плеча, повиснув на нем, пытаясь оставить его в постели, но он рывком освободился. Теплота ночи ушла. Забыта. Он не посмотрел на нее, когда пересаживался в коляску, и въехал в ванную комнату, резко повернув руками колеса всего несколько раз.
Он закрыл за собой дверь и несколько минут сидел неподвижно, глубоко дыша, пытаясь совладать со своим гневом, который кипел в нем. Он представил себе, как Джил Клейтон приехал в пустой офис фонда, куда он не мог даже войти. Как он проверял часы. Замерзал на вчерашнем холоде. Как, черт возьми, они могли с ним так поступить? Черт бы побрал Клэр.
Когда он выехал из ванны, на ней уже были надеты джинсы и белый свитер, и она как могла причесала свои взъерошенные волосы. Она, должно быть, не уделила времени прошлой ночью тому, чтобы снять макияж, и теперь у нее под глазами залегли жирные темные круги. На столе около окна стояли два подноса с завтраком, который, должно быть, принесли, когда он был в ванной.
Она встала.
– Прости меня, Джон, – сказала она опять. Она заломила руки. Он никогда не видел, чтобы она так делала прежде. – Я действительно не в себе. И я понимаю это.
Он не посмотрел на нее, когда ехал к столу.
– Ванна свободна, если тебе туда нужно.
Она провела рукой по его плечу, когда шла мимо него в ванну, а Джон сидел, еле сдерживаясь, за своим апельсиновым соком, чашкой с фруктами и булочкой. Разве за всю их совместную двадцатитрехлетнюю жизнь был хоть один раз, чтобы он чувствовал к ней такую злость? Он не мог припомнить ни одного. Да, но в ее жизни раньше не было никаких Рэнди Донованов.
Она вышла из ванной и уселась напротив него за круглый столик, не прикасаясь к еде на подносе.
– Я позвоню Джилу, когда мы позавтракаем, и извинюсь.
– Слишком поздно просто извиняться. Возможно, ты забыла, но это человек, которого мы обхаживали, упрашивали и обцеловывали последние три года. Следует придумать что-то более изощренное, чем просто: «Мне жаль. Я постараюсь, чтобы этого больше не произошло». Он понимал, что тон его голоса подразумевал, что он больше не доверяет ей. А он и не доверял. Он посмотрел на нее. Она уставилась к себе в тарелку, и он видел, что глотает она с трудом.
Он съел дольку апельсина из чашки с фруктами на подносе.
– Итак? – спросил он. – Это все стоило ли таких жертв? – Он вложил весь свой сарказм в интонацию, понимая, что поступает не совсем честно. Ведь он учил людей честной борьбе. Однако в данный момент он находил удовлетворение от грязной игры.
– Что стоило того? – Она подняла на него свои огромные зеленые глаза.
– Ваша небольшая прогулка в музей, которую, смею заметить, у нас не находилось времени совершить почти… десять лет?
– Это у тебя всегда не было времени.
– Нет, Клэр. Ты всегда отнекивалась, но, конечно, тут же нашла время, когда позвонил великолепный Рэнди, даже за счет уклонения от своих обязанностей.
– Пожалуйста, не нужно так говорить. Я же сказала, что виновата. Я не знаю, что еще можно сделать. – Если в ее глазах и стояли слезы, то они не полились по щекам. – Что я могу сделать, Джон?
Он вздохнул и оперся спиной о спинку коляски.
– Не можешь ли ты сделать так, чтобы со мной рядом была прежняя Клэр? – спросил он. – Клэр, на которую всегда можно было положиться, которая жила своей работой?
Клэр прижала кончики пальцев к губам и встала. Она подошла к окну и отодвинула прозрачные занавески, чтобы посмотреть в окно.
– Мне бы тоже хотелось, – сказала она не оборачиваясь. – Я тоже скучаю по ней. И я совсем не нарочно совершаю опрометчивые поступки. Похоже, я теперь не в состоянии контролировать свою жизнь, и я…
– Чушь собачья. – Он увидел, как она вздрогнула, точно так же, как тогда, когда услыхала шум в коридоре. Однако она не обернулась. Темный неясный силуэт на фоне занавешенного окна. – Под чьим же она контролем? – спросил он. – Ты слышишь, что ты говоришь? Что бы ты сказала своим пациентам, если бы они стали выступать с подобными высказываниями? А?