Но что самое главное, Рейн все еще не добралась до выхода из бункера вместе с браслетом. А значит, именно она становилась той, кто выбывала из испытания.
Через полтора часа мы увидели ее в стартовом лагере. Полностью морально разбитой… и напуганной, так как все еще оставалась вероятность, что умрет именно проигравшая участница. Я же надеялась на слова Нейтана, сказанные накануне, и хотела верить, что ей дадут уйти живой.
Ферчайлд награждали ее корзиной с цветами и фруктами в очень напряженной атмосфере. И в ней же вернулись во дворец, готовиться к прощальному приему в честь Рейн. Который, как и в случае с Вандой, прошел так, как если бы это был прием на самом обычном Отборе невест, на котором не умерли большинство участниц.
Я же все это время не могла избавиться от какого-то странного чувства. И дело было не только в слабости и магическом истощении, которое я уже начала лечить курсом зелий, рассчитанным на три дня. Нет, дело было в чем-то другом.
И когда я наконец осознала, в чем причина, то от шока едва не рухнула на пол. А затем еще полчаса неподвижно, словно каменная статуя, сидела на софе посреди своей гостиной.
Печать Темной клятвы.
Я больше… больше не ощущала ее.
Невероятно, но… неужели…
Мое сердце остановилось. Нейтан сказал, что у меня была остановка сердца, и он проводил реанимационные заклинания.
Получается… получается, Темная клятва восприняла остановку сердца как смерть, и из-за этого исчезла? Просто рассеялась, потому что человек, который дал клятву, убивающую того, кто ее нарушит… и так умер.
Ну конечно, это ведь было даже логично! Раз мертв, раз сердце остановилось, то и наложенная на него печать клятвы распадается. И когда мое сердце, благодаря Нейтану, снова забилось, она уже рассеялась.
А значит… значит, я получила свободу от того, к чему меня принудил отец. Я более не должна была проходить испытания Отбора, не вылетая до самого конца.
И более не должна была уступать в конце победу Элеоноре.
Вот только сама еще не знала, как теперь поступать и что делать с этой свободой.
ГЛАВА 21. Правду и только правду
Несмотря на продолжающиеся ужасы Отбора королевских невест, была одна вещь, общественный интерес к которой не угасал ни на грамм: суд над лордом Фарфондом. Активисты тщательно следили за тем, как продолжало проходить следствие, и не забывали ярко освещать все это. Так что в Эргимоне не оставалось ни одной собаки, которая не была бы в курсе мельчайших деталей этой мерзкой истории. При этом восемь из десяти собак требовали жесткого наказания насильника, и пять из этих восьми готовы были начать буквально рвать и метать, если он не получит по полной программе.
Поэтому к сегодняшнему второму слушанию по этому делу были прикованы все взгляды королевства. И хоть защите слова пока не давали, было видно, что они понимают свое плачевное положение. С этим пониманием Фарфонд, вместе со своими плотоядными адвокатами, отправились на перерыв.
Лично я собиралась потратить это время, чтобы выпить кофе и немного перекусить парочкой канапе. Вот только свои планы мне пришлось немного корректировать! И причиной тому стал король, появившийся в толпе на горизонте, причем очевидно присматривающийся ко мне.
Когда-когда, а сейчас я однозначно не была готова с ним встретиться, пусть даже при свидетелях… а может даже ОСОБЕННО при свидетелях. Поэтому сделав вид, что не замечаю Эдварда, я растворилась в толпе и нырнула в один из коридоров… который, как оказалось, вел к комнате, где Фарфонда держали в клетке.
Вот только незадача: охраны не было! Ни единого стражника, вообще никого… кроме моего биологического папаши, который стоял рядом с Фарфондом.
— Что это значит, Грегор? — злобно выпалил подсудимый, в то время как я, притаившись, прижалась к стене, осторожно выглядывая из-за поворота коридора.
— Прости, ничем не могу помочь, — пожал плечами папаня. — Ты сам видишь, народ требует твоей крови.
— И поэтому вы решили кинуть меня?!
— А что нам еще остается? — цинично хмыкнул Грегор Кастерлок.
— Сволочи! — брызжа слюной, зарычал Фарфонд. — А как же «Один за всех! Прикроем спину каждого»?! Мы ведь все давали эту клятву, вступая в клуб! А теперь… теперь вы решили тактично закрыть на нее глаза?
— Седрик, ты сам понимаешь, что эти сцены выглядят недостойно, — фыркнул папочка. — Это было изнасилование участницы Отбора…
— То есть… — напряженно перебил мужчина, злобно сжимая решетки. — …Получается, сначала вы говорите мне: «Давай, Седрик, полагаемся на тебя! Будет весело, Седрик! Изнасилуешь любую участницу Отбора королевских невест, Седрик! Это нужно для всеобщего дела, Сердик! Когда еще поймаешь такую рыбу, Седрик? Не бойся, мы тебя прикроем, Седрик! Ничего с тобой не случится, Седрик!»… А сегодня уже: «Прости, мы тебя бросаем, и ты сгниешь в тюрьме, Седрик!».
— Мы не виноваты, что ты попался на горячем, — тяжко вздохнул Грегор. — Так уж вышло, что одна из участниц Отбора обратила внимание на отсутствие своей подружки…
— Одна из участниц Отбора? — желчно скривился Фарфонд. — Говори уж прямо, твоя бастардка!
— Не столь важно, — пожал плечами счастливый папаша. — Суть в том, что факт твоего секса с бессознательной участницей королевского Отбора был зафиксирован, и сделать вид, что ты тут ни при чем, стало невозможно. Да-да, Седрик, мы пытались все загладить. Старались договориться с ее родителями, обещая им все, что только можно, в том числе спасение от позора и горы золота. А потом старались сделать все, что только можно, в суде. Вот только девчонка вздыбилась, и что хуже всего, общественность ее массово поддержала. Слишком массово. Так что увы, если суд тебя оправдает, или присудит минимальную меру, нас ждут, как минимум, серьезные общественные волнения, которые никому не пойдут на пользу. Особенно сейчас. Поэтому тебе придется стоически принять жесткий приговор. Уж прости.
— Да пошел ты! — с новой силой взбесился Фарфонд. — Я не позволю кинуть меня!
— Правда? — вздернул бровь Грегор Кастерлок. — И как же ты собираешься «не позволить»?
— Раскрою правду! — зашипел он. — Если вы… если вы не вытащите меня любой ценой из этого дерьма… то я прямо здесь, прямо на заседании дам показания против ВСЕГО клуба! Ведь раз вы меня кинули, то и я кину вас! Раскрою все карты, все ваши тайны: рецепт розового вина, ваши подковерные игры, а главное, список ВСЕХ текущих членов клуба, а заодно и выдам имена тех, кто состоял в клубе ранее, но сейчас уже покинул двор по личным причинам. Так что лучше вам придумать, как меня вытащить, потому что иначе я всех, всех вас, до одного, потяну за собой на самое дно!
— Вот как? — наморщил лоб Грегор.
— Даже не сомневайся, что я сделаю это!
— Что ж, очень жаль, Седрик, — тяжко вздохнул папаша… и ловко выхватив из-за пояса стилет, вонзил его Фарфонду в горло! А затем, словно для верности, еще в висок и в живот.
Пока тело подсудимого в конвульсиях сползало на пол, Грегор Кастерлок вытер лезвие стилета о его тюремную робу. А затем, спрятав его, исчез — вероятно, телепортировался.
Понимая, что дело пахнет не просто жареным, а сожженным до угольков, я, зажимая рот ладонью, поспешила убраться отсюда. И к счастью того, как я выходила из этого коридора, никто не заметил.
До начала заседания оставалось еще несколько минут и я, убравшись подальше от входа, затерялась в толпе.
Черт, что я только что видела? Неужели дружки Фарфонда, в том числе и мой папочка, организовали эту встречу тет-а-тет без стражи, чтобы убрать козла отпущения, понимая, что он теперь, будучи в отчаянии, наверняка болтнет лишнего?
Но что самое главное…
Понимание, осознание этого приходило постепенно, от него становилось жутко. Получается… получается, Лара не была просто жертвой зарвавшегося мерзавца, потерявшего берега от ощущения безнаказанности. Изнасилование одной из участниц Отбора тем вечером было кем-то спланировано ради «всеобщего дела». Но о каком таком «всеобщем деле» вообще могла идти речь, черт побери?