поможем тебе узнать.
Близнецы синхронно смеются, и я яростно пытаюсь сбросить веревки. Мне бы только вытащить одну руку, и получится освободиться, но я разбираюсь в фехтовании, а не в способах побега или грубой силе. Близнец встает на колени рядом со мной.
– Думаю, для начала мы сделаем так, чтобы ты больше никогда не могла показать свое личико при дворе.
Он отстегивает кинжал с бедра, заточенное лезвие поблескивает на свету. Я отползаю в страхе – меня пугают не боль или раны, а то, что они увидят своими глазами, как я регенерирую. Если бы только у меня был меч! Какой же дурацкой идеей было его оставить. Я пинаю первого из близнецов, но он приказывает брату сесть мне на ноги, и его веса достаточно, чтобы свести на нет мои усилия.
Я бешено изворачиваюсь – три года я училась драться на мечах! Я перенесла такую агонию, которой они не могут и вообразить! Я не позволю двум надменным щенкам отобрать у меня единственный шанс обрести свободу!
Я тараню головой первого близнеца, и он, взвыв от боли, шарахается назад. Второй приближается ко мне, и я чувствую, как удлиняются мои зубы – от боли, отчаяния или просто близкого запаха человеческой плоти, трудно сказать.
Два аппетитных кусочка высокомерия, – смеется голод. – Какого цвета будет их кровь на наших прекрасных туфельках?
Если он придвинется ближе, я его укушу. Раз нельзя использовать меч, придется пользоваться зубами. Да чем угодно. Но, прежде чем он предоставляет мне такую возможность, раздается глубокий голос.
– И почему, валкеракс побери, меня не пригласили на эту маленькую вечеринку? Похоже, тут очень весело.
Раздается громкий треск, и я поднимаю взгляд на Малахита: он стоит, сложив на груди руки, взгляд его багровых глаз совершенно невозмутим. Дверь за его спиной широко распахнута, а замок вместе со щепками валяется на полу. Неужели он его сломал? Подземники действительно настолько сильные? Близнецы цепенеют, первый быстро прячет кинжал за спиной, лица у обоих становятся бледнее, чем кожа Малахита.
– Мы просто… Она… – Начинает второй близнец. – Мы нашли ее в таком виде! Кто-то хотел ее похитить!
– Мы просто пытались помочь, – настаивает первый, руки его дрожат. Может, они и жестоки, но с мозгами у них неважно.
Малахит потирает свой подбородок.
– Я вижу. – Он подходит к близнецам, кладет ладонь каждому из них на плечо и пододвигает их поближе к себе. – Что ж, если найдете того, кто это сделал, пожалуйста, передайте им: если я когда-нибудь их поймаю, то просто выпотрошу. Медленно. Вытяну наружу кишки…
Они кивают, в глазах у обоих плещется страх. Малахит провожает их к двери.
– Проваливайте.
Когда их испуганный топот стихает, он поворачивается ко мне. Благодарность – последнее, о чем я думаю, пытаясь подняться на ноги, но он сильной рукой берет меня под локоть и помогает встать. Я никогда не подбиралась к нему так близко – не до такой степени, чтобы заметить, что его серая шевелюра серебрится звездным блеском в таком освещении. Кожа у него прохладнее, чем у человека, словно тенистый ручей в летнюю пору. Я отодвигаюсь, когда он тянется к моему кляпу. Наши взгляды перекрещиваются – на этот раз у него маленькие зрачки, возможно, именно так они приспосабливаются к темноте? – и он убирает руки.
– Полагаю, вы хотите сделать это самостоятельно, – шелестит он. Он перерезает веревку на моих запястьях зазубренным кинжалом, огромным и увесистым, ничуть не похожим на маленькие изящные штучки, предназначенные для человеческих рук, которые кузнецы продают на улицах Ветриса.
– Я бы поблагодарила, но это будет означать, что ситуация вышла у меня из-под контроля, – выпаливаю я, вынув кляп изо рта.
– Если хотите кого-то поблагодарить, благодарите Люка, – отвечает он. – Он отправил меня приглядеть за вами. Во имя Предела… – Его слова похожи на ругательство. – Он будет в ярости, когда я расскажу ему, до чего маленькие идиоты додумались в этот раз.
– Не знала, что работа телохранителя включает в себя слежку.
– Обычно нет. Но Люк был встревожен.
– Что я не смогу самостоятельно найти дорогу в уборную? – Слова получаются более ядовитыми, чем хотелось бы, но Малахит лишь усмехается.
– Большинству людей польстило бы, что кронпринц отправил собственного телохранителя, чтобы обеспечить их безопасность.
– Я не большинство, – парирую я, потирая ноющие следы на запястьях. – Мелкие навозные жуки. Кем они себя возомнили?
– Не первый раз близнецы Прайзлесс измываются над тем, кто им не нравится.
– И им все сходит с рук?
– Семья Прайзлесс в союзе с эрцгерцогом Гавиком. С человеческой точки зрения это значит, что они вольны делать все, что им вздумается.
Я фыркаю. Повисает тишина, Малахит, сложив губы буквой «о», молча ищет что-то в карманах. А затем достает сложенный листок.
– Это вам. Люк просил передать это прежде, чем вы покинете банкет, и сейчас, кажется, время вполне удачное.
– Телохранители теперь и функции водяной почты исполняют? Какая многозадачная должность.
– Водяная почта, – акцентирует Малахит, – находится под контролем стражников. Люк параноик – он думает, что кто-то может попытаться перехватить корреспонденцию. Так что с этого момента доставлять ее буду я.
– Вы говорите о принце весьма откровенно.
Он пожимает плечами.
– Я в Ветрисе не для украшения. Кроме того, ему это нравится: я один отваживаюсь говорить о нем нелицеприятные вещи. По крайней мере, был единственным, пока не появились вы.
Я притворяюсь оскорбленной.
– Я не говорю плохо о принце!
– Нет, но вы, тем не менее, не стесняетесь в выражениях. И вы отважились первой заговорить с ним на Приветствии. Для такого нужны вачаис… – Я приподнимаю бровь. Он откашливается и поясняет: – Бычьи яйца.
– Мило.
– Правда же? Я все пытаюсь втолковать людям, что ругательства звучат куда лучше на языке подземников.
Шум банкета доносится из распахнутых дверей, чем обильнее льется вино, тем громче становится диалог. Терзающий меня голод утихает до обычного фонового шуршания, зубы укорачиваются. Малахит смотрит на меня.
– Знаешь, когда мы наедине, Люк всегда говорит, что ты здесь зря теряешь время, что тебя бросили к его ногам как подношение.
Я выпрямляю спину, как это множество раз делала И’шеннрия.
– Я не агнец на заклание.
– Да? Потому что, когда я сюда вошел, ты лежала связанная, как молочный поросенок, которого собираются зажарить на вертеле.
– Они взяли меня внезапностью. Поверь, второй раз такой фокус не пройдет.
Он откланивается, криво ухмыляясь.
– Я запомню.
Малахит уходит, а я тяну время, расправляя юбки и убирая записку в карман, прежде чем последовать за ним, чтобы двор не пришел к неправильным выводам. Когда