мы не знаем, что виднеется перед нами вдали, это кажется нам, самое большее, каким-то бесформенным пятном. Пусть такое пятно мы назовем буквой А. Подходя ближе к этому предмету, мы начинаем колебаться, является ли этот предмет каким-нибудь небольшим деревом или этот предмет – человек. Когда же мы подошли к этому предмету еще ближе, то мы вдруг начинаем отчетливо видеть, что это вовсе не человек, а небольшое дерево. Наше А вдруг конкретно заговорило. И почему? Только потому, что данное дерево мы определили именно как дерево, а не как что-нибудь другое. Дерево для нас стало именно деревом и прежнее неопределенное пятно вдруг получило определенный смысл. Следовательно, уловить смысл какого-нибудь А, это значит отождествить это А с ним самим, т.е. отличить его от всего другого.
Второй тезис гласит следующее: смысловое отношение между двумя вещами возможно только тогда, когда смысл одной вещи так или иначе отражает на себе смысл другой вещи. Что значит сравнивать одно с другим? Это значит фиксировать одну вещь так, что в то же самое время примышлять здесь и другую вещь. Поместив обе вещи как бы на одной плоскости, мы можем установить как то, в чем они сходны, так и то, в чем они не сходны. При таком условии мы имеем полную возможность одну вещь рассмотреть в свете другой вещи, а эту другую вещь – в свете первой вещи. Однако, не зная что такое одна вещь и что такое другая вещь, мы не можем их и сравнить между собою, т.е. не можем сказать, в чем они сходны и в чем они различны. Следовательно, смысловое отношение между двумя вещами может быть установлено только в том единственном случае, когда мы знаем смысл одной вещи и когда мы знаем смысл другой вещи, а самое главное, когда мы знаем, что значит каждая вещь в свете другой вещи, т.е. каково взаимоотношение смысла одной и смысла другой вещи.
После этих двух тезисов мы можем формулировать необходимые для нас аксиомы знака.
а) Звук, когда он рассматривается в смысловом соотношении с какой-нибудь вещью (в том числе и с самим собою), есть знак этой последней (II – 1а).
б) Смысловое отношение того или иного звука к той или иной вещи есть, при условии учета внутренней сущности вещи, ее означение, и при условии учета внешнего ее функционирования – ее обозначение (II – 1б).
в) Результат всех или некоторых смысловых отношений вещи к тому или иному звуку есть значение звука (II 1в).
г) Результат всех или некоторых смысловых отношений звука к той или иной вещи есть означенное, или обозначенное в этой вещи (II 1г).
д) Результат всех или некоторых смысловых отношений того или иного звука к той или иной вещи есть назначение этой вещи, или ее знаковая система (II 1д).
Однако аксиомы знака опять-таки относятся к вещам вообще, но не специально к языку и к звукам. Знаком может быть флаг, медаль, та или иная форма одежды, звуки, издаваемые животными или атмосферными явлениями и т.д. и т.д. Хотя все это является знаками, но это пока еще не человеческая речь. Отсюда необходимость дальнейшего углубления фонологической аксиоматики.
Аксиомы конструктивной сущности
Это дальнейшее углубление фонологической аксиоматики должно касаться уже специально проблем человеческого сознания и мышления. Мы сейчас должны вникнуть в проблему того, какую функцию несет звук в качестве осмысленного знака в человеческом сознании и в чем заключается его активная роль в человеческом мышлении. Если мы не найдем такой специальной функции звука в сознании и такой специальной мыслительной роли звука, то фонология, как наука, просто не будет для нас существовать, поскольку все указанное у нас выше относится ко всяким вещам без исключения; и вместо слова «звук» можно было бы поставить обозначение любой вещи, безразлично какой. Заметим также, что только после учета всей конструктивной сущности звука, мы впервые можем заговорить, именно, о фонеме звука, а в дальнейшем и о модели этой фонемы, а не просто только о самом звуке, поскольку проблема фонологии связана с глубочайшими проблемами сознания и мышления вообще.
а) Аксиома репрезентации. Смысловая функция звука или его фонема требует репрезентирующего акта в отношении обозначенной этим звуком предметности (II 2а).
Это – первый шаг конструктивной сущности звука. Начиная с этого момента, когда мы уже пользуемся принципом отражения действительности в сознании, мы все время будем говорить не просто о звуке, но о тех или других смысловых функциях звука в человеческом сознании. Теперь вступает в силу человеческий субъект, его сознание и мышление; и без той или иной активности этого сознания простое учение о звуке, как о таковом – теряет для нас всякий смысл как предмет специальной фонологической науки. Ясно также и то, что условием для всех мыслительных операций, совершаемых при помощи звука, является перевод обозначаемой звуком предметности на язык сознания. А это значит, что обозначаемая звуком предметность так или иначе должна быть представлена в человеческом сознании, должна быть воспроизведена. Покамест нет этого воспроизведения, не над чем будет и работать человеческому сознанию и человеческому мышлению. Поэтому, репрезентирующий акт есть первейшее и необходимейшее условие для смыслового функционирования звука в сознании и мышлении.
б) Аксиома генерализации. Смысловая функция звука, или его фонема требует генерализирующего акта в отношении обозначенной этим звуком предметности (II 2б).
Обобщение есть самый существенный акт мышления. Ведь для мышления какого-нибудь предмета необходимо, прежде всего, знать, что такое этот предмет. Но знать, что такое данный предмет, это значит и отличать этот предмет от всяких других предметов и узнавать его среди хаотической массы других предметов. Допустим, что перед нашими глазами имеется необозримое множество самых разнообразных предметов. Например, в нашем саду может быть очень большое количество самых разнообразных цветов. Среди всех этих цветов пусть мы разыскиваем, например, гладиолусы. Мы просмотрели одну клумбу цветов и не нашли в ней ни одного гладиолуса. То же самое произошло, допустим, при рассмотрении нами второй и третьей клумбы. Но вот в четвертой клумбе, допустим, мы нашли несколько гладиолусов. И пусть несколько таких гладиолусов мы нашли в разных частях нашего сада. Какой акт мысли затратили мы при разыскании всех этих гладиолусов? Мы все время подводили находимые нами гладиолусы под то общее понятие гладиолуса, которое у нас имеется. Не обладая способностью обобщать, т.е. подводить частное под общее, разве можно было бы отыскивать все гладиолусы нашего сада? Ясно, что для разыскания всех гладиолусов нашего сада, нами