До сих пор пусть это будет какой-то еще не познанный нами X. Зато все остальное, что мы будем говорить об этом X, будет функцией этого X. Это –
субъект бесконечных звуковых и внезвуковых значений.
Рассуждая так, мы сразу же становимся на почву объективной материальной действительности и исключаем всякие виды абстрактного идеализма, какими бы абстракциями мы в дальнейшем не пользовались. Все эти абстракции будут корениться в этом объективном факте существования звука, и потому они для нас никогда и ни в чем не будут страшны. Это – то «живое созерцание» действительности, с которого, по Ленину, начинается процесс познания, переходя в дальнейшем в абстрактное мышление и в окончательном своем виде становясь практикой все той же объективной действительности. Поэтому наша первая аксиома только с внешнего вида кажется столь простой и невинной. На самом же деле это есть не что иное, как установление почвы для объективного анализа материальной действительности звука.
Аксиома дистинкции
Каждый звук речи отличается чем-нибудь от всякого другого звука речи (I2).
Этот тезис может пониматься как слишком уж очевидный и слишком уж банальный. На это необходимо сказать, что всякая аксиома вообще претендует на полную очевидность и в этом смысле на полную банальность. Сущность дела заключается здесь в том, что имеются в виду суждения не просто очевидные и банальные, но такие суждения очевидные и банальные, которые входят в логический состав определения фонемы, и без которых это определение не может состояться. А для фонемы, как это мы увидим ниже, является совершенно необходимым как признание речевого континуума, т.е. полной неразличимости звуков в речевом потоке, из которого она извлекается, так и их точнейшего взаиморазличия, без которого тоже немыслима никакая фонема.
С легкой руки Н.С. Трубецкого, в этих случаях обычно говорят не просто о различии звуков в речевом потоке, но еще и о т.н. смыслоразличительной оппозиции звуков. Подобного рода выражение в данном контексте нашего исследования мы считаем излишним.
Латинское слово «оппозиция» значит «противополагание» или «противоположность». Противополагать один звук другому при изучении живого потока речи можно только уже после того, как мы отличим один звук от другого. Поэтому, в целях констатации того, что логически необходимо для определения фонемы, нет никакой нужды вводить вторичный момент наблюдения, если еще не введен первичный момент. Действительно, каждый звук есть член той или другой звуковой оппозиции. Но для этого уже нужно знать, что такое данный звук и чем он отличается от всех других звуков.
Что же касается признака «смыслоразличительный», то он тоже для целей фонологической аксиоматики является вторичным, а не первичным. Один звук отличен от другого звука вовсе не потому, что он меняет собою значение слова, когда им заменяется какой-нибудь другой звук при полной неизменности и сохранности прочих звуков данного слова. Звуки «б», «п», «в» различаются между собою вовсе не потому, что их взаимная замена образует такие разные слова, как «был», «пыл» и «выл». «Смыслоразличительность» здесь вовсе не при чем. Разве эти звуки не отличаются между собою, если они входят в состав тех или других бессмысленных звукосочетаний? Разве такие звукосочетания, как «бэл», «пэл» и «вэл», сами по себе для русского уха вполне бессмысленные, не предполагают различия звуков «б», «п» и «в»?
Наконец, устанавливать фонемы в зависимости от смысла слов, в которых они участвуют, значит нарушать тот принцип формализации, с которым как раз и выступил структурализм. Получается так, что, если нам известно значение слов «был» и «выл», то мы получаем и знание того, что такое фонема «б» и что такое фонема «в». А если мы не знаем значение этих слов, то не знаем и тех фонем, из которых они состоят и, в частности, не знаем различий между «б» и «в». Это – слишком откровенное внесение семантического момента в фонологию, которая по идее структуралистов как раз должна быть свободна от всякой семантики. Кроме того, далеко не всякая фонема несет с собою смыслоразличительную функцию. Например, последний звук в русских словах «рог» и «рок» произносится совершенно одинаково, а именно как заднеязычный, взрывный и глухой. Тем не менее, слова эти – разные. Физические же звуки, наличные в живом речевом потоке, не обязательно соответствуют каким-нибудь определенным фонемам. Напр., с точки зрения учения о фонеме как о члене звукоразличительной оппозиции, звуку «т» в таких словах как «лестный» или «местный» ровно ничего не соответствует в фонематической области. Поэтому фонема как член смыслоразличительной оппозиции, если и имеет какое-нибудь значение, то это есть значение самого же этого звука, независимо от его морфемного или словного осмысления, да и о фонеме здесь пока нам еще рано говорить. Что такое фонема, нам пока еще неизвестно. Но что такое звук, – это нам известно еще до всякой аксиоматики; и в преддверии учения о фонеме в настоящий момент достаточно будет говорить пока о том, что звуки различаются между собой.
Таким образом, выражение «смыслоразличительная оппозиция», по крайней мере для целей фонологической аксиоматики, является вполне излишней. Достаточно говорить просто о «различии» звуков, хотя бы уже по одному тому, что такие слова, как «различать», «отличать», «различие», «отличие» не требуют никакого пояснения и очевидны сами собою для всякого нормального сознания. Кроме того, и по самому существу дела фонема немыслима ни без сплошного и неразличимого потока речи, ни без точного взаимного различения составляющих ее звуков.
Такой же очевидностью, простотой и необходимостью отличается и констатация признака звука.
Аксиома дифференциальных признаков
Всякий звук характеризуется теми или другими признаками, которые можно назвать дифференциальными (I3). Так звук «т» имеет дифференциальные признаки: переднеязычность, глухость, твердость и взрывность.
Это – тоже, во всяком случае, является чем-то аксиоматическим, поскольку было бы бессмысленно объяснять, что такое твердость, глухость и т.д. А то, что подобного рода признаки наличны в тех или других звуках речи, это тоже не нуждается ни в каких доказательствах, а нуждается только в пояснении, т.е. в простом указании, подобно тому, как мы, например, указываем своему собеседнику, что данная роза белая, а не красная.
Наличие тех или других признаков в звуке не может вызывать никакого сомнения. Это – в полном смысле слова аксиома. Тем не менее, необходимо отдавать себе достаточный отчет в логической необходимости этих признаков. Если что-нибудь есть, оно чем-нибудь отличается от всего прочего. Другими словами, если что-нибудь есть, то существует и то, чем именно оно от всего другого отличается. Если этого «что-нибудь» нет, то данная вещь вообще ничем не отличается от