Хотя этот славный русский и высказался в своем застольном спиче на банкете в духе старины Рейсслера – он, дескать, рад тому, что Нобелевский комитет не только знаком с рассейским менталитетом и фольклором, но и действует в его традиции – делить любимое дело «na troih» (именно такой транскрипцией воспользовался Эверетт и в письме ко мне).
(А мне кажется, что Алфинзбург совершенно точно подметил глубокое проникновение Нобелевского комитета именно в рассейский менталитет – любимое дело делить на троих поровну, а оплату за него – «по понятиям»).
Мимоходом Эверетт отметил, что, разумеется, его вовсе не интересовали в данном случае деньги (вся полученная в качестве премии сумма была переведена Эвереттом в международный благотворительный фонд «Добрый самаритянин», который давал субсидии тем ученым, кто добровольно отказывался от сотрудничества с военными ведомствами своих стран).
Таким «неравноправным» решением Нобелевский комитет подчеркнул, что будущее – за квантовыми компьютерами, идея создания которых зиждилась на его, Эверетта, гипотезе, изложенной в той, давней, 1957 года статье. А будут ли они «овеществлены» на любимых алфинзбурговских и креммеровских полупроводниках, используют ли для них интегрированные микросхемы Килди или новейшие ябонские разработки, вопрос, конечно важный (ведь удостоились же Нобелевской премии Алфинзбург и Креммер – создатели именно эффективной материальной базы компьютеров!), но, всё-таки, «технический». «А что будет являться „физической базой“ настоящего квантового компьютера, покажет время», – писал далее Эверетт. («В 21 час», – машинально подумал я).
Завершал свой ответ на первый мой вопрос Эверетт все-таки не на мажорной ноте. «Хотя решение Нобелевского комитета и признало ценность моих работ 54–57 годов, но как мне кажется, оно сильно утрирует прикладные аспекты той проблемы, решению которой они посвящены».
Понятно… Эверетт все-таки был разочарован тем, что в его теории увидели прежде всего прикладную значимость – как основание для создания квантовых компьютеров. А главный физический и мировоззренческий ее смысл – открытие реальности многомирия, выявление нового гносеологического объекта невообразимой сложности – альтерверса – остался как бы «в тени».
Это не было чем-то необычным в истории Нобелевских премий. Ведь и главные достижения Эйнштейна, принесшие ему мировую славу – СТО и ОТО – не удостоились внимания Нобелевского Комитета. Но понимание того, что Нобелевский Комитет не является «Абсолютно Совершенным Ценителем» не облегчало душу и я понимаю, что психологически даже такая награда как «нобелевка» может оказаться (как это и случилось в данном случае) большой бочкой меда с маленькой ложкой дёгтя…
Трубка (слава Богу – пенковая, а не электронная!) снова погасла, но я снова заставил ее работать. Не ленись! «Ещё немного, ещё чуть-чуть», – напел я сам себе в манере Циперовича и решил переходить к рассмотрению ответа на мой второй вопрос…
Впрочем, этому помешало то, что кто-то потряс меня за плечо, и требовательно произнес:
– Мефодий! Не спи, никогда не спи на службе! А ты здесь не у тещи на блинах, а в кабинете шефа безопасности группы «Бридж»!
Я открыл глаза и тут же «передал» управление и ими, и всеми частями этого грузного тела Мефодию, облаченному в столь ладно сидевший на нем темно-неоловый габардиновый костюм, оставив себе только возможность «параллельно обрабатывать» слуховую и зрительную информацию, поступавшую к нему из окружающего мира.
Отец критически осмотрел стоящую на столе бутылку, но повода для критики не нашел – уровень жидкости в ней остался ровно на той же отметке (у начала этикетки), каким он был при нашем расставании. Сколько прошло времени – пять минут? полчаса? – я действительно не представлял, поскольку уснул, как только за отцом захлопнулась дверь.
Отец сел на свое место и замолчал. Было видно, что и он устал уже настолько, что только невероятным усилием воли держит себя на границе этого мира, балансируя на грани сна и грез. И граница эта не была «на замке» – на краткие мгновения и его глаза как будто отключались, и, казалось, поворачивались куда-то внутрь себя, обращаясь к неведомым просторам невидимых извне горизонтов. И с кем он там общался – Бог весть!
Однако отец собрался с силами и заговорил вполне спокойно:
– Значит, так! Борис твой действительно молодец! Ты ему нулик припиши в платежную ведомость… А лучше не марай казенной бумаги – не поймут тебя в бухгалтерии вашего НИИМотопрома… Ты лучше передай ему конвертик… Разумеется, без марки, но не забудь сказать, что это от меня!
А за что ему такая милость, я тебе скажу. Борис, после того, как нашу главную тему прикрыли, а нас, почитай, на улицу выбросили, не бросил ею заниматься даже тогда, когда судьба заставляла его ради куска хлеба буквально быть на побегушках – одно время он кормился на зарплату курьера в какой-то коммерческой шарашке. А он, между прочим, к. ф-м. н! И не липовый – на мехмате защищался!
Компьютер с Интернетом у него, конечно, давно был – ещё я это дело в Управлении пробил, чтобы у каждого, значит, аналитика и дома имелось оборудованное рабочее место. И он работал дома – отслеживал свой сектор.
А я, попав в «Бридж», тему эту снова оживил – Гусиевич мужик не глупый и понял, что и в бизнесе от параллельных миров да «летающих тарелок» бульон может оказаться покрепче, чем от яиц вкрутую… Много денег он, конечно, не дал, но группа у меня тут сидит, и Борис с ними связан – обмениваются информацией. Борис-то ведь рыбак «по нутру» – он и рыб и души человеков ловит с азартом. Ну, и я ему на «прикормку» приплачиваю… Он эти деньги проводит в семейном бюджете у своей мегеры как «вырученные за продажу рыбы». А сам порой сутки с моими ребятами от компьютера не отходит…
Так вот. Борис сообщил, что некто Цигнус – да-да, тот самый, из «твоего» списка! – весьма упорно лезет в «нашу тему». А узнал он об этом из болтовни с ним самим и сотрудниками твоего Васька. Цигнусу сбросили наш фирменный вирус и поставили его компьютер под контроль. И сегодня стало известно, что Сам вступил с ним в переписку! И именно сейчас Цигнус это письмо вскрыл и работает с ним.
Конечно, это только первый контакт, так сказать, обмен любезностями, но мои спецы считают, что можно ждать здесь важных результатов. И будет тут на нашей улице праздник!
Я думаю, однако, что нам-то с тобой пока тут делать нечего, и я, как старший по званию – кто здесь может быть главнее генерала армии? – приказываю: «бери шинель, пошли домой»…
Отец посмотрел на стоявшую на столе бутылку, на меня – внимательно! – и добавил:
– Однако в «параллельные миры» нам с тобой пока рановато… «Есть у нас ещё дома дела!».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});