Читать интересную книгу Могильщик кукол - Петра Хаммесфар

Однако Илла позаботилась о том, чтобы отныне Бэрбель оставила брата в покое. Еще пока Бен лежал в больнице, у Иллы с Бэрбель состоялась продолжительная беседа, когда после строгих внушений она заявила, что девушка может оплатить ее молчание только торжественным обещанием никогда больше не поднимать руку на Бена.

Сначала казалось, будто у Бэрбель больше и не возникнет такой возможности. Эрих Йенсен привел в движение все рычаги, собираясь поместить Бена в приют, как только тот поправится. «Нарушение обязательств надзора с отягчающими для здоровья последствиями» — лучшего аргумента Эриху было и не найти.

Дважды — после часов, проведенных у постели больного Бена, — Труда приходила в бюро Хайнца Люкки, просила, плакала и умоляла, чтобы тот использовал свое влияние и Бен смог вернуться домой. Однако в сложившейся ситуации Хайнц Люкка мало что мог сделать.

Именно Бруно Клою удалось переубедить Эриха Йенсена. Какие аргументы оказались столь весомыми, что помогли, он Труде не сказал. Труда вообще не понимала, почему Бруно заступился за Бена. Но его мотивы были ей не так важны. Важным был сам его поступок, освободивший ее от страха и заставивший усомниться, что Бруно имел какое-то отношение к исчезновению артистки… Хотя можно было посмотреть на дело и по-другому. Опытные воспитатели в приюте поняли бы, вероятно, что Бен делал с куклами, и занялись бы расследованием.

В результате от города пришел только счет за привлечение пожарной команды и в письменной форме требование надежно оградить опасный земельный участок. Якоб, скрежеща зубами, оплатил счет, купил деревянных планок и несколько метров проволочной сетки. Из приобретенного материала построил нечто наподобие конуса и установил его над шахтой. Якоб заявил, что и не подумает огораживать земельный участок целиком, наподобие концентрационного лагеря. Труда просила об этом, но Якоб запретил ей разговоры на эту тему.

Бен оправился от физических ран, но не от психических. Четырнадцать дней в чужой среде, когда знакомые лица то появлялись, то исчезали. Они приходили, но не забирали его с собой. И в большинстве случаев затем приходил кто-нибудь и колол ему в руку иглу, так как он начинал бушевать. Для Бена больница стала более тяжелым наказанием, чем палка Бэрбель и время, проведенное в шахте.

Он стал замкнутым и недоверчивым. Когда Труде разрешили наконец забрать его домой, он больше от нее не отходил. Если они находились в кухне, он забивался куда-нибудь в угол и безучастно о чем-то размышлял. Когда Якоб возвращался домой к обеду или вечером, он ненадолго поднимал голову, жмурился, как кошка, выпрашивающая расположения у хозяина, и придвигался поближе к Труде.

Анита съехала от них в июле, сдала экзамен на аттестат зрелости и сняла комнату в Кельне, чтобы спокойно ждать начала учебы. Когда Бэрбель приходила из школы, Бен крепко хватался за халат Труды, готовый следовать за нею даже в уборную. Если Труде нужно было идти в деревню, он бежал рядом, держал ее за руку, направив взгляд на лицо, как будто хотел убедиться, что она действительно еще здесь.

Сибилла Фассбендер была проинформирована Иллой фон Бург о причинах такого поведения Бена. И посчитала, что это недобрый знак.

«Я говорю это неохотно, — заметила Сибилла. — Однако позли собаку — и получишь кусачего пса. Ударь ребенка — и получишь драчуна. Он был таким хорошим парнем. Понадеемся, что таким и останется. Что не надумает однажды сам ударить».

В конце концов, достается чаще тому, кто совсем ни при чем. Так и произошло.

Уже в августе оказалось, что опасения Сибиллы были небеспочвенными. В один жаркий день Труда, как обычно, взяла Бена в поход за покупками. Перед дверью супермаркета он отнял от нее свою руку. Тогда Труда даже почувствовала облегчение и подумала: наконец-то он преодолел шок и больше не нуждается так сильно в ее близости. Она не обратила ни малейшего внимания на девочку примерно двенадцати лет, стоявшую от них на расстоянии нескольких метров у края дороги. Когда Труда чуть позже вернулась, Бен валялся на тротуаре. Он лежал на девочке и давил ей на грудную клетку так, будто старался выдавить из ее легких воздух. Труда как раз вовремя успела помешать ему укусить девочку за нос.

Во второй половине дня на дворе появилась разгневанная мать, угрожая подать в суд с требованием о возмещении и прочих санкциях. Труде с большим трудом и немалой денежной купюрой удалось смягчить женщину и позаботиться о том, чтобы Якоб ничего не узнал об инциденте. Но на этом все не закончилось.

Всего через два дня после случившегося Труда задержалась в саду. Бен сидел на краю луга. По проселочной дороге ехала девочка на велосипеде. Бен вскочил и, широко расставив ноги, преградил ей путь.

И прежде чем Труда смогла отреагировать, он стащил ребенка с велосипеда и бросил на землю. Хотя Труда так быстро, как только возможно, оказалась на месте происшествия, легкая юбка девочки оказалась разорванной.

Затем Труда пыталась успокоить плачущую девочку, сразу выдала Бену несколько ударов по заднице, опять раскошелилась и приложила максимум усилий, чтобы до ушей Якоба снова ничего не дошло.

А Якоб очень изменился. Неприятности всех этих лет, неудача при спасении Бена, которую он расценил как личную осечку, предписания и наставления, в конце концов, требование от города и счет за привлечение пожарной команды — все это его здорово измотало. Иногда, поглядывая на Бена растерянным взглядом, он, казалось, мыслями витал где-то совсем далеко.

Труда знала, что происходило в голове мужа. Якоб спрашивал себя, не стало бы у них меньше проблем, если бы сын находился не дома. Тогда можно было бы взять домой младшую дочь и снова надеяться на будущее. Якобу уже не хватало визитов к Паулю и Антонии, чтобы навестить маленькую Таню. Пару раз в доме прозвучали замечания, что хороший приют не самое худшее решение. Там специалисты могли бы ничего не понимающему воспитаннику привить несколько жизненно необходимых правил. Казалось, будто говорит Эрих Йенсен. Каждое слово мужа иглой впивалось в сердце Труды.

Когда весной 83-го года Якоб настоял, чтобы Таня вернулась домой, Труда жутко перепугалась. Ценой немалого количества времени ей удалось добиться от Бена приемлемого поведения, ублажая его ванильным мороженым, завлекая к убежищу на ветвях дерева и старому резервуару с водой. Почти всю осень и мягкие дни зимы он проводил на дереве или царапал что-то на тонком слое льда, сковавшем воду в резервуаре. Но если сейчас ему снова на глаза попадется девочка, да еще любимица Якоба, последствия невозможно себе представить.

Чтобы предотвратить самое худшее, Труда купила куклу. У сына их давно уже не было. Когда-то убрали кровать Аниты, на кровати Бэрбель кукла тоже больше не сидела. И Якоб был категорически против покупать новую. Но теперь он не стал выдвигать никаких возражений. Прекрасный экземпляр, чуть больше их младшей дочки, с точно переданными чертами детского лица и похожими на настоящие волосами. Кукла стоила маленького состояния. Труда надеялась, что отвлечет его игрушкой, однако ее ждало горькое разочарование.

Менее получаса он посидел на полу в кухне, подержал куклу на коленях, исследовал ее одежду, поднял юбку и ухмыльнулся, когда взгляд его упал на белые кружевные трусики. Затем посмотрел на Труду. Каким-то образом она посчитала, что в его взгляде появилось нечто лукавое. Она предостерегающе подняла палец, и в кухне прогремело привычное «руки прочь!». Тогда он снова натянул юбку кукле на ноги и скучающе заморгал сонными глазами. Полчаса… Ровно столько же понадобилось Якобу, чтобы забрать Таню на воскресенье у Пауля и Антонии.

Едва Якоб с ребенком на руках вошел в кухню, «маленькое состояние» целиком и полностью было забыто. Не успела Труда оглянуться, как Бен вскочил на ноги, встал перед Якобом, ухмыльнувшись, взглянул на круглое детское личико, помедлив, протянул руку и погладил маленькую сестренку по волосам.

Переполненный отцовской гордостью, Якоб тоже ухмыльнулся.

«Позже, — сказал он. — Если будешь хорошо себя вести, позже сможешь немного с нею поиграть».

Затем Якоб пошел в гостиную, сел на диван и взял Таню на колени. Бен последовал за ним до двери, прислонился спиной к дверному косяку и больше не отрывал взгляда от малышки. Через час Якоб вспомнил об обещании, постучал ладонью по дивану рядом с собой, потребовал наполовину недоверчивым, наполовину приветливом голосом: «Ну давай, садись рядом, тогда я дам тебе ее разок подержать».

До этих слов Бен, не шелохнувшись, стоял на месте. Теперь в три шага он обошел вокруг стола, опустился рядом с Якобом на диван и даже охнул, когда отец положил ему ребенка на колени. Труда затаила дыхание. Однако под строгим взглядом Якоба Бен только прикоснулся к выпяченным губкам на детском личике, скользнул кончиками пальцев по мягким волосам и приложил щеку к макушке сестры.