Они вместе в обнимку вернулись назад,
И воскликнул Банкир в умилении:
«Вот воистину лучшая нам из наград
За убытки, труды и терпение!»
Так сдружились они, Браконьер и Бобер —
Свет не видел примера такого, —
Что никто и нигде никогда с этих пор
Одного не встречал без другого.
Ну а если и ссорились все же друзья
(Впрочем, крайне беззубо и вяло),
Только вспомнить им стоило песнь Хворобья
И размолвки их как не бывало!
Томас Гарди
1840–1928
Родился в графстве Дорсет в семье каменщика. Шестнадцати лет поступил работать помощником архитектора и усиленно изучал архитектуру. В 1862 году начинается его литературная деятельность. На протяжении почти полувека Гарди один за другим печатает свои романы, среди которых такие знаменитые, как «Мэр Кэстербриджа» и «Тэсс из рода Тербервиллей». Свои стихи Гарди начал публиковать лишь на склоне лет. Репутация Гарди в английской поэзии очень высокая, и лучшие его стихотворения (например, «Дрозд в сумерках») входят во все антологии.
Возле Ланивета. 1872 год
Указательный столб там стоял на пригорке крутом —
Неказист, невысок.
Где мы с ней задержались немного, осилив подъем,
На распутье вечерних дорог.
Прислонившись к столбу, она локти назад отвела,
Чтоб поглубже вздохнуть,
И на стрелки столба оперла их – и так замерла,
Уронив подбородок на грудь.
Силуэт ее белый казался с распятием схож
В сизых сумерках дня.
«О, не надо!» – вскричал я, почуя, как странная дрожь
До костей пробирает меня.
Через силу очнулась, как будто от страшного сна,
Огляделась кругом:
«Что за блажь на меня накатила, – сказала она. —
Ну. довольно, пойдем!»
И пошли мы безмолвно в закатной густеющей тьме —
Все вперед и вперед.
И, оглядываясь, различали тот столб на холме
Среди голых болот.
Но в ее учащенном дыханье таился испуг,
Искушавший судьбу:
«Я увидела тень на земле, и почудилось вдруг,
Что меня пригвоздили к столбу».
«Чепуха! – я воскликнул. – К чему озираться назад?
Не про нас эта честь».
«Может быть, – она молвила, – телом никто не распят,
Но душою распятые – есть».
И опять побрели мы сквозь сумерки и времена,
Прозревая за тьмой
Муку крестную, что на себя примеряла она —
Так давно… Боже мой!
Дрозд в сумерках
Томился за калиткой лес
От холода и тьмы,
Был отуманен взор небес
Опивками зимы.
Как порванные струны лир,
Дрожали прутья крон.
В дома забился целый мир.
Ушел в тепло и сон.
Я видел Века мертвый лик
В чертах земли нагой,
Я слышал ветра скорбный крик
И плач за упокой.
Казалось, мир устал, как я,
И пыл его потух,
И выдохся из бытия
Животворящий дух.
Но вдруг безлиственный провал
Шальную песнь исторг,
Стон ликованья в ней звучал,
Немыслимый восторг:
То дряхлый дрозд, напыжив грудь,
Взъерошившись, как в бой,
Решился вызов свой швырнуть
Растущей мгле ночной.
Так мало было в этот час,
Когда земля мертва,
Резонов, чтоб впадать в экстаз,
Причин для торжества, —
Что я подумал: все же есть
В той песне о весне
Какая-то Надежды весть,
Неведомая мне.
Джерард Мэнли Хопкинс
1844–1889
Хопкинс родился в зажиточной лондонской семье. Учился в Оксфорде, где принял католичество и вступил в общество иезуитов. В 1877 он был посвящен в сан священника и в дальнейшем служил в разных приходах, в том числе в беднейших трущобах Ливерпуля. С 1884 года – профессор древних языков в Университетском колледже в Дублине. При жизни стихов не печатал и никому, за исключением одного или двух близких знакомых, не показывал. Его «Стихотворения» были опубликованы лишь в 1918 году его другом – поэтом Робертом Бриджесом. Поэзия Хопкинса – новаторская во многих отношениях. Радостное переживание богоприсутствия в мире сочетается в ней (особенно в поздних стихах) с сердечным надрывом и глубокой скорбью.
Пестрая красота
Славен Господь, сотворивший столько пестрых вещей:
Небо синее в пежинах белых; форелей в ручье
С розоватыми родинками вдоль спины; лошадиные масти,
Россыпь конских каштанов в траве; луг, рябой от цветов;
Поле черно-зеленое, сшитое из лоскутов;
Для работ и охот всевозможных орудья и снасти.
Все такое причудное, разное, странное, Боже ты мой! —
Все веснушчато-крапчатое вперемешку и одновременно —
Плавно-быстрое, сладко-соленое, с блеском и тьмой, —
Что рождает бессменно тот, чья красота неизменна:
Славен, славен Господь.
Фонарь на дороге
Бывает, ночью привлечет наш взгляд
Фонарь, проплывший по дороге мимо,
И думаешь: какого пилигрима
Обет иль долг в такую тьму манят?
Так проплывают люди – целый ряд
Волшебных лиц – безмолвной пантомимой,
Расплескивая свет неповторимый,
Пока их смерть и даль не поглотят.
Смерть или даль их поглощают. Тщетно
Я вглядываюсь в мглу и ветер. С глаз
Долой, из сердца вон. Роптать – запретно.
Христос о них печется каждый час,
Как страж, вослед ступает незаметно —
Их друг, их выкуп, милосердный Спас.
Свеча в окне
Я вижу, проходя, свечу в окне,
Как путник – свет костра в безлюдной чаще;
И спиц кружащихся узор дрожащий
Плывет в глазах, и думается мне:
Кто и какой заботой