его было прерывистым, но сердце… сердце в полную силу билось о ребра.
Это было невероятно. Всего в нескольких метрах от нас лежало прежнее «я» Бэйла, который только что стал бегуном во времени. И мне было очень трудно понять, что все это значит.
Очевидно, время требовало, чтобы я попала сюда. Попала, чтобы спасти Бэйла, чтобы энергия рифта изменила его. А еще я понял, что именно я буду тем человеком, кто отправит его матери сообщение с координатами, чтобы та смогла увести отсюда сына, младшее «я» Бэйла.
Бэйл был прав – мы невольно были пойманы в бесконечный круг событий. И какой бы шаг мы ни сделали – даже если бы я изменила время и не было бы этой борьбы в туннеле метро, – ход вещей останется одним и тем же.
А это значило, что наша судьба также останется неизменной.
19
Они погрузили Бэйла в транспортер и крепко привязали его. С ним постоянно находились четыре вихревых бегуна, по два человека на руки и на ноги. Пятый наблюдал со стороны, держа руку на оружии, висевшем на поясе.
– А он хорошо потрепал тебя, – сказал Гилберт, когда доктор перевязывал мне руку.
Я вся была в бинтах и пластырях, но считала, что легко отделалась.
После того как я вернулась с Бэйлом в наше время, мне несложно было найти Гилберта и спасательные команды, с которыми он приземлился в Новом Лондоне. Транспортеры стояли на парковке перед жилым комплексом: штурманы, бегуны, врачи – всё по полной программе.
А вот чтобы вернуться… Мне пришлось несколько часов просидеть на холодном полу в туннеле метро, пока сенсоры не разрядятся. Я все время беспокоилась о том, что будет, если Бэйл проснется раньше. Но в конце концов синее свечение погасло и я с помощью вихря провела нас сквозь время.
Бэйла я доставила прямо к транспортерам и из последних сил положила его на асфальт. Все бросились к нам.
Выражение лица Гилберта оставалось в моей памяти еще долго. То, что мои способности вернулись, его не волновало совсем. Он выглядел так, будто уже и не надеялся увидеть меня живой. Он тут же обнял меня и отпустил только тогда, когда я захрипела от боли.
Врачи, входившие в состав спасательных команд, обработали мои раны и дали столько обезболивающих, что я уже вообще ничего не чувствовала.
Мой взгляд скользнул по парковке, затем вверх. Солнце только что взошло, и в небе все еще виднелись розовые вкрапления, которые вскоре должен был поглотить ярко-синий цвет.
Хольден лежал недалеко от меня на носилках, над ним склонились двое врачей. Его глаза были приоткрыты, но я сомневалась, что он видел меня, потому что его тоже накачали лекарствами.
Как я поняла, Бэйл отправил его в вихре на крышу высотки, собираясь сбросить вниз. Хольдену невероятно повезло, что он смог уцепиться за выступ и с помощью своих ветров смягчить падение. Он не разбился, а всего лишь набил синяки и сломал ногу. Я была спокойна и за него, и за себя – нет таких ран, которые не могли бы вылечить средства Фагуса, но мне стало не по себе при мысли о том, как близко к смерти мы сегодня находились.
Когда я вывалилась из вихря и приземлилась у ног спасателей, я очень надеялась, что увижу среди них Луку, Фагуса и Сьюзи. Но им не разрешили присутствовать. Я не стала спрашивать Гилберта почему, но ответ лежал на поверхности: у него были все основания думать, что живыми мы с Хольденом не вернемся. И он не хотел причинять ребятам такую боль. Вместо этого он прибыл в Новый Лондон сам, надеясь, что успеет вовремя.
– Элейн? – спросил меня Гилберт после того, как врач, кивнув в знак того, что закончил свою работу, оставил нас одних.
Я не смотрела на него. Я просто не знала, что сказать. Как только я вспоминала о том, что Гилберт отдал приказ убить Бэйла, все внутри меня напрягалось. Совет, Седа, Арисса – я была бесконечно зла на них. Но с Гилбертом все было иначе.
Гилберт был моей семьей. И он знал, как сильно я люблю Бэйла.
Через плечо Гилберта я посмотрела на Бэйла. Мне сложно было не видеть его даже пять секунд. Часть меня была уверена, что он растворится в воздухе, стоит мне неправильно моргнуть.
Но Бэйл крепко спал. Об этом позаботился анестетик, который ему дали врачи. Бэйл был со мной, и он останется со мной.
Я все еще ощущала его пальцы на шее, чувствовала, как он душит меня. Но это было ничем по сравнению с другой моей болью. Я очень надеялась, что Бэйл найдет в себе силы выйти из транса. Но… На что я могла надеяться после всех этих дней, недель и месяцев, когда мы оставили его в одиночестве? Мы сами допустили, чтобы Хоторн манипулировал его сознанием. И вспомнит ли Бэйл свою прежнюю жизнь, в этом я была не уверена.
Гилберт объяснил мне, как действует Scope. Каждая новая доза перекрывает воспоминания, и если у Бэйла появится шанс вспомнить отдельные детали, он никогда не вспомнит все.
Я продолжала игнорировать Гилберта, и он глубоко вздохнул:
– Ты хотя бы скажешь мне, где у тебя болит?
Я замерла, а затем прошептала:
– Везде.
В глазах Гилберта появились слезы. Я никогда еще не видела его плачущим, ни разу за все эти годы. И вот, кажется, он был готов просто-напросто разрыдаться.
– Ты справилась, Элейн. То, что ты сделала сегодня, это… это невероятно. Мне следовало больше доверять тебе.
Он положил руку мне на плечо так осторожно, словно не знал, согласна ли я с ним.
– Мне бесконечно жаль, Элли.
Все мое тело охватила дрожь. Я очень… очень устала.
– Пойдем, – произнес Гилберт нежно и притянул меня к себе. – Ты можешь полететь рядом с ним. Пора возвращаться домой.
При этих словах что-то внутри меня сломалось, и я не сдержала слез. Гилберт дал мне выплакаться, и я уткнулась ему в грудь. Гнев испарился. Все прошло. Поиски, отчаяние, страдание… Все это было позади.
Врачи дали разрешение на взлет, и Гилберт заботливо повел меня к транспортеру, в котором уже находился Бэйл, которого из предосторожности крепко привязали к носилкам. Пилот ввел координаты пункта назначения, и я отметила про себя, что мы летим не в Сан-Паулу.
Мы летели на Североамериканскую территорию. В Санктум.
Когда транспортер оторвался от земли, в окно я увидела, как взлетают остальные. Свет солнца четко очерчивал темные силуэты