Читать интересную книгу Патриарх Сергий - Михаил Одинцов

Захлопнув дверь и не предлагая сесть, спросил:

— Что вам угодно?

Евдоким, привыкший и не к таким неожиданностям, сделав вид, что ничего неприятного не произошло, заговорил:

— Я только что встречался с делегацией от патриарха Тихона. Мы совместно пришли к мнению, что в «тихоновской» церкви смятение, хаос и полное разложение. Немало иерархов, среди них и ближайшие сторонники патриарха, согласны воссоединиться с нами при условии низложения Тихона и его удаления в Гефсиманский скит. Делегаты, а был у меня и правая рука Тихона архиепископ Иларион (Троицкий), считают возможным совместно готовиться к Поместному объединительному собору, с выборами нового патриарха. И уж позвольте не для похвальбы, а для уточнения позиций: они были согласны с моей кандидатурой на патриарший престол… Каково?

— Простите, — прервал Сергий увлекшегося своими фантастическими перспективами Евдокима, — но я не могу в таком духе разговаривать с вами и слушать ваши злокозненные слова. Между нами нет и не может более быть каких-либо отношений, всё в прошлом. И к тому же я был сегодня в Донском… Вы говорите неправду. Уходите!

Евдоким, не прощаясь, ушел. Он был взбешен, ибо рассчитывал на привлечение митрополита Сергия Страгородского — фигуру заметную, известную и привлекающую к себе паству. А тут… такой конфуз.

Незваный гость все же не во всем был не прав. Действительно, в те часы, когда Сергий посещал Донской монастырь, группа иерархов — архиепископы Иларион (Троицкий), Сергий (Александров) и Тихон (Оболенский) — с ведома патриарха посетила Евдокима в его квартире на Троицком подворье. Разговор касался конкретных условий возможного объединения. «Тихоновцы» выставили в качестве обязательных следующие условия: отказ от женатого епископата, недопущение второбрачных и третьебрачных клириков, признание в качестве главы Российской православной церкви Тихона. Со стороны Евдокима и секретаря обновленческого синода А. И. Новикова именно третий пункт вызвал резкое несогласие. Они требовали немедленного удаления Тихона от управления церковью. Дальнейшую же его судьбу, по их мнению, должен был решить Поместный собор, собираемый «на равных» от представителей Патриаршей и обновленческой церквей.

Тихоновские посланцы подоспели в Донской монастырь уже после патриаршего богослужения. Архиепископ Серафим докладывал патриарху о ходе состоявшихся переговоров и о последних условиях обновленцев. Они сводились к следующему: патриарх Тихон торжественно открывает совместный Поместный собор и сразу же заявляет о добровольном сложении с себя патриарших полномочий, желании уйти на покой в один из скитов. Собор принимает просьбу патриарха и избирает нового. Тем самым ставится точка в тягостном для всех разделении церкви.

Тихон слушал молча. Казалось, он погружен в размышления. Может, он вспоминал, как всего лишь три месяца назад был свергнут обновленцами с патриаршего престола. А теперь угроза отрешения от церковной власти вновь нависла над ним, но при «соучастии», казалось, ранее верных ему епископов. Но вот он встрепенулся, как бы придя к какому-то окончательному решению, и ответ его был прост:

— Уж если я надоел вам, братья, так возьмите метлу и гоните меня… А теперь идите, вас ждут в Михайловском соборе. Как решите, так и будет.

В Михайловском соборе Донского монастыря собралось около тридцати тихоновских епископов. Серафим донес до них и предложения обновленцев, и свой разговор с Тихоном. Обсуждение и в этот раз не помогло выработать общей позиции. Дабы не обострять отношений внутри Патриаршей церкви, решено было оставить дверь открытой для переговоров с обновленцами при условии, что «тихоновцы» едины в том, что не может идти и речи о немедленном отрешении Тихона от власти.

Вечером следующего дня, 27 августа, в канун праздника Успения Богородицы, Сергий Страгородский вновь пришел в Донской. Перед ним высилась громада Успенского собора. Там его ждали. Окна освещались теплым светом свечей. Слышалось негромкое пение. Вокруг храма, где должна была состояться патриаршая служба, уже теснились богомольцы. В этот день их было особенно много, ибо Москва уже была переполнена слухами о необычном событии — публичном покаянии известнейшего русского иерарха, бывшего обновленческого митрополита. С его именем было столь много хорошего и славного связано в прошлом России и Российской церкви. Медленно шел Сергий по дорожке к собору, некоторые из стоявших по обеим сторонам узнавали его, и он отвечал на их приветствия. То был путь блудного сына, путь согрешившего в Каноссу.

В соборе также находилось множество молящихся: монахи монастыря, прихожане соседних храмов, московское духовенство, иерархи. Служба шла своим чередом. Но вот ход ее, отлаженный веками, приостановился. На амвон вышел величественный старец в простом монашеском клобуке. Следом за ним на блюде вынесли панагию, крест и белый клобук. Отдельно несли святительский посох. На амвоне стоял лишенный всех архиерейских отличий человек — слава и гордость Российской церкви. Глубоким раскаянием дышало его скорбное, орошаемое скупыми слезами лицо. Повернувшись к центру зала, где на кафедре восседал патриарх Тихон, Сергий низко поклонился. С усилием, словно преодолевая невидимую преграду, произнес он первые слова раскаяния. Но вот к склоненному иерарху подошли патриаршии иподиаконы, медленно повели его в центр зала. Вновь остановка: земной поклон и слова покаяния, произносимые дрожащим от волнения голосом. Собравшиеся молча взирали на сцену покаяния. И в третий раз останавливается сопровождаемый иподиаконами митрополит Сергий, теперь перед патриархом. Вновь поклон до земли, и вновь дрожащий голос произносит слова раскаяния и покаяния, обращенные к патриарху, клиру и народу. Внимавшие этому голосу верующие не могли уже более выдерживать и вместо обычного в таких случаях «Бог простит!» раздались возгласы:

— Святейший, прости его! Прости!!

Патриарх наклоняется к Сергию, ласково треплет его за окладистую густую бороду. «Ну, пускай другие отходят, тебе-то как не стыдно отходить от церкви и от меня», — тихо говорит он Сергию. И тут же троекратно облобызался с ним и возвратил ему знаки архиерейского достоинства. Надел на Сергия архиерейский крест и панагию. Иподиаконы накинули на плечи прощенного владыки архиерейскую мантию. Архиепископ Иларион подал Сергию на блюде клобук. Муки страдания и стыда, тяжелые переживания остаются позади. Митрополит Сергий вместе с другими участвует в продолжающейся службе, в службе, всех примиряющей.

И долго в церковном народе ходили рассказы о свершившемся покаяния: «Видали мы приносимое покаяние от духовенства, изредка от архиереев, но о таковом покаянии не слыхали, и не знали, и не видели. Сколько же надо было иметь мужества, духовных сил, чтобы столь великому мужу церковному, как владыка Сергий, да еще в переполненном молящимися храме, публично признать свою вину и испрашивать прощение».

Для обновленцев и лично для Евдокима покаяние Сергия Страгородского и его возвращение в Патриаршую церковь было одним из самых тяжелых ударов последнего времени. Они почувствовали, что поколебалось все здание строящейся ими обновленной церкви. Распался и триумвират, когда-то опубликовавший обращение, столь пагубно сказавшееся на положении Патриаршей церкви. Вслед за Сергием принес покаяние и Серафим (Мещеряков) и отправился на Север искупать свою вину перед Российской церковью.

Спустя короткое время сброшен был с обновленческого церковного корабля самими обновленческими сотоварищами и Евдоким. Оставил церковную службу, не снимая сана, облекся в светское платье. Затем уехал на Кавказ, где еще долго отдыхающие видели странного старика, торговавшего с лотка конфетами, семечками и всякой дешевой снедью. То был владыко Евдоким.

Глава V

НА РОДНОЙ НИЖЕГОРОДЧИНЕ. 1924–1934 ГОДЫ

Приемля новое назначение

После покаяния и возвращения в Патриаршую церковь Сергий некоторое время продолжал жить в Москве. После всего происшедшего летом 1922 года и в последующие месяцы непросто было начинать отношения заново, и патриарх не спешил приближать его к себе. Однако теперь Сергий был в церкви, общался с членами Синода, московским духовенством, по просьбе которого стал выезжать на службы. Паства принимала его и тем самым укрепляла в нем силы, вселяла надежду на будущее.

В самом начале 1924 года менялись и жизненные обстоятельства Сергия Страгородского. От митрополита Тверского Серафима, члена Синода при патриархе Тихоне, он получил письмо следующего содержания: «За уклонением в так называемый обновленческий раскол Нижегородского архиепископа Евдокима, считать Нижегородскую кафедру свободной, на каковую и переместить Высокопреосвященнейшего митрополита Владимирского Сергия»[93].