Читать интересную книгу Мятежные джунгли - Александр Александрович Тамоников

Бергман. – Они должны быть как-то и чем-то обоснованы.

– Обоснований у меня нет, – сказал Баум. – А сомнения есть.

– Тогда заткнись со своими сомнениями, – Бергман ухватился за перебинтованную голову. – Без них башка раскалывается.

– И все же, – упрямо повторил Баум. – Что-то здесь не сходится. Не могу сказать, что именно, но какие-то несостыковки здесь присутствуют. Или, может, это просто предчувствие… Черт его знает! Во всяком случае, сандинисты никогда не стреляют из оружия с глушителями. А эти, из кустов, стреляли… Ты слышал хоть один выстрел с их стороны?

– Вроде нет… – пожал плечами Бергман.

– Вот и я тоже. А шестеро боевиков из «эскадрона смерти» убиты.

– Ну так и что с того? Раньше не стреляли, теперь стреляют. Сам же говоришь, что это диверсионная группа.

– Вопрос лишь в том – чья это группа…

– Ты думаешь, кубинцы? – Бергман внимательно глянул на Баума. – Этак ты додумаешься до того, что это были русские. Откуда бы им тут взяться – кубинцам? Не говоря уже о русских? И зачем они здесь? Чтобы раздолбать нашу съемочную группу? Мелковатый масштаб, ты не находишь? Даже для кубинцев, не говоря уже о русских. Нет, все это – никарагуанские дела. Одни никарагуанцы сражаются с другими никарагуанцами – только и всего. Давай не будем выдумывать то, чего нет.

Баум и Бергман не поверили в то, что это и впрямь были русские. Их циничный и прагматичный ум не в состоянии был осознать простой истины. Русский человек ради того, чтоб спасти другого человека, готов пересечь моря и океаны. И нет для русского человека никакой разницы – знаком ли ему тот, кого он должен спасти. Положить душу за други своя – наверно, это правило придумано в первую очередь для русского человека. Оттого и мчится русский человек за океан, и ему даже в голову не приходит, что он может и не вернуться из-за океана…

В тот же день,

бухта недалеко от Принсапольки

Расположившись в густых зарослях, подступающих едва ли не к самой береговой черте, спецназовцы устроили совещание – как им быть дальше.

– В целом расклад ясен, – сказал Богданов. – Мы уничтожили имущество съемочной группы, а самих киношников, я так думаю, напугали до полусмерти. Вряд ли они захотят оставаться в Никарагуа, а тем более переться на остров. Да и что им там делать без оборудования?

– Как говорят у нас дома, кина не будет, – усмехнулся Дубко.

– Так и есть, – подтвердил Богданов. – Кина не будет. И это хорошо. Потому что у нас появилась фора во времени. Пока Сомоса с американцами будут решать, как быть дальше, пройдет день, а то, может, даже два или три дня. И за это время мы должны сделать многое. Найти дорогу на остров, добраться туда живыми, найти там тех самых ребят, вызволить их, вместе с ними вернуться с острова.

– А остров наверняка основательно охраняется, – как бы между прочим заметил Степан Терко.

– Наверно, – согласился Богданов. – Без этого никак. Тем более туда намеревались отправляться американцы. Значит, на острове не просто охрана, а усиленная охрана. С троекратным запасом! Вот такой получается расклад.

– Словом, как всегда, – добавил Дубко.

– Бывало и похуже, – заметил Терко.

– Куда уж хуже, – отозвался Рябов, и тон у него был весьма мрачный. – Сейчас у нас задача со многими неизвестными. И как ее решать, лично мне непонятно.

– Геннадий, у тебя опять предчувствия? – спросил Дубко.

– Нет, – не сразу ответил Рябов. – Это я так, для полноты картины…

– Вообще-то Геннадий прав, – сказал Богданов. – Действительно, задача со многими неизвестными. Мы не знаем дороги на остров – это раз. Мы не знаем, что на том острове творится, сколько там охраны, ловушек и всяких прочих хитростей. Мы не можем даже произвести предварительную разведку, чтобы выяснить все это. Это два. Мы понятия не имеем, где содержатся те парни, которых мы должны вызволить. Это три. А есть еще, я так думаю, и другие прелести. Такой вот, стало быть, получается розовый букет.

– И все-таки как нам попасть на этот проклятый остров? – спросил Муромцев. – Я это к тому, что, может быть, у кого-то вдруг возникла какая-то оригинальная идея…

Похоже, никаких оригинальных идей ни у кого не возникло, потому никто на вопрос Муромцева не ответил. Даже у Кучильо и то не было никакой идеи на этот счет, а он как-никак был человеком местным.

– Ладно! – Богданов хлопнул ладонью по коленке. – В путь тронемся, как стемнеет. А пока – всем отдыхать.

Отдыхали, разумеется, по очереди. Одни караулили в дозоре, другие спали. Потом первые меняли вторых.

– Я вот что хочу сказать, – улучив момент, сказал Дубко Богданову. – Я насчет Кучильо… Куда нам его девать? Судя по всему, нас ждут веселые приключения. А он человек гражданский…

– Он солдат, – возразил Богданов. – В Никарагуа все солдаты. Весь вопрос в том, кто на чьей стороне сражается.

– И все-таки, – сказал Дубко.

– Я уже говорил с ним на эту тему, – сказал Богданов. – Это он мне сказал, что в Никарагуа сейчас все солдаты. Он не хочет оставаться в стороне. Он хочет пойти с нами. Говорит, что это его война. А мы с тобой – всего лишь его временные соратники.

– Наверно, он прав, – задумчиво произнес Дубко. – Но все равно он догадывается, что его может ждать на том острове, да и по пути тоже?

– И об этом я у него спрашивал. Он сказал, что то же самое ожидает и всех нас.

В тот же день,

остров Пантано Негро

И Пахаро, и все его товарищи были готовы к тому, чтобы умереть. Конечно, такая готовность была у каждого своя. Тут все просто и понятно. У каждого своя жизнь, значит, и смерть у каждого тоже своя. И все же было в этой готовности нечто общее, что объединяло всех этих людей, сидящих в сырой яме и ждущих смерти. Всего их было четырнадцать человек, и каждый знал, как именно он умрет. Решили так. Как только их вытащат из этой ямы и будет понятно, что смерть совсем уже на подходе, каждый из них тотчас же бросится на какого-то своего врага, вцепится ему в горло – руками или зубами, как получится, – и не разожмет хватку до самого последнего момента. Кто окажется поблизости, в того и вцепится: в сомосовского гвардейца, в наемника из «эскадрона смерти», в какого-нибудь типа, кто будет снимать фильм… Все они враги, все достойны смерти. Так что четырнадцать бойцов еще дадут свой последний бой. И никто не дрогнет в последнюю минуту, никто не